Янко Есенский - Демократы

• Название: Демократы
• Автор: Янко Есенский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01180-0

«Демократы» — увлекательный роман известного словацкого поэта и прозаика Янко Есенского (1874—1945) о похождениях молодого провинциального чиновника Яна Ландика. С юмором и даже сарказмом рисует автор широкую картину жизни словацкого буржуазного общества накануне кризисных событий второй мировой войны.

---

— Подожди, еще придут, и твоя кандидатура полетит, — пригрозил Корень.

Петрович стушевался.

— Это к делу не относится. — Президент был зол: все начиналось снова! — Снимаю вопрос с повестки дня, как неподготовленный.

— Расследование необходимо для ясности, — не унимался Клинчек.

— Для ясности, — сердито рявкнул президент, — мы обследуем все, что нужно обследовать, потребуем свидетельство о лояльности Академии, присягнем в собственной лояльности, — что еще прикажете?

— Правильно! — Клинчек был удовлетворен.

Посыпались миллионы на шоссейные дороги. Члены комитета не замечали золотого дождя, даже не слышали его шума.

После заседания вице-президент доктор Кияк, пытаясь сострить, спросил президента:

— А кто проверит твою лояльность? Ты ведь президент Академии.

— Как кто?! Жандармы! Хотя бы жандармы-стажеры.

— Смотри, как бы ты не попал в картотеку своего третьего отделения.

— Надо поглядеть, не попал ли уже.

К ним подошел Корень.

— Не возьму в толк, почему Петрович так выступал, — недоумевал он.

— Из чувства признательности, — пояснил президент, — ему удалось заключить пакт с радикалами, теперь он ублажает их за счет краевой казны…

— А я все-таки не понимаю, — Кияк прикинулся простачком, — почему молчали автономисты и почему даже аграрников не воодушевила речь Петровича.

— Я и сам не сразу понял, — отозвался президент, — лишь во время дебатов сообразил, что дело-то совсем простое. У клерикалов свое просвещение, у аграрников — свое. Черное просвещение, зеленое просвещение.

— Есть еще красное, — дополнил Кияк.

— И красное, — согласился президент. — Отпадет одно — другим больше останется. В былые времена, когда я еще занимался сельским хозяйством, был у меня кучер, так он крал овес для своих лошадей где только мог, хотя получал регулярно сколько надо. Вся прочая скотина могла подохнуть с голоду. Это — любовь к своему, к собственности, привязанность, против которой и смерть бессильна.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Голосуйте за четвертый номер

Мал сверчок, да громко трещит. Младенец говорить еще не умеет, но перекричит всех в семье; маленький чиновник устраивает вокруг себя столько шуму и трескотни, что с ним не потягается и десяток министров, крошка воробышек перечирикает своего старого папашу-воробья, спокойно прыгающего по тротуару; маленькая тележка прогрохочет на всю деревню, а сорок лошадиных сил прожужжат мимо тебя с едва слышным «ссст».

Вот и маленькие числа бушевали, забивая большие! Приближался срок выборов.

Долой четырехзначные числа судебных повесток, налоговых уведомлений, на номерах мотоциклов, автомобилей, телефонов, облигаций!

Долой трехзначные номера домов, всевозможных удостоверений, пожарных станций и бакенов!

Долой жалкие двухзначные номера на фуражках у полицейских, швейцаров, носильщиков и финансовых чиновников!

Внимание населения, как по команде, обратилось на номера от первого до двадцать первого — по числу партий, выставивших своих кандидатов в парламент.

Но и без команды, в какую бы сторону ты ни повернулся, куда бы ни глянул, отовсюду на тебя смотрели призывы: «Голосуйте за 1-й номер!», «Голосуйте за 3-й номер!», «Голосуйте за 9-й номер!». Отвернешься от стены, глянешь на забор — и там читаешь: «Голосуйте за 11-й номер!» Опустишь взгляд на свои ботинки и оказывается — ты шагаешь прямо по надписи, сделанной известью: «Голосуйте за 13-й номер!» Поднимешь глаза к небу в уверенности, что хоть там чисто, но пока твой взгляд взбирается по крышам и трубам все выше — глаза несколько раз непременно споткнутся о надписи: «Голосуйте за 15-й номер!», «Голосуйте за 18-й номер!»…

Не хватало только, чтоб частные или взятые напрокат цеппелины чертили белым дымом по голубому небу: «Голосуйте за 21-й номер!»

На перекрестках устраивались художественные выставки плакатов. Знакомые пузатые господа в черном хлобыстали шампанское и, никого не стесняясь, публично обнимали полуобнаженных женщин. Изможденные рабочие, разумеется, обливающиеся кровавым потом, грозили кому-то огромными молотами. Тощие крестьяне корчились под прессом, разевая беззубые рты. Пресс завинчивали, естественно, господа в шляпах с тетеревиными перьями, с громадными сигарами в толстых губах и с моноклями. Традиционные банкиры, стригущие купоны. Плачущие, оборванные женщины с младенцами, которые не могут высосать ни капли молока из иссохшей материнской груди. Мастерские в развалинах. Косы. Серпы. Прямые шестиконечные кресты{127}. А рядом — довольный крестьянин, счастливый рабочий в мирном семейном кругу перед миской, полной галушек. Толпы верующих у костелов. Под каждой картинкой, — соответствующий лозунг и призыв с номером: «Голосуйте за пятую партию… десятую… двенадцатую!»

Этих плакатов оказалось недостаточно, к тому же их смывало дождем, уносило ветром, их срывал противник, залеплял расклейщик афиш, и вскоре развелось множество ходячих реклам. По улицам и по площадям расхаживали клоуны — высокий и низенький, толстый и тонкий. Они двигались медленно, останавливались, поворачиваясь к прохожим то одним, то другим боком, на глазах у зевак вырастали и съеживались, худели и распухали, поднимая плакаты: «Голосуйте за 7-й номер!», «Голосуйте за 12-й номер!». Каждый, кто их видел, невольно замедлял шаг и засматривался на крикливые наряды, безобразные маски, на то, как они надуваются и со свистом выпускают воздух. Цифры на их спинах, рукавах и животах растягивались и сжимались.

На площадях и проспектах стояли автобусы с огромными рупорами, из которых неслись песенки и речи с неизменным рефреном:

— А потому голосуйте за шестнадцатый номер!..

Газетчики надрывной фистулой визжали о затянувшемся кризисе, о миллионе безработных, о коррупции, об аннулировании долгов, о мире и благосостоянии, централизации, автономии, демократии, о рае на земле, если граждане опомнятся и будут голосовать за номер первый, второй, третий… — вплоть до двадцать первого.

Таким был город.

Шеф полиции тщетно доказывал, что нельзя превращать выборы — важнейшее осуществление политических прав гражданина — в пошлую комедию. Но политические партии отстояли свое право на крик и шумиху во время предвыборной кампании и перенесли их из города в деревню.

В деревнях ораторы и избиратели уже не пели, как когда-то:

Вверх по Вагу, вниз по Вагу
встала радуга с утра.
Эй, словака кто полюбит,
тем — ура! ура! Ура!

Или:

Мы — братья семьи одной,
смелыми будем всегда,
любовью навеки скрепим
деревни и города.

Нет, теперь, чтобы «народные массы», как начали именовать народ, запомнили, под каким номером сулят им господа кандидаты леса, поля и горы — всю землю с ее сокровищами, равно как и небеса с их вечной благодатью, надо было вдолбить в башку избирателей прежде всего номер, за который следует голосовать, иначе все эти блага уплывут из их рук.

«…Бог наш един… начало одно. Конец один… Зачем же повторять одно и то же, — ведь мы одного поля ягоды, и раз мы одним миром мазаны, будем единодушны и проголосуем за первый номер…»

Приходил другой:

«…Почему один? Не верьте! Вдвоем легче путь коротать. Кто хвалится тем, что он социалист, или еще чем-нибудь, тот грехом хвалится, а кто грехом хвалится, грешит вдвойне. Ум хорошо, а два лучше. Двум петухам нечего делать на одной навозной куче. Не будем же грызться, как две собаки, не станем повторять дважды, что палка — о двух концах… Да здравствует второй номер!..»

Через несколько дней появлялся третий:

«…Братцы и сестрицы!.. Недаром говорят: обещанного три года ждут. Бог троицу любит! И бог триедин… Разве вы не знаете поговорки: Куд-куда! Кудах-тах-тах! Три яичка за трояк. Сплотимся же вокруг тройки!»

Изобретательность сторонника пятой партии была скромнее:

«У нас у всех по пять пальцев, так возьмемся за дело всей пятерней. Слава пятерке!»

А вот на стороне приверженцев семерки было само небо. К их услугам было семь дней недели, семь смертных грехов с дьяволом, который ни за что ангелом не станет, хоть его в семи костелах окрести. У них под рукой были и семь неурожайных лет египетских. Служили им и фольклор: «Юбок семьдесят купила…», и астрономия, потому что Большая Медведица состоит из семи звезд. Ну, а уж если всего этого не хватало, выручали «семь страстей Христовых»[29].