Анастасия Туманова - Венчание с бесприданницей

• Название: Венчание с бесприданницей
• Автор: Анастасия Туманова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-92302-1

Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами. Спасать его мчится красавица-сестра, от любви к которой сохнет Никита Закатов и которая встречает Никиту на пороге церкви, где он только что обвенчался. С другой…

---

– Никогда, Коля, мальчик мой, никогда!

Так и вышло. Они с мужем успели ещё съездить в Смоленск, в корпус, где учился старший сын Тоневицкого Сергей. Пятнадцатилетний подросток, щёлкнув каблуками, поцеловал Вере руку и, пряча в холодноватых глазах радость, чинно спросил:

– Могу ли я теперь называть вас маменькой, мадемуазель Иверзнева?

– Но, право, надо ли?.. – испугалась Вера.

– Ты обязан это делать, Серж! – отчеканил князь.

Серёжа весело, счастливо улыбнулся, и Вера растерянно улыбнулась ему в ответ. Новоиспечённая княгиня Тоневицкая была всего на восемь лет старше своего пасынка.

А на следующий день началась Крымская война. Князь Тоневицкий счёл невозможным отсиживаться в имении, когда все патриоты России должны стать в ряды солдат, и отбыл в действующую армию, бросив дела на старосту и молодую супругу. Он вернулся полтора года спустя: больной, жёлтый от лихорадки, с плохо затянувшейся раной в боку, которая на тряских смоленских дорогах не замедлила открыться снова.

– Как вы могли, Станислав Георгиевич, как вы могли!.. – Вера изумлялась собственным слезам и отчаянию, охватившему её при виде этого человека, которого она никогда не любила, но так отчаянно боялась теперь потерять. – Как можно было покинуть госпиталь, какое легкомыслие… Пускаться в дальний путь, не долечившись, не дав ране зажить… Боже, я уже послала в уезд за врачом, надеюсь…

– Пустое, Верочка, я умираю, – спокойно заметил князь. Его жёсткие, крупные черты уже заметно заострились. – И я ни о чём не жалею. Досадно, конечно, было так бездарно проиграть эту кампанию… Ну, тут русские сами виноваты. И покойным государем было наделано немало ошибок. На смертном одре я имею право это сказать. И не стоит плакать. Ты остаёшься моей вдовой, и Стрелецкое, и Гнатово, и дом в Петербурге, и дом в Смоленске – всё остаётся тебе. Насчёт приданого Аннет я уже отдал распоряжения. Сергею, как старшему сыну, остаются Бобовины, о Коле подумай сама. Лучше всего выделить ему Загорихино, там, правда, сплошная чересполосица с болотом, – но лес выше всяких похвал! Если он разумно распорядится всем этим…

– Станислав Георгиевич, умоляю, пожалейте меня! Ещё рано давать все эти распоряжения! Доктор прибудет утром…

– …когда я уже буду на столе. Верочка, это ведь не первая война в моей жизни и не первая рана. Господь и так был слишком любезен, позволив мне добраться до дома и увидеть напоследок тебя и детей. Я знаю, ты сделаешь из них достойных людей. Если будет совсем тяжело – обращайся к соседу, Андрею Команскому. Он мой старый друг и не оставит тебя. Последняя моя просьба к тебе: не торопись снова выходить замуж, пока не выдашь Аннет. Ей, может быть, тяжело… тяжело иметь другого отца. Венчайся с другим, только если Аннет сама будет этого желать.

– Я… я обещаю вам.

– Сними икону и поклянись.

Вера не судила за это мужа: он вправе был думать о своих детях. Да и ей самой в голову не приходили мысли о новом замужестве – хотя после похорон князя такого количества слетевшихся женихов она не видала даже в юности в Москве. Прибыл даже семидесятилетний майор Терещенко в пыльном сюртуке и при всех регалиях, – долженствующих, видимо, скомпенсировать в глазах богатой вдовы полное отсутствие у ухажёра волос и зубов. Майор фамильярно называл Веру «дитя моё» и всячески сетовал на то, что ей придётся одной справляться с огромным имением, а разве это занятие для красивой женщины? Однако «дитя» оказалось твёрдо как кремень и отвергло предложение майора так же, как до этого – одиннадцати прочих претендентов. Единственным соседом, который не осчастливил Веру предложением своей руки и сердца, был отставной полковник Андрей Львович Команский, ближайший сосед и лучший друг её мужа. Это был ещё не старый мужчина, похожий на польского магната времён битвы за унию: дородный, широкоплечий, с густыми бровями и усами, сильно тронутыми сединой, с пристальным, оценивающим взглядом светлых глаз, которые не улыбались, даже когда пан Команский хохотал во весь голос над каким-нибудь уездным происшествием. С Верой он был безукоризненно предупредителен и вежлив, изредка наносил ей короткие визиты, во время которых успевал дать множество дельных советов по хозяйству, и ни разу не позволил себе даже намёка на флирт. Веру это расположило в пользу Команского, и она относилась к нему с искренним уважением. Кроме того, Андрей Львович был весьма неглуп, начитан, один из всего уезда (кроме Веры) выписывал для себя книги и толстые журналы, и его замечания по поводу прочитанного были весьма точными. Беседы с Команским скоро сделались для Веры большим удовольствием. Однако встречались они редко: Команский после смерти князя Тоневицкого был избран на место предводителя дворянства, и у него было множество общественных обязанностей. Вера тоже сбивалась с ног, стараясь не выпустить из рук обширное хозяйство Тоневицких. К тому же, встречайся они чаще, уездные кумушки, едва-едва начавшие приходить в себя после внезапного брака князя Тоневицкого с безвестной гувернанткой, немедленно стёрли бы себе до костей языки.

– И ведь всё ещё успокоиться не могут! – с досадой сказала Вера, отпивая остывшего чаю из стакана брата. – Целый день нынче сидят у меня в гостиной, пьют кофе и сплетничают! Как это всё, ей-богу, отвратительно, до сих пор привыкнуть не могу! В глаза – сама любезность: «Ах, Вера Николаевна, ах, княгиня, вы просто ангел! Как вы только справляетесь с этой обузой, ведь вы так молоды! Вы себя совершенно похоронили в нашем захолустье, вы могли бы блистать в Петербурге, сам государь был бы очарован!» И я должна улыбаться и отнекиваться, будто предел всех моих желаний – блистать в Петербурге! А стоит мне выйти из гостиной: «Ах, как хотите, Капитолина Аркадьевна, со стороны князя это было опрометчиво… Как его ловко окрутила эта девчонка! Разумеется – молодость, глазки, щёчки розовые, что ещё нужно вдовому мужчине? И как хитро она привязала к себе детей, они обойтись просто без неё не могут! А что она делает с бедной Аннет?! Приучила, вообразите, читать книги, журналы ей выписывает из уезда, музыке учит, дозволяет ещё иметь суждения о прочитанном, как мужчине! Судите сами, что получится из несчастного ребёнка! Счастье ещё, что за Аннет такое огромное приданое…» И так далее, покуда я снова не войду в гостиную. Жду не дождусь, когда этот праздник кончится. Только и радости, что вы приехали!

– Может, тебе действительно не стоит так усердно развивать Аннет? – осторожно предположил Михаил. – Она красивая, живая девчушка, приданое в самом деле приличное… Выйдет замуж – и будет с неё!

– Мишка! Ты, право, ещё хуже Капитолины Аркадьевны! – возмутилась Вера. – У Аннет, помимо милой наружности, ещё весьма острый пытливый ум и проницательность! Если его не направить в разумном направлении, она сделается главной губернской сплетницей и интриганкой! И я не намерена быть при ней классной дамой, которая вырывает у своей ученицы из рук Пушкина, утверждая, что читать – не женское занятие! Кроме того, у неё блестящие музыкальные способности! Учитель в восторге, пророчит ей большое будущее и концертные залы Европы. Моя задача – не мешать ей, не более того! К тому же ей всего четырнадцать лет и рано ещё всерьёз думать о её будущем. Меня гораздо более Серёжа беспокоит! Вообрази, неделю назад я отпустила его в Москву к Кущиным. Понадеялась на то, что давние знакомые присмотрят за мальчиком, не позволят ему впутаться ни в какие столичные соблазны… И что же?! Он сразу же оказывается в каком-то притоне, играет на деньги, по-крупному, и за вечер проигрывает в долг пятьдесят тысяч. Пятьдесят тысяч! А я-то наивно полагала, что он взрослый, разумный человек! Если бы не Закатов Никита…

– Никита Закатов? Но при чём тут он?

– Каким-то образом он тоже там оказался. Узнал, что Серёжа – мой пасынок… и за какие-то полчаса отыграл обратно всю эту сумму! Сказав, что Серж более ничего никому не должен, и взяв с него слово больше не играть.

– Мне он ничего об это мне рассказал… – медленно проговорил Михаил.

– Разумеется, – вздохнула Вера. – Вполне на него похоже. Узнав обо всём, я почти уже собралась написать ему, но…

– Отчего ж не написала, Верка?! – рассердился Михаил. – Да он был бы счастлив, получив от тебя весточку! Хоть бы несколько слов! Жестокосердое ты создание, право!

– Напротив, Миша, напротив… Сам подумай, к чему сейчас ворошить былое? – Вера, стоя у окна, смотрела в тёмный сад. – Мне нужно думать о детях, об их будущем. А Никите – о собственной судьбе.

– Не собирается он ни о чём думать, – мрачно заметил брат. – Он живёт, как таракан за печью. Нигде не служит. По-моему, слишком много пьёт. Бывает только в этих самых карточных притонах, о которых ты упоминала.

– Неужто играет? – испугалась Вера.

– Кажется, нет. Уверяет, что ему доставляет удовольствие наблюдать за чужой игрой… Верка, мне кажется, он опускается. Я столько раз пытался его растормошить, звал с собою в гости, в театр, на лекции, подсовывал хорошие книги… Бесполезно! Уверяет, что с его размолоченной физиономией на люди показываться просто неприлично!