Янко Есенский - Демократы

• Название: Демократы
• Автор: Янко Есенский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01180-0

«Демократы» — увлекательный роман известного словацкого поэта и прозаика Янко Есенского (1874—1945) о похождениях молодого провинциального чиновника Яна Ландика. С юмором и даже сарказмом рисует автор широкую картину жизни словацкого буржуазного общества накануне кризисных событий второй мировой войны.

---

«Пан сенатор Зачин прибыл в Старе Место, где был тепло встречен своими избирателями».

— Розвалид не захотел пойти с сумой, — проскрежетал Радлак.

— Его погубили политические векселя, — хмуро пробурчал Микеска.

Все удивились. «Политический вексель»? Пожалуй, это единственный вексель, по которому не нужно платить. И чтобы человек из-за него кончал жизнь самоубийством?! Этот вексель выдается без бланка, без подписи, без срока. Обязательство чертят пальцем в воздухе или пишут вилами на воде. Неплатеж по нему обходится — самое большее — в несколько тысяч обманутых надежд избирателей. Из-за такого векселя никто не дырявит себе голову.

— Это совсем не то, что вы думаете, господа, — понял Микеска молчаливое изумление присутствовавших; откашлявшись и проглотив слюну, он пояснил: — Это не то, что вы имеете в виду, не «политический вексель» вроде обещания пересмотреть зарплату, который стоит в программе партии пятнадцать лет с отсрочкой платежа до дня, когда внуки подрастут. Розвалид погиб из-за самого настоящего векселя в пятьсот тысяч крон, который банк по его распоряжению оплатил влиятельному, но довольно бедному общественному деятелю для основания какого-то кооператива по выделке кож. Той самой кожи, что необходима на сапоги, которые мы давно обещали преподнести избирателям, чтобы им легче было шагать на выборы по лужам и грязи. Политические убеждения, которые держатся на сапогах и керпцах{103}. Поручителями были трое известных богачей, вексель обычный, краткосрочный, шестимесячный, а не на внуков. Розвалид не решился обидеть влиятельных лиц и не опротестовал вексель в срок. Вероятно, он надеялся, что, если понадобится, они поддержат нас, ну, скажем, при санации банка, каким-нибудь государственным или партийным вкладом под минимальные проценты, а то и беспроцентным. Он поручился за этих господ. А когда срок протеста прошел, господа вильнули хвостом и платить отказались. Поручитель по векселю похож на драгоценный камень в дешевой оправе: если выпал, то пропал, и перстень можно выбросить. Протест по векселю — та тонкая оправа, которая держит драгоценные камни — поручителей. Оправа лопнула, поручители выпали, и ни за что на свете не отыскать их! Сами понимаете, господа!

Господа понимающе покивали. Некоторое время все хранили стыдливое молчание. Ни один не отваживался спросить имена поручителей. А вдруг это известные деятели их партии?.. Наконец Семенянский робко прошептал:

— Наши?

— Не наши, — развеял опасения секретарь, — только несчастный Розвалид наш, а господа поручители из чужого лагеря.

— А банк? — осмелел Петрович.

— Под руководством наших людей. То-то и печально, — почесал в затылке Микеска. В горле у него засипело, как в непрочищенной трубке, он закашлялся и оглядел окружающих с таким видом, будто сам был повинен в несчастье, постигшем Розвалида.

— Ревизоры обнаружили потерявшую всякую ценность бумажку, — скорбно продолжал он, — и решили взыскать с должника, а в случае неуплаты — с того, кто пропустил срок опротестования векселя. А пропустил наш Розвалид. Дело затянулось. Начался процесс. Проценты, издержки росли. Банк негодовал. Конечно, взыскивать нужно, но взыскание взысканию рознь. Зачем свирепствовать?.. Случалось вам видеть бешеную корову? Сорвется с привязи, выбежит во двор, морда в пене, корова брыкается и любого готова поднять на рога. Она и то справедливее — бодает всех подряд, а банк поднял на рога, топтал и душил одного Розвалида. А он был человек хворый и нервный, не выдержал и задумал покончить с собой. Но и этого толком не сумел сделать. Руки у него тряслись. Револьвер, приставленный к виску, дрогнул, и пуля только скользнула по лобной кости: Падая, Розвалид стукнулся затылком об острый угол письменного стола. Эта рана оказалась тяжелее первой. Он не потерял сознания, но не шевелился и даже не кричал. Лежал на ковре и ждал смерти. Вместо смерти явилась кухарка. Молодая, красивая девушка. Она помогла ему встать, уложила в постель, позвала доктора. Жена увидела его уже в постели с забинтованной головой. Узнав о случившемся, она упала в обморок, ее едва привели в чувство. Доктор заключил, что ничего серьезного не произошло — разбита голова, и все. Он промыл раны, наложил швы, велел ему ходить, а жене — лежать, потому что сердце у нее слабое.

Микеска кисло улыбнулся.

— Стрелялся муж, а жена чуть не умерла. Врачу-то что! Для него это только разбитая голова, пустяк! — задыхался секретарь. — А вот те семьсот тысяч, по мнению Розвалида, стоили жизни им обоим, ему и жене. Бедняге ничего не хотелось, — подниматься с постели, возвращаться к жизни, идти в банк, где он уже не был директором. Пустили в ход все параграфы нового закона о банках, строгие, неумолимые, точные. На его вклады и ценные бумаги наложили арест, конфисковали мебель, ковры, книги. Спасибо еще, что кровати и матрацы, на которых лежали супруги, не вытащили из-под них и не унесли. Бешеная корова — пустяк по сравнению с бешеными людьми!.. А ведь это был даже не его долг. Да, люди становятся страшными, когда спасают свою собственность, бешеными и гнусными… Розвалид просыпался по ночам, искал револьвер, яд, нож, веревку, тяжелый предмет. Он не хотел больше жить. Если бы не кухарка, — благородная девушка, которая не спускала с него глаз, ухаживала за ним, успокаивала, — пожалуй, было бы у нас в одном доме двое похорон.

— А эти господа, эти негодяи — ничего? — негодовал Петрович на поручителей.

— Пальцем не шевельнули, — нахмурился секретарь.

— Возмутительно!

— Возмутительно, что директор вовремя не принял мер, — заступился за банк доктор Рубар. — Он мог всех вкладчиков по миру пустить. Это было бы куда хуже. Так — один нищий, ну, два, а то были бы тысячи.

— Возмутительно, — гневно возразил Петрович, — что поручители злоупотребили благородством директора и отреклись от своего обязательства.

— Надо разбираться, кто с кем может позволить себе поступить благородно. И вообще рыцарское благородство — понятие средневековое, а в банковском деле — это преступление.

— Рыцарства не было и в средние века. Рыцарское благородство — это романтический вымысел, — стыдливо вставил Семенянский.

— Существуют и нравственные причины. Я тоже не опротестовал бы вексель друга — Зачина или твой, — вывернулся Петрович.

— Для банка существуют только финансовые соображения. Там нет места дружеским чувствам. Розвалид поступил неправильно.

— А три поручителя, которые увильнули?

— С юридической точки зрения они правы.

— Фу! Ты циник!

— В таком случае и закон циничен.

— Розвалид напрасно спешил стреляться, — вскользь заметил Зачин. — Закон о банках направлен против истинных банковских воров — чиновников, директоров, управляющих банками. Жаль, но провинциальные финансовые власти не умеют его применять.

— Черта с два! — выпалил Петрович. — В свое время ты сам голосовал за этот закон, а не понимаешь, что беспощадная суровость банков есть результат политики государственных субсидий. Пусть не берут пособий, — уселся он на своего конька, — такое пособие — самый дорогой заем, проценты выплачиваются зависимым положением, потерей самостоятельности, унизительной кабалой, рабством. Независимые банки становятся пленниками того, кто их субсидирует, а он приставляет им штык к горлу. Директор предписывает: «Раздеть чиновников и одеть банк в их одежду. Снизить жалованье, премии, тантьемы. Пусть вернут все, что получили от банка». Вот потому-то банки и становятся фуриями, или, как сказал пан секретарь, бешеными коровами.

— Кто ответствен за других, тот не смеет рисковать, — пробурчал доктор Рубар. — Розвалид рисковал, да еще чужими деньгами.

— Государственный надзор необходим, — поучал Жалудь, — управляющие ненадежны — совести ни на грош, а карманы бездонные! Кто позаботится об интересах мелких вкладчиков, кроме государства?

— О да! С помощью своих комиссаров, — засмеялся Радлак. Он опять попробовал поддеть Жалудя, зная, что тот состоит штатным защитником общественных интересов в двух финансовых учреждениях, а еще в двух — членом совета правления. — Сколько это вам дает?

— Меньше, чем вам «Кредитка», «Арсенал» и «Цемент», — отбил нападение атакуемый.

— Там ведь Зачин, — защищался Радлак.

— Зачем упрекать друг друга? — утихомиривал их Рубар. — Все распределено честно.

Семенянский громко засмеялся, но тотчас же прикрыл рот ладонью. Его рассмешило, что об этом говорит Рубар, у которого была своя доля во многих предприятиях, не то что у Петровича.

— Куда нам, провинциалам, до вас, — закашлялся Микеска.

— У вас ничего нет? — изумился Зачин.

— Ну, что вы! Я уполномоченный контролер в филиале интуристского общества «Добро пожаловать!», вице-президент в «Соколе», секретарь тридцать седьмой корпорации «Лиги»{104}, заместитель председателя местного отделения «Словацкой Матицы» и технический секретарь стрелкового общества «Пли!».