Иван Охлобыстин - Записки Изборского клуба

• Название: Записки Изборского клуба
• Автор: Иван Охлобыстин
• Жанр: Современная проза

Сборник публикаций И.И. Охлобыстина размещенных на сайте Изборского клуба (http://www.izborsk-club.ru/) в 2014-2016 годах.

Иван Иванович Охлобыстин (род. 22 июля 1966, дом отдыха «Поленово», Тульская область) — советский, российский актёр кино и телевидения, кинорежиссёр, сценарист, драматург, журналист и писатель. Священник Русской православной церкви, временно отстранённый от служения по собственному желанию. Креативный директор компании «Baon». Постоянный член Изборского клуба.

Изборский клуб экспертов – создан в сентябре 2012 года в городе Изборск Псковской области. Инициаторами клуба выступили известные политики, мыслители и общественные деятели государственно-патриотической направленности.

 При оформлении обложки использован логотип Изборского клуба.

---

И да благословит вас Господь!

Блог Охлобыстина 26.11.2015

В России рано или поздно наступит монархия

Актер недавно заявил, что намерен вернуться к службе в церкви. Мало того, по дороге к храму Иван примером своей веры обратил в реальное православие и известнейшего японско-голливудского актера Кэри-Хироюки Тагаву, сыгравшего в фильме главную роль.

- «Иерей-сан» - отличное название и идея. Откуда она взялась?

- Я как-то стоял в Благовещенском соборе, и там среди епископов был явный японец. Мне объяснили, что в Японии есть крепкая православная церковь, сейчас их 50 тысяч человек и это потомки сегунов-самураев. Когда-то их, разбитых войсками императора, вдохновил на веру русский богослов Николай Касаткин, канонизированный потом как Николай Японский. Он, зная японский язык, понимая менталитет и культуру, вернул самураям смысл жизни. Не может настоящий японец, тем более, самурай, жить для себя. Жертвенностью и категоричностью самураи очень похожи на нас, как ни странно. Тогда же у меня родился сюжет – что бы было, если бы в нашу умирающую деревню на окраине прибыл японец? А японцы могут на камне вырастить рис – это у них в генетике заложено. Они трудолюбивы, напористы. В общем, у меня родилась история про японца-священника со сложным прошлым и к тому же брата могущественного якудзы. Однажды он становится причиной криминальных разборок и его отправляют служить в Россию, в захудалое село Глубокое. А там своих проблем хватает - из этой деревни всех хочет выселить местный чиновник, ради освоения залежей красной глины.

- Местный чиновник - это кто?

- Это, конечно, я. Я всех мерзавцев стараюсь брать себе. Потому что я не в восторге от собственной внешности и от всего остального… В фильме играют Тагава, Петр Мамонов, Игорь Жижикин, Люба Толкалина, Петр Федоров — у каждого своя история и все они находятся в ситуации крайнего форс-мажора и опустошения. Сначала они на японца смотрят саркастично, но оказывается, что каждый из них в душе самурай. Что женщины, что мужчины. И они почувствовали, что такое радость понимания друг друга и приятие друг друга такими, как мы есть.

- Это вы такую метафору России нарисовали?

- В общем, да. Но я никакого политизированного смысла не вкладывал. Искусство, конечно, должно отражать то, что происходит, но если туда навязывать шаблонные лозунги — будет пустышка.

- Вы, Иван, говорите, что не в восторге от своей внешности, но тем не менее ваш герой, хоть и злодей-чиновник, но такой при этом красавчик и денди в дорогом костюме. А в жизни вы костюмы носите? И вообще, вы тусовочный человек?

- Честно говоря, я никогда не был тусовочным человеком. Но мне всегда шли костюмы. И это не потому, что я человек элегантный или мне привили это с детства. Все очень просто. Я играл в регби. Я был невысокого роста и моей задачей было вынести за круг мяч. Сначала по мне пробегала моя команда, потом команда противника. И телосложение у меня такое, что, если смотреть в фас, оно такое же, как и в профиль. То есть, я сделан валиком. А у кого такая фигура, им всем идут костюмы. Но я все равно люблю свободную одежду и приложил максимум усилий, чтобы избежать всяких презентаций. И жена Оксанка тоже не любит все это дело. Нам скучно там. Лучше сидеть с друзьями где-нибудь в лодке или на берегу, или в спортзале, или за столом дома и говорить по-человечески, никуда не торопясь. Только вот баню как досуг я не понимаю. Хотя, знаете, есть у меня хулиганские понты. Иногда вот подъезжаю к дому, вижу, что у меня там дети играют, и тогда я врубаю в машине «Рэд хот чили пепперс» - папа приехал. Вот это понты. А еще заявиться на гламурный вечер в перстнях и шубе — есть у меня для такое цели роскошная бобровая шуба в пол, как у наркодилера колумбийского. И лимузин заказать, чтоб ко входу подъехал! Это же прямо клизма майонезом для гламура. Оксанка, правда, стесняется этого моего панк-хулиганства. Да и мне быстро надоедает, хотя рокеры бывшими не бывают. У нас с женой и детки такие – четвертьрокерские.

- А седьмой-то будет?

- Я хочу детей еще. Мне нравятся маленькие, мне нравится, как они пахнут. Мне нравится вот вся эта нелепость, которая вокруг них. Я чувствую себя еще более оживленным, потому что я могу этому существу помогать. В общем, я поймал себя на такой мысли, поделился с детьми. Дети нахмурили бровки, сделали вид, что поняли, но не думаю, что они поняли до конца это… но я очень на это рассчитываю — на седьмого. И Оксанку подбиваю. Мы люди пьющие, можем и расслабиться. Кстати, слухи о моем пьянстве преувеличены. Когда началась история с Новороссией и я, естественно, встал на сторону русских людей, украинская сторона пустила дикий слух, что с белой горячкой меня положили в дурдом. Это очень смешно. Я люблю иногда выпить, но из всех напитков мне нравится Кальвадос. Я не фанат водки. Виски мне не нравится, коньяк тоже мне не нравится. Абсент считаю очень коварной штукой. Однажды мы провели эксперимент. Я говорю Оксанке и детям – детки, надо выверить мой норматив абсента, снимаем меня на мобильный телефон, я хочу понять сколько рюмочек в самый раз. Оказалось, семь с половиной рюмочек абсента — моя норма.

- А чем вы с детьми еще занимаетесь?

- Грибы собираем, гуляем. Гаджетман я один в семье. Но я не люблю говорить по телефону. А дети родились уже когда появились мобильные телефоны и для них это быт и ничего более. Им интереснее тир, они с удовольствием со мной туда ходят. И путешествуем мы всегда вместе. Вообще мы с Оксанкой придерживаемся того мнения, что чем больше дети находятся рядом с нами, тем лучше. И дети это разделяют. Потому что мы не диктаторы. У меня огромная семья. Когда я прихожу домой, они все приходят со мной полежать-поговорить. То счастливое мгновение, когда я открываю книгу наступает только где-то через семь лежаний… Но периодически я понимаю реально, что Оксанку надо спасать, или она свихнется с шестью детьми. И я ее похищаю. Я стараюсь брать ее на все съемки. Работодатели очень сетуют по этому поводу, потому что они понять этого не могут. Приехал человек в другой город, с женой – на фига? Ни выпить, ни погулять… А для меня это нормально, потому что девчонка хоть развеется.

Голливудский актер Кэри-Хирюки Тагава сыграл в картине «Иерей-сан» японского священника, спасающегося от якудза в глухой русской деревне. Роль настолько повлияла на японца, что он принял православие, получив при крещении имя Пантелеимон. 

- А много друзей стали «бывшими» из-за политических разногласий? Я была свидетелем вашей пикировки с Макаревичем…

- Я все-таки больше консерватор, считаю, что нация в трудные времена должна консолидироваться. И хоть мне не по душе либерализм Андрея, я должен признать, что у либералов не так много людей «на зарплате», гораздо больше искренне говорят то, что думают, работают за идею. К сожалению, у нас 90% тех, кто называется консервативно-патриотическим кругом, – это либо зарплата, либо псих. Не так много адекватных людей, кто работает не за карьеру, а потому, что действительно так думают. Очень мало. А бывшими я своих друзей не называю. Вот над музыкой в «Иерей-сан» у нас работал Борис Гребенщиков — он склоняется к либеральной части, ему сейчас сложно. Но я его люблю. И Артемия Троицкого люблю. Я ж христианин, а мы любим грешника, мы ненавидим грех. То же самое с Макаревичем. История, связанная с ним, это личная трагедия. Мы приятельствовали, я воспитан на его песнях. Очень много пережито под них, много километров изъезжено. Он мне всегда нравился, я и сейчас с большим пиететом к нему отношусь, что не мешает мне констатировать, что он запутался. Я не люблю делать исподволь. Нужно высказать свое мнение, может быть, я неправ с этой его поездкой под Славянск… Но мне кажется, что он раскаивается… и я думаю, нам нельзя переходить на базарно-коммунальные склоки, нельзя переходить на личности.

- Все правильно. Но ваши посты, которые я читаю… вы наехали на Акунина, потом вы наехали на Бабченко, потом вы наехали на Быкова. Что это такое?

- Диму Быкова я люблю тоже. Как бы он меня ни оскорблял, я продолжу его любить. Что до Акунина, я фанат его фандоринского цикла, и он замечательный литератор. А у нас в России поэт больше, чем поэт. Нужно стимулировать людей к оптимизму и желанию жить, работать, а не канючить из-за границы что-то. И уж точно не обвинять меня и Захара Прилепина в низкопоклонстве. Прилепин – мною любимый человек, литератор экстра-класса, дорогую цену заплативший за возможность резко и прямо высказываться. Про себя я тут скажу одно - мне десятилетиями вбивали в голову, что в России рано или поздно наступит монархия. И я живу этим. У нас огромные территории. У нас горизонталь не получится. Если посмотреть по карте, у нас один Ханты-Мансийский край – это вся Европа. У нас должна вертикаль существовать. Вот сейчас Путин – в принципе, это монархия, потому что не примется ни одного решения, начиная от муниципалитета и заканчивая МИДом, пока Путин не скажет «да».