Олег Гордиевский - Следующая остановка - расстрел

• Название: Следующая остановка - расстрел
• Автор: Олег Гордиевский
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00453-6

Он был заочно приговорен к расстрелу, и его дело до сих пор не закрыто! Как только не называли Олега Гордиевского после скандального побега из Москвы под самым носом бдительных чекистов. Но он всего лишь был не согласен с существующим в Советском Союзе режимом и приверженцем западной демократии. Проработав долгие годы на Западе в качестве сотрудника КГБ под дипломатическим прикрытием, он испытал на себе всё лицемерие пропаганды, кричащей о строительстве коммунизма в отдельно взятой стране. Оказавшись в сложных жизненных обстоятельствах, он начал сотрудничать с английской разведкой, пока не попал под подозрение Центра. О вербовке иностранной агентуры, о секретной «кухне» шпионажа и о своей жизни с предельной откровенностью рассказывает Олег Гордиевский в автобиографической книге, которая во многом расходится с общепринятыми представлениями о службе госбезопасности…

---

Самое сложное задание для нас представляли встречи с «агентом» и последующее составление отчета. Еще до выхода на задание мы уже имели некоторое представление о том, с кем будем встречаться. Ими должны были оказаться комитетские отставники, лет шестидесяти или старше. В качестве опознавательного знака они использовали какой-нибудь свернутый в трубочку или торчавший у них из кармана журнал. Обычно местом встречи служил ресторан, скромное кафе или винный бар, где можно за выпивкой и закуской беседовать, не привлекая внимания посторонних.

Старые чекисты знали, что мы всего лишь новички в этом деле, и относились к нам снисходительно. Если они и устраивали нам ловушки, то только по сценарию, разработанному нашим руководством. «Агент» мог как бы невзначай упомянуть, что его племянник устраивается на работу в Министерство иностранных дел, а затем переключиться совершенно на другую тему. Однако именно в этой, оброненной как бы между прочим фразе и заключалась ловушка. Предполагалось, что ты должен будешь зацепиться за этот «малозначительный» факт из «биографии» твоего «агента» и далее использовать его в своей «работе». Короче говоря, упоминание о племяннике, будущем сотруднике МИД, являлось ключевым моментом нашего разговора, и, если курсант упускал его из вида, то это зачитывалось ему как минус. После встречи полагалось составлять два отчета. В первом подробно описывалась сама встреча — место ее проведения, в какой обстановке она проходила, как долго длилась, как вел себя «агент»: был ли он расслаблен, весел или нервозен. Во втором отчете требовалось подробно изложить всю выведанную у него информацию, к примеру его отношение к политике Соединенных Штатов на Ближнем Востоке или к каким-нибудь другим событиям в мире.

Естественно, приходилось серьезно обосновывать свою информацию. Группа слежения, шедшая по твоему следу и наблюдавшая за тобой, могла интерпретировать твои действия иначе. Точно так же и встречавшийся с тобою «агент» мог в своем отчете представить тебя в невыгодном свете. И хотя бывшие чекисты были, как правило, доброжелательны, мы всячески старались заслужить их одобрение. Порой случались и курьезы: курсанты подробно живописали действия групп слежения, тогда как именно в этих случаях никакой слежки за ними не устанавливалось. Не могли же мы всегда точно установить, тянется за нами хвост или нет.

Большое внимание-в КГБ — придавалось использованию разного рода условных сигналов. Они подразделялись на две группы

Первая: познавательные знаки, свидетельствующие о том, что это тот самый человек, который вам нужен. Ими обычно служили газеты или журналы, сложенные, свернутые в трубочку или как-то совсем по-особенному, в руке, под мышкой или в кармане интересующего вас лица. Вторая: надписи или пометки, оставляемые в заранее обусловленных местах. Позже, в семидесятых годах, КГБ стал использовать в качестве условных знаков предметы, которым место в мусорном контейнере, — смятые пачки из-под сигарет, гнутые гвозди или кожуру бананов, которые оставлялись, к примеру, на каком-нибудь определенном подоконнике или балконе. Проходя мимо конкретного подоконника, можно, как бы невзначай, бросить на него условленный предмет, который ваш связной, явившись туда через полчаса, непременно заметит. В шестидесятых, однако, самым излюбленным знаком была условная пометка, нанесенная мелом на фонарном столбе, на стене, на доске объявлений или на дорожных знаках. Пометки были самые разнообразные: цифра, крестик, обведенная кружком галочка — и могли означать что угодно, например: загляните в тайник; я забрал содержимое тайника; срочно нуждаюсь во встрече; завтра выезжаю из страны и так далее. По установленному КГБ правилу, тот, кто оставил пометку, должен был по прошествии определенного времени вернуться на место и влажной тряпкой стереть ее. Для всех нелегалов, работавших за рубежом, существовал перечень знаков, по которым его куратор, имевший в данной стране официальный статус, периодически объезжая условленные места, обнаруживал оставленные для него нелегалом пометки и без труда расшифровывал их.

Понимаю, что все это читателю может показаться по детски наивным, да нам и самим порой казалось весьма примитивным и странным: взрослые интеллигентные люди, окончившие институт, изучавшие серьезные предметы, владеющие иностранными языками, играют в прятки — разъезжают по городу, ставя мелом дурацкие пометки на столбах. Но мы отдавали себе отчет в том, что с помощью таких вот «детских игр» мы сможем застраховать себя от провалов, и мы продолжали считать, и вполне искренно, что в работе разведчика присутствует элемент авантюризма и что в нашей профессии надо уметь предпринимать серьезные и ответственные действия. Мы прекрасно знали, что большая часть времени будет у нас уходить на чтение и писанину всяких отчетов и справок. Так почему бы нам, коль скоро предоставилась такая возможность, не поучаствовать в романтической авантюре? Мы, курсанты, представляли собой группу молодых людей с разным культурным и образовательным уровнем, одинаково одухотворенных и не чуждых юмора и свою будущую работу воспринимали очень серьезно.

В школе номер 101 обучалось около двухсот курсантов, примерно столько же — в разведшколе Военной дипломатической академии при Главном разведуправлении. Все курсанты отрабатывали свои практические задания в Москве, так что у членов групп слежения работы было хоть отбавляй, и им было на ком оттачивать свое мастерство. Как-то во время практических занятий я, решив пообедать, забежал в кафе, твердо зная, что нахожусь под пристальным наблюдением. Отстояв в очереди, я с подносом занял место за столиком, поел и отнес поднос с грязной посудой к окошку мойки. Все это время я внимательно наблюдал за посетителями кафе, но ничего подозрительного не заметил. Тем не менее на очередном занятии преподаватель зачитал отчет «слежки», в котором так красноречиво было расписано мое пребывание в кафе, что можно было только диву даваться. Я так и не понял, кто же из присутствовавших тогда в кафе был моим хвостом.

— Ты с подозрением поглядывал на человека, сидевшего за соседним столиком, — позже сказал мне один из группы слежения. — Неужели ты не догадался?

— Собственно говоря, я именно так и подумал, — ответил я.

— Ты что же, решил, что мы зайдем за тобой следом в кафе и сядем неподалеку? Да никогда в жизни!

Два года спустя, уже готовясь к своему первому выезду за рубеж, я снова прошел практику, но на этот раз уже в составе группы слежения. В течение трех часов мы «пасли» свой объект наблюдения в центре Москвы, и это было похоже на увлекательный шпионский фильм.

Такое постоянное и интенсивное обучение курсантов новым приемам разведработы положительно сказалось и на деятельности советской контрразведки. Одно поколение будущих сотрудников КГБ за другим в поисках наиболее подходящих мест для тайников и нанесения условных меток исколесили всю столицу. Кажется, что уже не осталось в городе улицы или сквера, моста, туннеля, дворика или лестничного марша, которые не были бы ими задействованы во время практических занятий. В результате группы слежения, «пасшие» курсантов на их маршрутах, изучили все точки, наиболее удачные для оборудования в них тайников и нанесения условных меток.

А сотрудники иностранных разведок, таких, как ЦРУ, блуждая по городу, почти всегда выбирали места для тайников, до боли знакомые советским контрразведчикам. Так что чекистам не составляло большого труда схватить церэушника с поличным.

Один из приемов общения со связным я считал почти бесполезным — пустая трата времени, — да и использовался он крайне редко. Это — моментальная передача.

Я не понимал, почему о нем так много говорилось и писалось, поскольку в реальных условиях возможности его осуществления весьма ограниченны. Самым удачным местом для отработки таких контактов были тамбуры между дверями многочисленных московских магазинов, в которые в холодное время года вдувался теплый воздух. Если позволяла обстановка, курсант, находившийся за окном магазина, подавал сигнал проходившему по улице «агенту», тот входил в тамбур, где наталкивался на выходившего курсанта. В этот момент и происходила передача какого-либо предмета. Он либо опускался другому в карман пальто, либо просто передавался из рук в руки. Иногда на практических занятиях мы умудрялись незаметно обмениваться «дипломатами». При этом соблюдалось главное условие обмена — оба чемоданчика должны быть совершенно одинаковыми.

В нашей учебной программе на изучение трудов основоположников марксизма-ленинизма времени отводилось не так уж и много. Да оно нам, собственно говоря, и не требовалось, поскольку большинство из нас пришло в школу уже идейно подкованными и начитанными, не хуже самих преподавателей. Должен заметить, что я настолько был увлечен другими предметами, непосредственно связанными с нашей будущей работой, что общественно-политические предметы утратили свою привычную первостепенную значимость. Тем не менее, по неписаному правилу, все курсанты нашей школы должны были непременно стать коммунистами. Членство в партии как бы олицетворяло твою лояльность советскому строю, высокий моральный облик и дисциплинированность.