Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)

• Название: Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
• Автор: Борис Пшеничный
• Издательство: Адиб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

Нам нужно зеркало, чтобы видеть себя. Для писателя Бориса Пшеничного фантастика — это «зеркало», которое дает возможность лучше увидеть и понять реальный мир — от человека до вселенной.

---

24

Из дневника И. К. Монастырской

Пишу вчерашним числом… Надо бы о нем, а я о Малове. Что бы мы делали без его душеспасительных бесед. Солнце бы не всходило, трава бы не росла. Целую неделю колом в голове тогда-то и во столько-то надо быть. Сегодня пятница, мой день. И его. Наши фамилии на маловском графике рядом. Знамение? Он с семи, я следом.

Он уже там, вошел минута в минуту. Знает, чем начальству угодить. А я из принципа опоздаю. У меня часы отстают.

Наш табор словно вымер. Только Лариса под кухонным навесом суетится, гремит посудой. Дежурит. Я с ней с утра двух слов не сказала. Она свое возьмет, отыграется перед сном… В соседней палатке возня. Наверняка, режутся в карты. Не боятся, черти, знают: Малов не заглянет, занят. Еще в городе, на общем собрании, строжайший запрет — ни карт, ни вина, ни женщин. Малов: «Гусарские замашки, у кого они есть, оставьте дома. Категорически». Встречный вопрос: «А цыгане будут?» Мы сами — цыгане.

Картежники заспорили. АСУ выигрывает или проигрывает? Синяк его красит. Если бы под глазом, было бы совсем хорошо. После обеда отобрал у меня микроскоп, общался со своими амебами. Самая ему компания!

Вспомнился вчерашний сон: кто-то меня сзади щекочет, оборачиваюсь — никого. Жуть!

Кажется, пора. Валентин от Малова — рысцой к реке. Отдышаться, голову остудить. Полог палатки откидывается, Малов высматривает меня. Иду, иду, на моих отстающих еще минута в запасе.

Разговор обо всем. Самочувствие, работа, быт, мозоли, дисциплина, что можно, чего нельзя. Неинтересно. А вот это интересно. «Как вам товарищ Полосов?» Брякнул без всякого перехода. Никак, говорю, а что? «Жаловался, на вас жаловался. Держитесь вы высокомерно, замечать не хотите. Нельзя так. Он, к вашему сведению, тоже наукой занимается, диссертацию пишет, скоро кандидатом будет». Врет. Не мог Валентин на меня бочку катить, тем более перед ним. Наверняка было так: Малов замечает, что между нами какая-то кошка, и стал из него жилы тянуть: почему, в чем дело, мы здесь одна семья, жить надо дружно. В ответ тот промямлил что-нибудь неопределенное: я, мол, не против, всей душой, если, конечно, она… А теперь Малов несет отсебятину. «Коллег следует уважать, Ирина Константиновна. На взаимном уважении коллектив держится». Выходит, я ведьма. А про коллектив надо запомнить. Очередной маловский афоризм. К отвальному дню, не поленюсь, изображу на ватмане — и гвоздями на доску, поверх всех приказов.

* * *

В голове после Малова пыльно. Пошла проветриться. Нос к носу — Валентин. Смотрит во все глаза, в зрачках — напряжение. Вспомнила маловское «следует уважать», расплылась. Он не понимает, что меня развеселило, но тоже рот до ушей. Дай, думаю, поиграю. Что во мне смешного? — спрашиваю. Он даже вздрогнул, не ожидал такого поворота. «А во мне? — говорит. — Ведь и вы смеетесь». Так ты же смешной. Разве не знаешь? Сказала и пошла. Пусть мух не ловит.

Да, чуть не забыла. Это было вчера. Сижу у палатки, обдумываю, что записать в дневник. Забыла, не заметила, как подошел он. Откуда только взялся, вроде бы бродил где-то. Что, спрашиваю, надо? «Так вы же меня позвали». Чушь, говорю, иди гуляй. Вот и гадаю второй день: может действительно позвала, помимо воли? С ума можно сойти. Надо последить за собой.

25

Следователь. Пропавшие тоже нуждаются в защите. Считайте меня его доверенным лицом, адвокатом. И в этом качестве я могу предъявить вам кое-какой счет.

Монастырская. О, вы начинаете пугать.

Следователь. Вместе с Нечаевым вы обманывали Полосова. Сговором, слежкой, тайным дневником. Поставьте себя на его место. Кто-то из ваших коллег ведет за вами наблюдение — что вы сказали, куда пошли, как посмотрели. Вам было бы приятно?

Монастырская. Но он не знал.

Следователь. А если знал? Я почти уверен — знал. И уж наверняка, догадывался. Не будем забывать, что Полосов не как все, он способен на большее.

Монастырская. Вы меня удивляете. Следователь, трезвый, рациональный человек, служитель логики и фактов, а тут заумь. Это же нечаевские бредни. Человек-эхо — чистейшая мистификация, пошлый анекдот.

Следователь. Вы меня тоже удивляете. С таким энтузиазмом взялись помогать Нечаеву и вдруг…

Монастырская. Совсем не вдруг. У меня и сомнений никогда не было, что играю в сказку. В самую элементарную — про Иванушку-дурачка и Царевну-лягушку. Только не думала, что и конец будет такой же занудный.

Следователь. Сурово, однако. Играть с человеком, забыв, что он не бумажный Иванушка-дурачок…

Монастырская. Но и я не болотная лягушка-квакушка. Мне эта игра дорого стоила. Не хотите стать моим адвокатом? Так вот представьте, что ваша клиентка, я то есть, в один прекрасный день вдруг обнаруживает, что влюблена. Да, да, самым натуральным образом. В Полосова, в этого идиота. Она так долго за ним присматривала, так о нем много думала, что видеть больше никого не хотела и думать ни о ком не могла… Преувеличиваю, конечно. Любовь — сильно сказано. Не такая я уж… И у меня был Илья. А знаете, почему у меня расстроилось с Сотником? Вы же мой адвокат, могу быть откровенной. Я охладела к нему. Сразу, в одну неделю. Как появился Полосов, об Илье я уже не вспоминала…

26

Из дневника И. К. Монастырской

Временами он куда-то исчезает. Обычно уже к вечеру. Был на виду, крутился — и вдруг его нет, как сквозь землю. Причем надолго — час, полтора. Малов однажды обыскался, облазил все вокруг — впустую. Объявился только к ужину. И как ни в чем не бывало. Я не удержалась, спросила, где его черти носят. Он только слюну сглотнул… Странно, однако. Все равно узнаю.

Что с Ларисой? Молчит. Лежит и молчит. Светопреставление. Подаю голос. Без ответа. Ну, как знаешь. Коконом завиваюсь в одеяло, отгораживаюсь спиной. В палатке тишь, без благодати. Сон не идет и, чувствую, не скоро придет. Не привыкла я так, без ларисиного отчета. Говори же! Наконец слышу: «Он про тебя спрашивал». И вековая пауза.

Перевариваю, соображаю. О чем таком он мог спросить, что она сразу сникла? Или достаточно было упомянуть мое имя? Не паникуй, подружка, не бери в голову. Его интерес ко мне совсем не тот, какой ты думаешь. Отходи, отмокай, давай пошепчемся. Ты ведь тоже не уснешь.

Все-таки я мудрая. Лариса — это Лариса. Переворачивается, осторожно жмется к моей спине, дышит в ухо. «Я ему про тот случай с гюрзой. Помнишь? Еще бы шаг, и она бы меня цапнула. Хорошо, говорю, что у Иры палка была. Назвала тебя, а он: «Вы давно знакомы?» Разъяснила в двух словах и дальше. Он перебивает, снова про тебя. Я ему о своих страхах, а он о тебе. Ну, думаю, раз такое дело, мне с тобой говорить не о чем. Повернулась и пошла… Ты не сердись только. Я на тебя тоже не сержусь».

Лариса заснула первой. Я потом.

Донимают сны. Один совсем кошмарный. Сама за собой подглядывала. Иду по дороге, впереди женщина, вроде бы знакомая. Присматриваюсь и холодею: так это же я! Смотрю жадно, интересно ведь, хоть и жутко, за собой со стороны понаблюдать. Крадусь следом и дрожу: вдруг оглянется. И точно, голову уже поворачивает, сейчас увидит… Проснулась.

* * *

После шести он и Лариса направились в соседнее ущелье. Это близко, только перевалить через гребень. Но пока взберешься — килограмма два потеряешь. Охотников до таких прогулок мало. Это как раз тот случай. когда охота хуже неволи. А у них что за охота?

Минут двадцать они карабкались по склону. Просматриваются отлично. Эквилибристы под куполом цирка. Побросав все, мы стоим, глазеем. У Малова так даже челюсть отвисла, рот нараспашку. Какое-никакое, а зрелище, развлечение. Вот он ей руку тянет, подтаскивает, показывает, куда ногу ставить. Нам издали виднее, тоже подсказать хочется, переживаем. Спортивный азарт.

Вру, азарт не спортивный, с другим душком. «Что они там забыли?» Это Алевтина Ивановна. Невинно так спрашивает, будто только что из яйца вылупилась. «А вы догоните, спросите», — советует АСУ. Густо запахло коммуналкой. Ух какая большая замочная скважина!

Женщин в лагере трое. Алевтина Ивановна самая древняя, ей за пятьдесят, девица. До неприличия хорошо сохранилась, любопытна, как пионер, замучила всех «почемушками». Когда скалолазы вернулись (с цветами, разумеется), наша девица с обидой: «Так вы по цветы ходили. Почему не сказали, я бы тоже»… АСУ аж поперхнулся. «В следующий раз вас непременно пригласят, мадам. У вас все еще впереди».

Лариса букеты на стол. Пышет жаром (от ходьбы, конечно), сияет (от впечатлений, конечно).

* * *

Ничего не хочется делать. Писать тоже. Малов: «Плохо выглядите. Температура как?» Заставил сидеть с градусником.

Завтра — к арчовнику, вылечусь.

От Ильи ничего, надо бы послать весточку.

27

Следователь. Как часто вы связывались с Ириной Константиновной? Можете не отвечать, не настаиваю.