Борис Акимов - Исповедь хироманта. Жизнь как чудо

• Название: Исповедь хироманта. Жизнь как чудо
• Автор: Борис Акимов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00053-691-9

Книга Бориса Акимова является одним из первых произведений жанра, который только начинает складываться в нашей стране – оригинальной российской эзотерике. Ее уникальность в позиции автора, которому удалось добиться соединения мистической, эзотерической, бытовой, философской и даже научной струй повествования о своей жизни.

В книге заключен и «учебный» материал – и не только по хиромантии. Воспринимается он между строк – легко и просто, неосознанно. Но для того, чтобы достать этот материал, читателю придется изрядно попотеть! И это, на мой взгляд, правильно.

Очень деликатно и внимательно, с юмором, рассматривается в книге взаимодействие мистического и бытового планов в жизни автора. Честное слово, в первый раз я читал книгу, в которой рассказана настоящая, невыдуманная история жизни мистика в России.

Философские рассуждения автора, казалось бы, не заходят дальше бытовых пределов, но мы и живем в этих пределах, а не в трудах сотрудников Института философии РАН.

Вопросы, которые затрагивает автор, напрямую касаются простых смертных. Когда идти к экстрасенсу и стоит ли это делать вообще, кому из них можно доверять и в чем, как быть, если экстрасенс не справился, а того хуже – обманул, запросил немеренно… Вопросы колкие, неудобные, однозначных ответов на них нет. Но автор от этих вопросов не уходит.

Особый интерес представляют образы известных людей, с которыми встречался автор. Очень живые, с любовью нарисованные, они предстают всегда в неожиданном ракурсе, и, читая книгу, я по-другому понял многих, казалось бы, совершенно знакомых мне людей. Это было и приятно, и удивительно.

Три вещи больше всего понравились в книге: радость жизни, юмор и дух юности на ее страницах. И за это – огромное Борису Акимову спасибо!

К. Мхитарян, академик РАЕН, доктор философии

---

Поставив свечки, я стал наблюдать за ходом службы. Она уже заканчивалась, и часть прихожан выстроилась к причастию. Мне это показалось интересным, и я тоже встал в очередь. Конечно, мне следовало готовиться к причастию и уж обязательно исповедаться. Не знаю, как священник пропустил меня. Ведь прихожан он знал в лицо, а незнакомый человек сразу бросается в глаза. Тем не менее я сложил руки крестообразно, глядя, как делают остальные, и, представ перед священником, получил «тело и кровь Христовы». Далее случилось невероятное. На меня сошла Божья благодать.

Я испытал такой экстаз, что мне показалось, будто материальный мир перестал существовать, а душа моя воспарила и пребывает в раю. Мне стало необычайно хорошо.

Из состояния блаженства меня вывела старушка, прислуживавшая в храме. Она взяла меня, обалдевшего, за руку – я их все еще держал скрещенными – и повела к месту, где давали запивать все сладкой водичкой. Я еще постоял немного в состоянии тихой радости, но уже не было того полета души, после чего вышел из храма.

В дальнейшем я много раз причащался, отстаивал службы, постился, участвовал в обрядах, но никогда более не испытывал столь возвышенных и приятных ощущений.

Я вообще к чудесам отношусь весьма сдержанно. Для меня высшее чудо – жизнь человеческая. Она, собственно, и есть доказательство Божьего бытия. Однако однажды я был свидетелем настоящего церковного чуда.

В начале нового века в Москву привезли мощи св. Николая Угодника. Они были выставлены в Богоявленском, тогда еще Патриаршем соборе на Елоховской площади. Скорее всего, это был конец апреля. День пасмурный, редкое солнце пробивалось сквозь серые тучи, где-то немного моросило. Пестрая очередь змеилась метров на двести от начала площади. Тетеньки в платочках, бородачи, дети… Я стоял в ней, гадая, сколько времени уйдет. Полтора часа. Побыть с собой, отрешиться от суетного перед приобщением к святыне.

Так вот, за это время я дважды видел над куполами собора радугу. Радуга небольшая – вокруг куполов или чуть выше. И это при полной облачности и отсутствии солнца. Странный феномен природы.

Одним из моих друзей был художник Сергей К. Его жена Инна была свидетельницей на нашем с женой венчании. Мы жили рядом и дружили семьями. В саду у К. росли фруктовые деревья, и я помню замечательно вкусные груши, которыми нас угощали хозяева. Вторая дочь Сергея была ровесницей моей Насти, и девочки мило играли. Жены обсуждали свое. Короче, приятные легкие отношения.

Сергей тоже искал истину. Когда я приходил к нему, то каждый раз он восторженно сообщал мне, что прочитал в газете письмо инопланетян или познакомился с «белыми братьями». И я объяснял ему, почему это бред сивой кобылы. Естественно, мой авторитет в этих вопросах был неоспорим.

Сергей занялся реставрацией икон и однажды уехал на месяц в глубинку восстанавливать храм. Оттуда вернулся с твердым намерением стать священником. Вскоре он стал дьяконом.

Теперь, когда мы приходили к Сергею, он раскрывал Евангелие и начинал читать вслух. Это немного утомляло, так как к тому времени я уже достаточно хорошо знал Божье Писание. Но в остальном все было по-прежнему.

Через полгода Сергея рукоположили в священники, и мы порадовались за нашего друга, ставшего батюшкой.

Однако, придя к Сергию на исповедь и причастие, я был неприятно удивлен тем, что мой друг потребовал раскаяться в том, что я занимаюсь йогой, и отказал мне в причастии. Теперь мне были понятны его библейские чтения. Во мне он видел нераскаявшегося грешника и ждал своего часа.

Еще один грех, в котором я был обвинен, – чтение произведений Александра Меня. На мой вопрос, что греховного в йоге и А. Мене, православном священнике, друг ответил, что не знает, но святые отцы сказали: «Грех!»

– И что же мне теперь делать? – вопрошал своего исповедника. – Если я за собой греха не вижу и помыслы мои чисты?

– Поезжай в Троицко-Сергиеву лавру, там найдешь ответ. А к причастию тебя не допущу!

Такой пассаж свел нашу дружбу на нет. А я озадачился. Мой бывший друг, откликавшийся теперь только на имя отец Сергий (ударение на окончании), загадал мне загадку. Для меня, честного христианина, отлучение от причастия было весьма неприятно.

Но храмы я по-прежнему посещал и веру христианскую не оставил. Впрочем, моя проблема разрешилась сама. Как-то по дороге на работу я зашел в красивый храм Иверской Божьей Матери. Тоже принимал участие в его реставрации в свое время.

Отстоял службу. Пришел к исповеди. Исповедовал батюшка лет пятидесяти, невысокого роста, с короткой бородой и приятной, располагающей к себе наружности. В нем сочетались простота и мудрость. Внимательно выслушав человека, пришедшего на исповедь, батюшка не укорял кающегося, как это принято у некоторых священнослужителей, а наоборот, старался приободрить. Для дого у него находилось доброе слово. Старушке, шедшей впереди меня, он пожелал здоровья и благополучия ей и ее детям и внукам.

Выслушав мои грехи (интересно, какие у меня были грехи? Постов не нарушал – был вегетарианцем. Жил в освященном браке. На жену, что ли, серчал? Службы редко посещал? Не усердно молился?), сказал: «Я вижу, ты человек добрый. Проходи к причастию».

Тут я и загадал свою загадку. Услышав мою историю, священник расстроился:

– Как же так? Александр Мень больше многих делает для веры христовой! Я кандидат богословских наук, и мне стыдно от невежества некоторых наших батюшек. А ты врач и должен о здоровье своем и чужом заботиться. Йога тебе в помощь. Как же иначе? Молодец! Ты всегда был человеком и всегда им останешься. Пойдем причащаться!

Из храма я летел на крыльях. И до своего отъезда из Орла посещал отца Тимофея – пастыря доброго. И всегда у него находилось слово поддержки.

К сожалению, как рассказал мне позже Виктор, судьба отца Тимофея сложилась трагически. Он не только не разделял политических, а вернее, экономических взглядов своих коллег, но и, видимо, боролся со скверной внутри церкви. По наветам недругов был лишен сана. Скверна победила. И вскоре Господь забрал Своего верного и праведного слугу.

Мой низкий поклон великой душе.

С отцом Сергием я еще раз встретился. Ему дали приход – вновь восстановленный храм Святой Троицы. И я решил, по совету Виктора, пожертвовать пару имевшихся у меня икон. Одна из них была не менее метра высотой, изображала идущего Спасителя и явно украшала один из разоренных большевиками храмов. Я сообщил об этом Сергию, и в назначенное время он подъехал со своим приятелем за иконами. Сергий был суров, немногословен, смотрел исподлобья, теребил бороду. Погрузил иконы в машину и молча уехал, не поблагодарив и даже не попрощавшись. Наверное, в эту минуту он ощущал себя героем веры, вырывающим святыню из рук грешника, собиравшегося ее осквернить. Так и казалось, что сейчас скажет: «Изыди, сатана!» – и крестом…

Позже я заходил в храм. Но переданных мною икон я там не видел. Висели в основном свеженаписанные. Видимо, Сергий рисовал их сам. Каков поп, таков приход.

Входит некто православный, говорит:
«Теперь я – главный.
У меня в душе жар-птица
и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится
насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься,
а не то – в лицо ударю.
Хуже порчи и лишая —
мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон —
исчадье джаза».
И лобзают образа
с плачем жертвы обреза…

И. Бродский

Жаль, так хочется иметь исповедника, которому доверяешь. Но, наверное, в религии, как и в бизнесе, нельзя иметь дело с друзьями.

С Троицким храмом у меня связана любопытная история. Кроме прочей своей деятельности я помогал восстанавливать разрушенные храмы. Очень много для возрождения орловских святынь сделал Виктор Л., в то время занимавший должность председателя Орловского областного отделения общества охраны памятников. Его увлечение историей своего края стало профессией.

Монастырь находился в центре города и был советской властью отдан под колонию несовершеннолетних преступников. Потом юных зеков перевели за город, а от монастыря остался лишь один маленький храм. Да и тот переделанный под склад. Виктор отвоевал его у ГУИН и передал епархии. Я вместе со своими йогами помогал его восстанавливать.

Однажды, аккурат в Троицу, я отправился в поселок Новосиль по приглашению общества «Знание». Ехать не очень хотелось – на праздник мы устраивали большой субботник по восстановлению одноименного храма. Но я был связан обязательствами и уехал на два дня. Первый день в Новосиле прошел активно. Но на следующий день, в Троицу, у меня с утра не было никого. Просидев час без дела, я принял решение вернуться в Орел. Было десять часов утра, и я рассчитывал хотя бы к двум часам прибыть на место. Все дело в том, что до Орла в то время можно было добраться лишь поездом со станции Верховье. Но до станции тридцать километров. На всю дорогу могло уйти часа четыре, а то и пять.