Люсьен Леви-Брюль - Первобытный менталитет

• Название: Первобытный менталитет
• Автор: Люсьен Леви-Брюль
• Издательство: Европейский Дом
• Жанр: Психология
• Год: 2002
• ISBN: 5-8015-0136-3

Фундаментальное исследование классика французской этнологии, посвященное проблемам духовной жизни первобытных обществ, в частности, их специфическому религиозному менталитету. Оно основано на огромном фактическом материале, собранном европейскими миссионерами, путешественниками и учеными в первобытных обществах во всех уголках планеты почти за три столетия. Книга предназначена для этнографов, философов, психологов и студентов гуманитарных факультетов.

На обложке: деревня Бонгу, Папуа-Новая Гвинея (стр. 171, 223, 392, 393) На внутренних сторонах обложки: рисунки на коре, аборигены Австралии

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России

Ouvrage réalisé dans le cadre du programme d’aide à la publication Pouchkine avec le soutien du Ministère des Affaires Etrangères français et de l’Ambassade de France en Russie

---

Вот эту-то духовную поддержку и обеспечивает ордалия. Она обладает мистической силой, воздействующей на заключенное в колдуне вредоносное начало и ставящей его в такое состояние, когда оно не может навредить. Со своей стороны, Нассау, который долгое время жил в том же районе Конго, где вела исследования мисс Кингсли, пишет: «Предполагают, что сам отвар почти что обладает свойством проникать…, свойством преследовать, подобно полицейскому агенту, в различных органах тела бродящий в них колдовской дух и в конце концов, как полагают, находить его и уничтожать»[33]. Уже в XVII в. итальянские миссионеры заметили, что все происходит так, как если бы этот яд выполнял специальную доверенную ему миссию. «Жрец приказывает этому питью (как если бы он обладал сверхчеловеческой властью) не останавливаться, если обвиняемый добропорядочный человек, в его желудке, а немедленно выйти из него, не сделав ему ничего плохого; но, если он виновен, причинить ему смерть, которую он заслужил»[34].

Наличие этого злого начала у какого-нибудь человека является ужасной и постоянной угрозой и для его близких, и для социальной группы, частью которой он является. Как только кто-то заподозрен в том, что скрывает в себе зловредное начало, кем бы он ни был, какую бы ни питали к нему до этого любовь, он должен выпить яд. Это вопрос общественного блага. Он не терпит отлагательства. Отсюда иногда и трагические ситуации. «Вождь потерял одну из своих жен. Спустя некоторое время на сына другой жены, вышедшего из дома среди ночи, напал леопард и у самых дверей дома, куда он бегом возвращался, схватил его за ногу. Ребенок получил серьезную рану, и его мать вынудила Матопе (вождя) прибегнуть к обычным методам обнаружения колдовства: результат всего этого был таков, что собственная мать Матопе была объявлена колдуньей! Мы были очень огорчены за эту бедную женщину. Она жила в другой деревне, отделенной от деревни ее сына рекой… Она любила смеяться и шутить, но такой приговор превратил ее в объект страха и отвращения. Ее избегали все туземцы, и жизнь стала для нее в тягость. Мы сделали для нее все что могли: поднесли ей подарки, пригласили ее навестить нас и предупредили, чтобы она не пила отравленной чаши. Мы заставили вождя ее деревни обещать нам, что ей не дадут этой чаши. Таким образом, мы добились отсрочки и воспользовались ею, чтобы поговорить об этом деле с Капеуи, главой страны, который был ее братом, и он обещал употребить все свое влияние в ее пользу. Ее сын был обычно очень удачлив на охоте. В течение всего срока ее ареста ему нельзя было ходить на охоту. Суеверие его было сильнейшим. В то же время мать стремилась уничтожить колдовство, парализовавшее ее сына: ведь она была так убеждена в своей невиновности! Она выпила яд и умерла. Такой дорогой ценой была куплена свобода сына. Теперь он снова смог заняться охотой на дичь»[35].

Неужели возможно, спросили бы мы, чтобы мать этого вождя захотела смерти жены своего сына и чтобы она «отдала» леопарду собственного внука? Однако туземец представляет себе вероятности не так, как мы. По его мнению, двойное несчастье, постигшее вождя в столь небольшой промежуток времени, не может быть случайным. Смерть молодой женщины уже была подозрительной; леопард же, напавший на ребенка, конечно, не был обычным животным: он действовал по распоряжению колдуна или был одушевлен его духом, или это был леопард-колдун, то есть связанный с колдуном тесной сопричастностью, не позволяющей уже отличить одного от другого. Требуя найти колдуна, мать раненого малыша лишь выражала общее чувство. Совершается испытание: оно указывает на собственную мать вождя, но обвинение не кажется столь неправдоподобным, каким оно показалось бы нам. В этих обществах подозрения часто падают сначала на непосредственное окружение или на близких того, кто был околдован. (Именно это имело место в описанном миссионером Жалла случае, который мы только что привели, когда был обвинен брат жертвы.) Самое невероятное обвинение встречается с доверием, потому что ордалия непогрешима, а с другой стороны, о наличии зловредного начала может быть неизвестно даже тому, в ком оно обитает. С этого момента несчастная стала вроде зачумленной, от нее бежали с большим страхом, чем если бы она распространяла вокруг себя заразную болезнь. Сын ее более не решался выходить на охоту из страха, как бы из-за матери с ним, его женой и ребенком не случилось несчастье. Необходимо, следовательно, было провести ордалию, и ее провели, несмотря на усилия миссионера. Если бы обвиняемая осталась невредима, колдуна стали бы искать в ином месте. Она умерла. Это одновременно и доказательство того, что подозрения были обоснованы, и конец тревоги, в которой пребывала деревня. Ордалия обнаружила и уничтожила зловредное начало. Попутно она убила и женщину, но разве могло быть иначе?

Тем не менее, вероятно, существуют и такие способы поразить это начало и вывести его из вредоносного состояния, которые не приводят к гибели того, в ком оно сокрыто, особенно если он невольный его носитель и даже не подозревает об этом. Уикс отметил такое представление среди бангала, которые допускают, что присутствие в ком-нибудь зловредного начала не обязательно превращает его в виновного. Его подвергают ордалии, но так, чтобы избавиться от этого начала, сохранив человеку жизнь. «Кто пользуется смертью отца или брата к своей выгоде? Сын или другой брат. Следовательно, если заболел отец, то подозрения ложатся на сына, и, исчерпав все способы изгнать болезнь, отец в качестве последнего средства подвергнет своего сына ордалии с дозой слишком слабой, чтобы убить его. Если сын изрыгнет яд, он невиновен: он это доказал определенно, и ему не делают ничего плохого. Если же он яда не изрыгает, если он тупеет и столбенеет, то это означает, что он просто медиум, которым пользуются оккультные силы для воздействия на его отца; доза яда очистит его организм от этих сил, и поскольку они более не смогут использовать его в качестве медиума, то отец его выздоровеет. С молодым человеком обращаются с самой большой осторожностью до тех пор, пока не исчезнут последствия ордалии, и тогда ему делают предупреждение, чтобы он не позволял больше использовать свое тело таким образом. Ему возвращают свободу, а товарищи его в деревне смотрят на него с таким же любопытством, как у нас они смотрят на школьника, вышедшего из больницы после перелома ноги. Оправдание молодого человека — и все с этим согласны — состоит в том, что он был одержим зловредным началом (witchcraft), не зная об этом»[36].

Уикс даже пишет: «На человека, объявленного виновным, не падает никакого позора, так как можно носить в себе зловредное начало, не подозревая об этом»[37].

Тем не менее трудно представить себе, чтобы вызываемый этим началом ужас не распространялся и на того, кто его носит. В таких, очень редких, случаях, когда позор в собственном смысле слова не покрывает несчастного, он все же становится объектом страха и почти неизбежно — ненависти. Сохраняя жизнь молодому человеку, о котором шла речь в вышеприведенном наблюдении, ему делают серьезное предупреждение, весьма напоминающее угрозу. Пусть только его отец снова заболеет, а лекарства не окажут действия — сын вновь подвергнется ордалии, но на этот раз порция яда будет решающей.

Бангала верят в то, что, изгнанное из одного человека, зловредное начало может по воле первого и под воздействием ордалии войти в другого. Об этом свидетельствует следующий факт. «Мне стало известно, — пишет Уикс, — о случае с одним мальчишкой, которому дядя однажды дал оплеуху. Ребенок повернулся и сказал: «Я тебя заколдую». Вскоре после этого дядя заболел и не поправлялся, несмотря ни на лекарства, ни на нгангу («доктора»). В конце концов он подверг мальчика ордалии ядом. Тот не изрыгнул его и был объявлен виновным в том, что заколдовал своего дядю, и тот сильно его наказал. (Доза была слишком слабой, чтобы подвергнуть ребенка опасности.) Кроме того, он потребовал от отца ребенка возмещения в размере двухсот медных прутков, чтобы заплатить нганге, который давал яд, и научить ребенка не трогать людей. Этот дядя взял себе новую жену; у той был младший брат, посещавший мою школу. Однажды этот дядя пришел и потребовал у меня этого мальчишку, чтобы подвергнуть его ордалии. Я отказался выдать ребенка на такое дело и добавил: «А впрочем, он и не из вашей семье». (Я еще не знал о недавней женитьбе.) «Э, нет, — возразил мужчина, — я женился на его сестре, и он сейчас околдовывает меня с помощью своей сестры, являющейся моей женой. Мой племянник, выпивший яд некоторое время назад, сказал, что он передал зловредное начало моему юному шурину». Отсюда следует, что злой мальчишка может сказать, будто он передал свое колдовство (witchcraft) другому молодому человеку, и таким образом навлечь на него самые серьезные неприятности»[38].