Юрий Вигорь - Сомнительная версия

• Название: Сомнительная версия
• Автор: Юрий Вигорь
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-265-01076-9

Повести и рассказы, составившие книгу — детективы, но без милиции, ибо нашим доблестным органам МВД и КГБ раскрытие этих преступлений попросту недоступно. Почему? Об этом вы узнаете прочтя книгу. Но автор не теряет веры в отечественных Шерлок Холмсов и уделяет им место в повести «Сомнительная версия».

СОДЕРЖАНИЕ:

Ловец. Повесть.

Сомнительная версия. Повесть.

Историоблудия. Повесть.

Дачный синдром. Повесть.

Свой почерк. Рассказ.

Месть. Рассказ.

Страх. Рассказ.

Искатель романтики. Рассказ.

Последний призрак графа Нарышкина. Рассказ.

---

— Позвольте присесть за ваш столик, уважаемый? — подошел несмело, но все же изучающе глянул из-под выступающих надбровных дуг низкорослый субъект в мешковато сидевшем зеленом костюме.

— Конечно, — кивнул он, откинулся на спинку стула с видом скучающей беспечности и закурил сигарету.

— Мне бы пивка пару бутылочек и бутербродик с колбаской, — сказал незнакомец официанту и чуть скосил подобострастно глаза на начатую бутылку армянского коньяка на столе. — Да, хороший нынче урожай, — заметил он, кивнув в окно, потягивая второй стакан чуть подсоленного тепловатого пива.

Слово за слово незаметно разговорились.

— Меня Яковом зовут. Яков Антюхин, — улыбнулся собеседник. Он оказался чрезвычайно словоохотливым, особенно после того как Белорыбицын предложил налить ему коньячка, и теперь, добавив после двух бутылок пива, захмелел и в порыве сентиментальной признательности за оказанное ему уважение стал изливать душу, распространяться, что работал экономистом в колхозе, а потом некий не в меру предприимчивый человек уговорил пойти в потребсоюз на заготовку веников. В результате произошла нехорошая история, закрутилось следствие, потянулась ниточка от одного к другому; Антюхин был рад-радешенек, что подобру-поздорову ноги унес. — Теперь же, мил человек, нельзя мне оставаться дальше в том районе. Ведь в чем только не заподозрят. Поди, снова обвинят, а я хоть в чем и повинен, так ведь не в многом: содействовал по наведению, — сетовал он, похрустывая мосластыми пальцами беспокойных рук. — Такое дело, вишь, что за пень заело, о нем прямо и не скажешь… Хитрая механика вышла.

— И не надо, — заметил Белорыбицын, наливая ему третью стопку.

— То есть как понимать? — моргал он редкими белесыми ресницами.

— А так. Не надо трепаться о том со всяким встречным и поперечным, — проронил сочувственным тоном Белорыбицын.

— Да нет, я ничего не опасаюсь, мил человек, — махнул рукой Антюхин. — Моя вина копеечная, я на том руки даже не погрел. Доказано следствием! Просто неудачник я, азартный до всякой глупости. Определенно не везет мне, и все тут. В этом разе, как говорится, не помогут никакие мази. А раньше я был тверже на пупок, сильнее на жилу, пока жена к другому не сбежала. Вся жизнь дала крутой поворот, хотя уже семь лет с тех пор минуло. Из Калуги уехал опосля, сюда вот подался. И чего искал? Чего потерял здесь? Он, Синельников из заготконторы, занозистый мужик и пройдоха, его послушать, так иной раз похлеще телевизора красно говорит. А мы люди маленькие, лыком подвязаны, сделаем как приказано. Чуть не подвел меня, дурака вислоухого, под монастырь. Такие, слышь, делишки творил, что никому и невдомек было до поры до времени, пока прокурора к нам нового в район не прислали: с виду вроде мозгляк, очкарик, росточку небольшого, тихий, неприметный, голоса не повысит ни на кого, а дошлый мужик — страсть. Расследует такое, что иному министерскому умнику и через кулак не видно.

— Следствие, значит, закончено и восторжествовало правосудие? Виновные лица строго наказаны! — проговорил Белорыбицын с нескрываемой иронией и цыкнул зубом.

— Да уж. В прошлом месяце еще суд отзаседал в полном комплекте. Семь годков определили Синельникову… С полной ликвидацией имущества. Ну да он себе, губа не дура, на черный день припрятал кой-чего. Такой не завшивеет, на нем грязь обсохнет да и отпадет, что на свинье. Выйдет — устроится снова в ласковое местечко. Это я вот стар старичок, топор стал тупичок, мотаюсь как перекати-поле…

— Ну загнул, зря, зря обрезаешь себя. Какой же ты старик? — улыбнулся Белорыбицын. — Небось и пятидесятник еще не обмыл, не приспело время. Выглядишь бодро, молодец молодцом, по таким, как ты, вдовушки сохнут в провинциальном Эльдорадо.

— Сорок восемь в июле щелкнуло. Года! — печально вздохнул Антюхин, намереваясь, очевидно, изложить за бутылкой всю свою пеструю и многострадальную биографию, которую считал немало поучительной для всякого честного советского гражданина. Не столь уж часто встретишь собеседника, который вот так терпеливо будет слушать тебя с благожелательным вниманием и соучастием в глазах. А ведь всего лишь случайный попутчик! И он невольно все больше и больше проникался симпатией к Белорыбицыну. Глаза Антюхина подернулись влажным блеском; его низкий баритон вибрировал уже почти на трагических нотах: — Нет-нет, я доподлинно знаю: неудачник я, и все тут! А есть ли вообще оно, счастье? — философствовал он, вскидывая на лошачий манер кудлатой головой. — Эх, синяя птица! В зоопарке небось чахнет. Ой, мечты, мечты, годы наши юные, где вы? — протянул он нараспев. — Ой и подлецы ж эти годы! Года как вода, текут, а куда? Бегут, бегут… Семафор им постоянно зеленый светит, как поется. Лампочка, зараза, не перегорит! А плешь уже на затылок съехала. — Антюхин помолчал, глядя куда-то в глубь вагона, где у прохода позвякивали ящики с вином, и неожиданно лицо его переменилось, точно озаренное внезапной догадкой. Он стрельнул на Белорыбицына угольной бровью с веселым задором в лукаво обузившихся глазах. — А ну его к ляду, чего зря горевать! Давай лучше в картишки срежемся, а? — чуть подался к собеседнику и проговорил знобистым полушепотом. — Время ведь надо как-то убивать. Я только утром на место прибуду. У меня там, под Медынью, мать старушка, отдельное хозяйство имеется. Корова и прочая мелкая живность… Давно писала, звала к себе, да я все мыкался, искал, вишь, синюю птаху. Ну так как? Пойдем, что ли? В дурака!

«Не такой уж он простачок, каким прикидывается, — думал, поглядывая искоса на незнакомца, Белорыбицын. — Может, сочинил заранее всю эту легенду и рисуется в моих глазах эдаким лапотником. Ну-ну, пойдем, метнем картишки, проверим твою талию».

В купе Антюхина было пусто, кто-то забронировал места до Чернигова. Когда наконец к вечеру постучались в дверь две гражданки, Яков продул в азарте без малого полторы тысячи. Таких денег у него с собой не было. Он вывернул карманы и выложил мятыми купюрами четыреста двадцать рублей.

— Пойдем, браток, в тамбур покурим, — проронил Яков упавшим голосом и поскреб затылок. Лицо его потемнело, морщины проступили еще резче под глазами и вокруг. — А может, еще сыграем? — глядел он просительно на Белорыбицына. — Может, поверишь в долг? Доедем до места, так я уж возьму у матери, расплачусь сполна. Ты не думай, я не какой-нибудь там пройдоха. Душа, понимаешь, горит, азарт мозги сушит. Я же думал, в дурачка, а тут в очко…

— Нет, милейший, в долг я никогда не играю, да и тебе не советую. И потом, зачем же обижать мать старушку? Она тебя столько ждала, а ты явишься к ней с таким приветом…

— Ладно, будя, не береди душу, — вздохнул горестно Антюхин и потер крепко ладонью загорелый лоб. — Я ж несчастный человек, азартный, как мартовский кот. Слушай, может, простишь дураку-колхознику? Станется с тебя, четыре сотенные поимел… Ты ведь, судя по всему, обеспеченный, начальник, видно.

— Грехи твои бог простит, а я карточные долги никому не прощаю. Дело чести, сам понимаешь.

— Честь-то она есть, да как деньги за долг внесть, — сокрушался Антюхин и поглядывал по сторонам.

«Пожалуй что он может мне и пригодиться, — размышлял Белорыбицын. — Избавиться от него легко в любой момент. Отправлю к мамаше в деревню, и будет сидеть там тише воды, ниже травы. Болтать никому не станет от страха. И так недавно был под следствием… Если его слегка приодеть, да чтоб помалкивал больше при деловых встречах… Кстати, он и за кассира вполне сойдет. Такой вполне примет игру за чистую монету. Беру, дескать, его к себе на работу, а потом подведу под сокращение штатов; урезали фонды и все такое… Пока он прочухается, я его с выходным пособием…»

— Ну ладно, — сказал Белорыбицын, смягчив голос и посмотрел покровительственно на Антюхина. — Дела у тебя сейчас и вправду неважнецкие, прямо-таки поражение на всех фронтах. А ведь мужик ты неглупый. Главное — честный! Может, чем черт не шутит, взять тебя к себе на работу? Я завотделом в Управлении кооперативного хозяйства. Тут такое дело… Кассир, что на выездных операциях, слег в больницу… После я все растолкую. Словом, хоть прописку сразу и не обещаю, но жить устрою в пансионате. Я сам в летнее время частенько там обретаюсь. В центре Москвы духотища, смог, а мне вечерами надо сидеть за отчетами…

— Да ты это… Шутишь, что ли? Я ведь семилетку только одолел, — выкатил на него удивленно глаза Яков. — Какой с меня в вашем деле прок?

— Сказано — честный человек нужен мне, а кассир в больнице и еще неизвестно, когда выйдет. Будешь действовать по моим указаниям — и полный порядок. А теперь достаточно о делах. Хоть нервные клетки и не восстанавливаются, а питать те, что есть, надо. Пойдем в ресторан ужинать. С проводником я после договорюсь, перейдешь в мое купе.

— Ну и дела, — вздохнул Антюхин. — Эвон какой крутой поворот.