Анастасия Туманова - Венчание с бесприданницей

• Название: Венчание с бесприданницей
• Автор: Анастасия Туманова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-92302-1

Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами. Спасать его мчится красавица-сестра, от любви к которой сохнет Никита Закатов и которая встречает Никиту на пороге церкви, где он только что обвенчался. С другой…

---

– Всё я, брат, слышу… – неохотно отозвался Пётр, сидящий на подоконнике и занимающий, казалось, весь проём окна своими широченными плечами. – Что до меня, то я больше с Мишкой согласен. Отрезать бы эту Польшу к чёртовой матери и забросить подале… Без неё только легче будет.

Михаил при этих словах порывисто повернулся было к старшему брату, но Александр даже не заметил этого торжествующего движения. Через плечо Миши он устремил взгляд на Петра, слегка покачивая головой. Брат не замечал этого взгляда: он устремил взгляд в окно, в холодную осеннюю ночь. Его лицо заметно осунулось, между бровями пролегла глубокая морщина, делавшая штабс-ротмистра Иверзнева значительно старше его тридцати лет. На чёрных гладких висках заметно поблёскивала седина.

– У Пети, боюсь, к Польше давний личный счёт, – со вздохом сказал Александр. – Что, брат, панна Зося по-прежнему фордыбачит?

Пётр только с ожесточением отмахнулся. Вера с укором посмотрела на старшего брата, пересекла комнату и, встав рядом с Петром, обняла его за плечи. Тот, невесело усмехнувшись, взял руку сестры, поцеловал её, снова уставился в окно.

Штабс-ротмистр Варшавского гарнизона Пётр Иверзнев овдовел два года назад: жена умерла от родильной горячки. Не выжил и младенец. Пётр в это время был на войне и, вернувшись после ранения в Варшаву, нашёл на местном кладбище два креста. Год штабс-ротмистр провёл в глубоком трауре и уверен был, что после смерти милой Даши не женится более никогда. Но судьба решила иначе, и полгода назад, на светском рауте у губернатора, где Пётр обязан был присутствовать по долгу службы, он увидел юную панну Зофью Годзинскую, впервые в этом году начавшую выезжать в свет. Упомянутая особа сидела рядом с маменькой и сёстрами во всём блеске своих шестнадцати лет, в простом и лёгком белом платье. Чёрные роскошные кудри были уложены в античный узел, открывающий хрупкую шею и нежные ключицы. Полные любопытства и ожидания глаза с нетерпением скользили по залу – и тридцатилетний штабс-ротмистр капитулировал перед этими чёрными очами без единого выстрела.

Казалось бы, препятствий к счастливому браку быть не может: для любой девицы в Варшаве Пётр Иверзнев был бы весьма выгодной партией. Он был принят в доме Годзинских, убил целую зиму на вист со стариком папашей, принимал участие в каждом домашнем празднике, сопровождал барышень Годзинских и их почтенную мамашу в театры и на концерты, но, к его страшной досаде, наедине с Зосей ему не удалось остаться ни разу. Только весной Пётр сумел наконец по чистой случайности перехватить Зосю одну в дремучем саду усадьбы Годзинских, высказать всё, что хотел, и сделать предложение. «Поговорите с папа€…» – пролепетала ему в ответ барышня.

– …и эта старая свинья мне отказала! В самых, разумеется, благопристойных выражениях! Со всей их шляхетской изысканностью и с иезуитской вежливостью. «Пан оказывает нам такую честь… Мы с супругой всем сердцем дзенькуем… Но Зося так молода, цо не можно согласиться…» Тьфу, старый мерзавец! И всё так велеречиво и витиевато, что я битый час слушал это как последний дурак, прежде чем понял, что мне дают от ворот поворот! Ну и, разумеется, «мы всегда рады видеть вас, проше пана быть как у себя дома…» Ещё бы! Дружба офицера Варшавского полка! Всем известно расположение ко мне нового наместника, они ещё с покойным папенькой были дружны!

– И ты… продолжал у них бывать? – грустно спросила Вера.

– По совести, так, разумеется, не стоило! – с сердцем отозвался Пётр. – Но, чёрт возьми, Зося… Она… На другой день после этого идиотского сватовства она прислала мне письмо, в котором…

– Так она тоже влюблена в тебя?! – обрадовалась Вера. – Но тогда препятствий вовсе быть не может! Хватай её, вези в церковь и…

Пётр только отмахнулся. Чуть погодя мрачно выговорил:

– Верка, пойми ты, что эти Гоздинские, все до одного, завязаны в деле их «велькего будованя»! Сам старик в тридцатом году был впереди всех! Два старших сына сейчас сидят в тюрьме по заговору! В доме только и разговоров, что о великой Ржечи Посполитой, которая вот-вот подымется с колен… даже при мне не особенно стесняются! А весною и вовсе влезли в нехорошую историю! Младший сын, гимназист шестого класса, додумался запеть на весь класс «С дымом пожара», несколько человек подхватили… И на этом трогательном месте как раз входят инспектор и начальник гимназии! А мальчишкам по шестнадцать лет! Самые козлячьи годы, ума нет, а гонору и фанфаронства – в квадратном измерении! Этот Збышек чуть не в лицо инспектору кричит: «Ещё Польска не згинела!» – и геройски выскакивает в окно! Слава богу ещё, что весна и всего второй этаж! Ну, разумеется, страшный скандал, расследование, мальчишку арестовывают, держат в карцере, допытываются о каком-то заговоре… Тот, разумеется, пыжится, строит из себя Костюшко на допросе и стоит насмерть, утверждая, что никогда не сдавал товарищей по борьбе царским сатрапам… Ну что ты, Сашка, улыбаешься? Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно… Ну и, конечно, в тот же день родители Годзинские у меня на квартире! Маман рыдает и укладывается в обморок, папаша чуть не в ногах у меня валяется: «Пан великодушен, пан спасёт нашего Збышека от каторги, пан упросит господина наместника!» А пан никогда в жизни не бывал в таком дурацком положении! Как будто у меня есть хоть капля влияния на нашего непробиваемого князя Горчакова!

– Удалось спасти?.. – тихо спросил Михаил.

– Каким-то чудом – да. И то не столько я, сколько губернаторша постаралась, у неё с мадам Годзинской давняя институтская дружба. Разумеется, из гимназии всю эту компанию исключили с волчьим билетом, под домашний арест, дом – под полицейский надзор… Но хотя бы каторгой не кончилось, а могло бы!

– И даже после этого за тебя Зосю не отдали?

– «После этого»… – саркастически усмехнулся Пётр. – После этого её чуть не выдали силком за какого-то местного графчика – тоже вечно вертелся в доме, ручки дамам чмокал… Слава богу, Зося проявила гонор: объявила, что или за меня, или с моста в реку! Папаша попытался было изобразить удар – не оказало воздействия. Пригрозил проклятием – пообещала уйти в монашки!

– Браво… – пробормотала Вера. – Барышня неглупа. И, кажется, любит тебя. Почему бы тебе её попросту не похитить? Доедете до первой церкви, обвенчаетесь и…

– Верка, ничего ты не смыслишь в варшавской политике, – горько улыбнулся Пётр. – Мне, доверенному лицу князя Горчакова, похитить польскую барышню из известнейшей в Варшаве семьи? Да ты вообразить не можешь, какой поднимется тогда вой! «Польских девушек силой хватают царские слуги!» Там ведь в самом деле сейчас стоит лишь уголёк бросить – и вся Польша вспыхнет! Им же только повод дай! И сама Зося на такое не пойдёт. Она, несмотря ни на что, католичка, «веру отцов предать не можно…» и всякое такое. Там ещё и ксёндзы в доме трутся с утра до ночи, сбивают её с толку… Не знаю, право, во что всё это выльется.

Вера вздохнула, незаметно перекрестилась. Александр только покачал головой.

– И всё же дыма без огня быть не может! – тихо, но упрямо сказал Михаил. – Спору нет, этот гимназист поступил глупо… Но ведь он такой же патриот своей страны, как мы с вами! Если бы Россия мучилась под чужой пятой, если бы у нас давили всё родное, всё близкое сердцу…

– Задавишь у них, пожалуй! Раньше медведь сдохнет! – с сердцем отозвался Пётр. И замолчал надолго, отвернувшись к окну.

Михаил хотел было сказать что-то ещё, но старший брат прервал его решительным жестом:

– Вот что, брат Михайло, прекращай свои пылкие речи. Петя прав: ты судишь о том, чего не знаешь. Понимаю: у вашего брата студента сейчас в ходу писульки господина Герцена… Но ведь и тот, сидя в покое за границей, видит только то, что хочет видеть! Вольно ему было писать о свободе наций и требовать с пеной у рта всеобщего подъёма, тихонько стоя в сторонке! А как насмотрелся в Париже восемь лет назад, на что способна эта самая чернь, когда дорывается до власти, – так и пыла враз поубавилось! И не смотри на меня такими глазами, мне эту пафосную писанину доводится читать не меньше твоего! Все они там, за границей, готовы спасать Польшу от России, не вылезая из своих мяконьких европейских постелей! Пушкин, помнится, их замечательно аттестовал: «Вы грозны на словах – попробуйте на деле!» Не пробуют отчего-то! Статейки пописывать, разумеется, безопасней и спокойней! А мы с Петькой давали присягу государю императору! И волю его выполнять станем, не задумываясь и не рассуждая, как подобает русским солдатам!

– Какая удобная позиция, однако! – язвительно заметил Михаил. – Главное – освобождает от излишнего смятения в уме!

– Когда у солдат начинается смятение в уме – империи конец, – убеждённо заметил Александр и, зевнув, поднялся с кресла. – Пойду-ка я лучше спать. Завтра и так будет неспокойный денёк. Давненько уже не приходилось котильонствовать с провинциальными барышнями… Петька, ты идёшь?