Елена Щетинина - Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)

• Название: Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник)
• Автор: Елена Щетинина
• Издательство: Литагент1 редакция0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-94510-8

Таинственный незнакомец открывает молодому астроному ужасающую правду о грядущей судьбе человечества. Верить ли пришельцу из будущего или… продолжать заниматься своим делом?.. Бойцовый Кот Гаг наконец-то встречает в лукавом мире земного Полдня настоящего человека. Он даже готов отдать этому загадочному русскому свой автомат… Зона Посещения в России гораздо опаснее Хармонтской, но стоит ли нашим сталкерам рассчитывать на Золотой Шар?.. У начальника канцелярии Хрона Монадовича Вия только одно заветное желание, а у программиста НИИЧАВО Саши Привалова лишь несколько мгновений, чтобы его остановить… Эти и другие захватывающие истории – в новом сборнике из цикла «Мир Стругацких»! Первая книжная публикация найденного в архивах рассказа Аркадия и Бориса Стругацких «К вопросу о циклотации»!

---

– Вакеаа…

Жестокая комната… Глеб дернулся – встать, нащупать ориентиры, перелезть барьер, сгруппироваться и прыгнуть вниз, в воду, будь что будет – но ноги его оказались крепко связаны. Попробовал поползти – но веревки оказались к чему-то привязаны. Глеб дергался, как потревоженная гусеница, и крепко приложился лицом об пол. Боль ошпарила голову, он почувствовал, как из глаз снова заструилась кровь.

Мартынчик вдруг вздохнул совсем по-человечески, будто решаясь, и Глеб почувствовал на щиколотках его острые когти. За несколько минут он, пыхтя, разодрал Глебовы путы.

– Глееб, – позвал он. – хууолелиии…

Глеб не знал, что это значило. Ниири, вздыхая, убежал. Стало очень тихо.

Щупая перед собою, Глеб дополз до первого препятствия, поднялся, шаря руками. Перед ним была каменная ванна. Поднялся, ощупал ее – пустая, сухая. Он помнил, как они располагались, но не знал, у какой именно сейчас стоял. Глеб составил трехмерное геометрическое уравнение и пополз к следующей – если в ней русалка, то он в передней трети зала, и до барьера – рукой подать. Глеб едва не промахнулся мимо, задел основание ногой, уже миновав. Поднялся, почувствовал под руками прохладную воду, живое тело. Нащупал стержни в русалкиной голове, морщась, вытащил. Русалка молчала, будто у нее не было сил говорить.

– Как тебе помочь? – спрашивал Глеб. – Что мне сделать? Я ухожу отсюда – хочу попасть к твоему народу. Помоги мне. Помоги себе.

Русалка молчала – Глеб услышал лишь отголосок тяжелой, беспросветной грусти, усталость, в которой разум больше не мог говорить. Он погладил ее по руке. Добрался до следующей лохани – пусто. Теперь он знал, где он в зале, с точностью до метра, и не пополз, а пошел вперед – вытянув дрожащие руки, щупая пространство перед собою. Нашел вторую русалку. Вытащил стержни.

– Спасибо, Глеб, – тихо сказала та. – Тебе не нужно задерживаться ради нас. Это ничего не изменит при твоей встрече с моим народом. Они помогут тебе. Я бы помогла – встретив тебя, когда свободно жила в океане, когда гуляла в цветных лесах, рисовала на песке, собирала Пищу… Мы пели с сестрой, это было красиво… Теперь она далеко.

– Нужно, – ответил Глеб. – Иначе нельзя.

И он с усилием вытащил русалку из каменной лохани, потащил, тяжело дыша, к обрыву над морем. Неизвестно, переживет ли она падение. Неизвестно, переживет ли он сам. Но так, как сейчас, – никак нельзя больше, ни минуты больше нельзя.

– Стой, – сказала русалка. Глеб остановился резко, голова закружилась, он пошатнулся и чуть не упал. – Я вижу, что ты хочешь упасть со мною вниз, закрыть меня собою от удара о воду. Но я прыгну сама. Возьми мою сестру. Прошу.

– Эта, в воде, – твоя сестра? – удивился Глеб. – Ты сказала, что она далеко?

– Она далеко, – грустно ответила русалка. – Но если выживет, то, может быть, сможет вернуться…

Голова у Глеба слишком сильно кружилась, он положил русалку на широкий каменный барьер и пополз обратно на коленях. Два раза падал, поднимался с трудом. Добрался. Поднял. Она оказалась гораздо легче, будто бы вся иссохла внутри, Глеб смог донести ее до края.

– Я слышу, как они приближаются, – сказала вторая русалка. – Их двое. Идут смотреть на тебя и спариваться с нами. Поспеши, Глеб. Будь удачлив, Глеб. Прощай, Глеб.

Глеб протянул к ней руку, но встретил лишь пустоту и движение воздуха – русалка беззвучно перекатилась по камню и упала вниз. Держа ее сестру, Глеб нащупал край пустоты, забрался, сел. Было очень страшно, но будто и тянуло – все, все, конец, так или иначе, что-то сейчас завершится. Толкнувшись ногами, Глеб спрыгнул вниз – засвистел воздух, потянула планета, засмеялась в его руках безумная русалка. Глеб сгруппировался так, чтобы защитить ее от удара и войти в воду наименьшей площадью.

Удар вышиб из легких воздух, треском прошел по костям, потянул Глеба вниз, вниз, в темноту вязкую, плотную – умирать. Кажется, он услышал, что кто-то кричал – высоко, протяжно, по-дельфиньи. Марта любила дельфинов.

Марта…

Он знал, что нельзя вдыхать воду – но тело не послушалось и набрало полные легкие, все загорелось огнем, сознание поплыло. Его схватили и потащили вниз. Или вверх. Или в сторону. Он ничего не понимал. Кажется, он умирал, и это никак не кончалось.

Потом был воздух на лице, что-то твердое под ногами. Потом его мучительно выворачивало горькой водой – и пониманием, что мир сложнее, страннее, чем он всегда думал, – и гораздо более жесток. Освободившись от воды в легких, он упал на спину, уставился вверх глазами, которых не было.

Шаги. Плеск. Шепот нескольких сознаний – теплый, успокаивающий, монотонный, отдельных голосов было не разобрать. Шаги ближе.

Глеб лежал и плакал – впервые плакал лет с восьми, когда так сильно скучал по маме в школе, что его даже домой отправляли на месяц. Слезы собирались в заживающих кратерах глазниц, щипали, жгли. Теплая рука легла на его щеку.

– Я люблю тебя и небо, – сказала Марта, – только небо и тебя…

Голос у нее был напряженный, будто она старалась не реветь. Глеб дернулся, вскочил, схватил ее обеими руками, сжал так, что ей, наверное, больно было, потом уткнулся лицом ей в грудь, вдыхал ее запах, надышаться не мог.

– Прости, прости, – говорила она. – Уж ты натерпелся, мой хороший. Я испугалась сначала, когда их под водой увидела, русалов этих, а они так быстро плавают, схватили меня, я ничего не успела… Уволокли меня вниз, за затонувшей аркой тайный вход… Пока мы с ними объяснились, вернулись к берегу, а тебя уже не было. И кровь на камне у глайдера… Я бегала, кричала, искала тебя. Валтамери – так они себя называют – меня убедили, что в доме будет опасно оставаться, нужно к ним вернуться. Что нужно подождать, что эти… медведи тебя вряд ли убьют. Ох, я от этого «вряд ли» криком кричала, а поделать ничего не могла! И вот я тут… а ты там… Глебушка мой!

Она целовала его брови, щеки, ей, кажется, не были противны и страшны его раны.

– Глаза восстановят, – говорила Марта, поднимая его с гладкого пола, помогая идти по коридору. – Пара лет слепоты – это, конечно, тяжело, но у тебя же я, а у меня глаза, в полном твоем распоряжении. Я больше не хочу с тобой расставаться, Глебушка. Слепоту переживем, а у тебя теперь другие чувства обострятся, интересно же! Вот скажи, из чего стены и пол в этом коридоре? Янтарин! Странники! Когда они здесь все это построили – неизвестно, но такие интересные штуки есть! А ведь эта планета вряд ли в списке Горбовского-Бадера… А янтарин теплый на ощупь, ты чувствуешь?

Глеб ничего не чувствовал, даже радость и облегчение от встречи с Мартой схлынули, ему казалось, что он все-таки умер, его нет, и мозг подсовывает ему утешительные обманки в затухающих последних разрядах электричества в нейронах. Как в короткий сон на рассвете, в них, по идее, могла вместиться целая вечность.

– Поспи, – говорила Марта, укладывая его на мягкое, упругое, прохладное. – Завтра валтамери нас к глайдеру проводят, защитят, если что – кто знает, чего там медведи твои удумали. Что за народ! Они все там ужасные?

– Они… не плохие, – через силу сказал Глеб. – Просто другие. Эти… русалки тоже с ними ужасные. Убивают их, топят, облучают. Зачем?

– Потому что валтамери перед ними виноваты, – напряженно сказала Марта. – Они случайно планету тряхнули машиной Странников и климат изменили. А на тех, перед кем смертельно виноват, злоба сильнее всего…

Глеб представил полузатопленный высокий зал из янтарина, клетки, в которых полулежат-полусидят измученные мартыны с мокрой, свалявшейся шерстью – научная комната, жестокое помещение.

– Так странно, Марта… Планета без хищников, пищевые цепочки без жестокости – и только разумные существа убивают и мучают других разумных… Может быть, это свойство разума? Какая-то отчаянная мысль, Марта, да?

– Спи, – велела Марта, легла рядом, взяла за руку. Пальцы у нее были теплые, гладкие. Глеб подумал, что никогда не заснет. Страшновато было – вдруг это все уйдет в сон – и все? Но тут же уснул, а когда проснулся, раны в глазах больше не болели, треснувшие ребра срастались, а рядом тихо сопела Марта. Он погладил ее нежное плечо, почувствовал возбуждение, но тут же вспомнил зеленые глаза Ундины, мокрую прохладную кожу и «начни со мною спариваться». Сел на ложе, скрестив ноги, задумался.

Прогрессоры тут не помогут – сама суть идеи в их неотличимости от остального населения. А тут поди-ка. Медведи и русалки… Нет, ну климат, конечно, надо бы попробовать поправить – трех процентов суши маловато… Но это мартынам, а русалки-то что скажут?

– Я из глайдера давно уже забрала акваланги, – сказала Марта. Она уходила, вернулась, принесла ему «водной пищи» – ягоды были плотные, солоноватые, размером с крупный виноград. – Ешь, не кривись, полезное! Я образцов набрала для анализа. Только, Глеб, я сейчас узнала, что медведи твои – не буду я их мартынами называть, отстань! – ночью дом наш и глайдер обложили ветками и подожгли. Глайдеру ничегошеньки не сделается, я знаю. А дом сгорел. Ты ешь, ешь. Медведи на тебя очень злы. Поскорее нырнуть в глайдер – и к кораблю. Помощь вызовем. Комиссию по контактам. На Землю… Пусть разбираются…