Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

• Название: Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
• Автор: Борис Пшеничный
• Издательство: Адиб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

Нам нужно зеркало, чтобы видеть себя. Для писателя Бориса Пшеничного фантастика — это «зеркало», которое дает возможность лучше увидеть и понять реальный мир — от человека до вселенной.

---

— Должно быть, так, Сэт.

— И он вернул тебя к жизни. Когда ты очнулся, бионик был на тебе.

— Правильно Сэт.

— Она, конечно, спросила о сроке — где тот предел, когда бионик уже не поможет.

— Все так и было, Сэт. Огорчилась, узнав, что всего сутки — ночь и день, полный оборот планеты.

— Но ты все-таки оставил им пояс. Зачем, Мит?

— Не я — они так решили. Я предложил другое.

* * *

Она сидела к нему спиной, поджав к подбородку колени, и спекшимися губами обдувала кровоточащие ссадины. Коротко спрашивала, когда что-то не понимала. Он терпеливо объяснял, обдумывая в то же время, как ему поступить. Собственно, ничего не изменилось, ситуация та же. Неясно только, зачем аборигены вернули его к жизни. Побольше узнать о бионике? Но это же глупо. Глупо и рискованно. Где гарантия, что он, едва придя в себя, не исчезнет вместе с биоником? На что рассчитывали? И почему это он должен жертвовать собой ради дикаря-убийцы?

«Уходи», — сказала она, не оборачиваясь. Он решил, что ослышался, — настолько неожиданно это прозвучало. «Уходи», повторила она и сжалась, будто ждала удара плетью. «Ты хочешь сказать»… — начал он и осекся. Ну да, она гонит его за Порог, — какие еще могут быть сомнения. Ей бы скорее вернуть своего Серого. «Сейчас, девочка, сейчас, вот только пересажу пояс».

Она опередила, преградила дорогу. «Ты можешь без этой штуки?» — спросила, вырвав из его рук пояс. Существовать без бионика? Может, конечно, он может, но ей-то зачем охранный пояс, если у них с парнем всего одна жизнь на двоих? «Нам хватит», — с неожиданной злостью сказала она, отступая и пряча за спиной ворсистую ленту, словно боялась, что ее отберут у нее. «А теперь сгинь, исчезни, тварь!» — она отошла еще дальше и подняла с земли камень…

Он выбрался из ущелья и порядочно уже прошел, но потом передумал, вернулся.

Стоянку было не узнать. Палатка повалена, вещи разбросаны. Жалко дымил, угасая, костер. Из еще тлевшей головешки запоздало выползло тощее пламя, пошарило вокруг себя и истаяло, не найдя пищи. Одна лишь речка все так же шумела, беснуясь в лабиринте камней.

Ему не пришлось долго бежать. За тем же завалом, куда они ходили рвать цветы, он увидел парня. Тот шел, осторожно ступая, поминутно поглядывая под ноги, чтобы не споткнуться, не упасть, не уронить ношу.

«Сутки, только сутки и ни часом позже, — шептала вслед парню голубая тень. — Между двумя восходами солнца».

— Знаешь, Сэт, о чем я подумал тогда? Вот она проснется, а он уже будет спать. И так каждый раз. Ни говорить, ни улыбнуться, ни посмотреть друг другу в глаза им уже не суждено. Они до конца дней своих будут рядом и никогда вместе… Я думаю об этом все двадцать лет.

Под куполом камеры ударил гонг. Заветная ночь кончилась.

— Ты опоздал, Мит. За нами уже идут.

За стеной послышались шаги. Пока далеко, в самом конце коридора. Старик повернулся лицом к двери.

— Ты им скажешь Сэт: я уйду за Порог там, на планете людей. Вы отправите меня к людям. Такова моя последняя воля, мой завет.

— Ты бредишь, Мит! Вспомни: «Да будет мудрым твое слово»…

— Я должен найти этих несчастных, у которых одна жизнь на двоих, и отдать им свою. И я найду их, клянусь, найду. Среди миллионов, миллиардов…

— Опомнись, Мит! Я не могу…

— Ты не нарушишь Традицию, не посмеешь.

Двери камеры дрогнули, разошлись.

— Я верю в тебя, Сэт. Исполняй! Да будет благим твое дело!

УЙТИ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ

Кажется, здесь… Вход был прямо с тротуара, его пробили, видимо, много позднее, чем построили здание, и издали он напоминал пустую нишу для рекламных щитов. Одна только наспех привинченная дверная ручка давала понять, что здесь вход… Марио еще раз осмотрел дверь и стену — никакой вывески, и тем не менее он решил войти.

Крохотная прихожая отгородила его от уличного шума. Под потолком лениво помигивала неоновая лампа. Чем-то пахло — не то сыростью, не то затхлостью, а скорее — тем и другим вместе. Наверняка помещение не проветривалось, и не похоже, чтобы сюда часто заходили люди.

Марно стоял, все еще сомневаясь, туда ли попал и стоит ли толкаться в следующую дверь. Он так долго искал работу, что потерял всякую надежду, и не хотел услышать очередной отказ, лучше уж сразу повернуться и уйти. Да и едва ли это та контора, где могут чтото предложить. Может, вообще его дурачат и адрес дали какой попало, наугад, лишь бы что написать… Иди же! — подтолкнул он себя. В конце концов ничего страшного, если не туда занесло. Извинится, покажет эту вот записку, которую всучил ему в сквере какой-то тип.

— Что вы там застряли, проходите! — услышал он слабый, но требовательный голос из-за двери.

Комнату, такую же тесную, что и прихожая, заполняли канцелярский стол и два полукресла, и это все, никакой другой мебели. Он, пожалуй, не сразу обратил бы внимание на более чем скромную обстановку, встреть его хозяин офиса. Но тот стоял спиной у единственного окна, задрапированного тяжелой бордовой тканью. Странная манера встречать посетителей!

Ему можно было дать лет семьдесят или даже больше. Субтильность обычно скрадывает годы, а тут тощая фигура старца. Обширная лысина сползала с макушки на затылок. На фоне окна слегка просвечивали хрящи ушей — единственное, что молодило его, — как у девушки.

— Еще минута, и вы бы меня не застали. — Мужчина повел острым плечом, но не повернулся.

— Я уложился, тут написано: с двух до трех. Трех еще нет.

— Кто передал записку, заметили?

— Сунул в руку и испарился, я опомниться не успел. Чернявый такой, с полгода у парикмахера не был. В темном свитере, левый рукав потерт — это от баранки, должно быть, в машине и спит.

— Стоп, стоп! — Спина наконец повернулась. В Марио уперся бесстрастный птичий взгляд. — Опомниться не успели, а рисуете полный портрет.

— Когда вот так, на улице, тебе что-то суют, приходится смотреть в оба.

— И все же… Сразу, говорите, ушел?

— Испарился, только губой шлепнул. Ну и губы…

— Похоже. Так что губы?

— Верхняя — узкая, шнурочком, нижняя висит на подбородке. Челюсть утюгом вперед. Горилла краше.

— Ну, это вы слишком. Насколько я знаю, он даже пользуется успехом у женщин. — Хозяин офиса с возрастающим интересом смотрел на посетителя. — Память прямо-таки фотографическая. Охотно взял бы вас к себе. Итак, вы ищете работу?

Вот именно, в самую точку. Угадал, лысый черт. Марио переступил с ноги на ногу. Выходит, его здесь знают. Возможно, за ним присматривали. Как это он ничего не заметил.

Человек с птичьим взглядом не стал ждать ответа.

— Если не возражаете, — сказал он, — встретимся завтра. Здесь же, с двух до трех. Постарайтесь не опоздать.

Марио затосковал. Почему завтра, а не сегодня? Надо понимать, ему ничего пока предложить не могут. К чему тогда эти смотрины? С таким же успехом они насмотрелись бы друг на друга завтра.

Надежда на работу тонула в глубоком омуте. Птичий взгляд уловил скачок в настроении посетителя, но истолковал по-своему.

— Разумеется, эти два дня будут оплачены.

Надежда вынырнула.

— А насчет того малого, с запиской, вы напрасно так. Не красавец, верно, но и не монстр. Временами он бывает даже симпатичен…

На следующий день Марио не стал искушать судьбу. Не надеясь на муниципальный транспорт, он задолго до срока подобрался поближе к кварталу, где находился офис, и теперь отсиживался в кафе за пустым столиком. Голод вызывает злость, ожидание — беспокойство. Безотчетное злое беспокойство овладело им еще утром и сейчас накатывало тяжелыми штормовыми волнами, справляться с которыми становилось все труднее. Газета, оставленная кем-то на столике, раздражала — ломким шуршанием, жирным скопищем букв, которые никак не складывались в слова, а слова в предложения. Пробовал отвлечься за счет посетителей — те испуганно ежились, встретив его взгляд… С противоположной стороны улицы прямо в окна кафе смотрело табло электрочасов, тем не менее он то и дело поглядывал на свои и даже потревожил соседа, заставив его доставать из-под живота допотопного карманного «швейцарца» и подслеповатыми глазами рассматривать циферблат.

Нет, он не боялся опоздать и не торопил время. Скорее наоборот — страшился той минуты, когда нужно будет встать и идти. Это было ожидание приговоренного: оставшиеся минуты тянутся страшно медленно, а когда они истекут — конец. Знать бы, кто и к чему его приговорил. В поисках работы он обошел чуть ли не все городские конторы, и везде ему откровенно говорили «нет». Теперь же его выслеживают, странным образом назначают встречу, а когда он приходит, — напускают еще большего тумана. Он и сейчас понятия не имеет, что ему могут предложить и предложат либольно уж подозрительно все. Не нравились ему ни отвисшая губа, ни птичий взгляд, ни сам затхлый офис. Ровно в два он покинул кафе, пересек улицу и пошел по тротуару до перекрестка. Там нужно было повернуть за угол, чтобы почти сразу выйти к знакомой двери. И он повернул, вышел, однако двери не увидел. Проем в стене закрывала реклама: с щита на всю улицу улыбалась шикарная красотка с пуделем на руках. Казалось, и пудель улыбался, приглашая посетить салон собачьего сервиса.