Джон О'Хара - Жажда жить

• Название: Жажда жить
• Автор: Джон О'Хара
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-271-37309-1

Книга, которая в свое время вызвала сенсацию, почти скандал.

Америка «золотых» послевоенных лет. Красивая, богатая, страстная Грейс Колдуэлл Тейт задыхается в атмосфере снобизма, ханжества и фарисейства, царящей в маленьком провинциальном городке, где жестоко карается каждый глоток свободы. Пытаясь отстоять свое право на любовь, Грейс решается на отчаянный поступок. Но какова цена ее мимолетного счастья?

---

— Да, именно этому я их учил.

— Но если так, значит, вы должны были верить в то, чему учите, и их заставлять верить. В таком случае, как мужчина мужчине, — что же толку в таком учении? Выходит, это просто слова? Подождите, подождите немного, перед тем как отвечать. У меня есть еще один вопрос. Чего стоит эта вера, если жена оставляет мужа при первом же испытании? Легко повторять, что веришь во все эти заповеди, эти принципы, когда жизнь течет гладко, но как насчет этого, когда у жены с мужем возникают трудности? Что тогда происходит с принципами? Вы по-прежнему их придерживаетесь или признаете, что это просто слова, которые хороши, лишь когда все складывается мирно и безмятежно, и они рушатся при первом же испытании? Короче говоря, мистер Кларк, как вы считаете, Эмми верна этим принципам?

— Если посмотреть с твоей стороны — нет.

— Речь не о том, с какой стороны смотрю я. Меня ваше мнение интересует.

— Так я же говорю, нет, — повторил Кларк. — Но…

— Да нет уж, мистер Кларк. Никаких «но». Вы ведь собирались сказать, что у Эмми могли быть причины уйти из этого дома, так? С этим я и не спорю. Не спорю, потому что вообще не хочу говорить на эту тему. Мы же, мы оба с вами, решили, что говорим о принципах, а не о том, дал я ей повод уйти или нет. Вы согласились, что это сугубо наше с ней дело и таковым останется навсегда. Муж и жена сами разберутся. Имеет ли жена право оставить мужа — вот единственное, что меня интересует.

— Ну, всему есть предел, — сказал Кларк.

— Я не согласен с вами. Коль скоро речь идет о принципах, ни для нее, ни для меня пределов не существует. Что мужу, что жене до́лжно выдержать неизбывную печаль, любые беды и горести, что угодно, только не разрушить дом.

— А ты бы выдержал неизбывную печаль?

— Мистер Кларк, повторяю, речь не обо мне. Мы говорим о принципах, о религиозных убеждениях. О праве жены оставить мужа. Начни мы говорить обо мне, о том, хороший я муж или дурной, придется перелистать всю книгу нашей с Эмми совместной жизни, страницу за страницей, — все, что было в ней хорошего, мистер Кларк, и все, что было плохого. В достатке и бедности. Я не часто хожу в церковь, но у меня есть принципы, и я живу согласно им. Вы знаете только одно: Эмми обиделась на меня и ушла из дома, забрав с собой детей. Но как быть с принципами? Я возвращаюсь домой, рассчитывая, как всегда, увидеть здесь Эмми с детьми, и из этого следует, что моя совесть чиста. Я возвращаюсь домой, рассчитывая поужинать в кругу семьи, но вместо этого застаю тестя с пистолетом в кармане. Как насчет принципов? Мне нечего было бояться, иначе бы я не вернулся домой. Мне нечего было бояться вашего пистолета, иначе я не попросил бы отдать его мне. Разве я силой его отнял? Я просто попросил отдать его. Вот, пожалуйста, ваши патроны… Можете передать Эмми наш разговор. Сейчас я приготовлю себе чего-нибудь поесть, и, если она захочет вернуться домой сегодня вечером, ни слова не будет сказано, по крайней мере мной. Захочет провести ночь у вас, я тоже не против, сам позавтракаю. Просто скажите Эмми, что это мой дом, а не то место, где жила моя мать и где жил мой отец.

Кларк снова зарядил пистолет и сказал:

— Про принципы я ей все передам, Джон.

— И про все остальное, на ваше усмотрение.

— Только про принципы. Достаточно и того. — Стареющий плотник бегло осмотрел пистолет и сунул его в карман. — Я могу заставить ее верить только в то, во что верю сам.

— А больше мне ничего от вас и не надо.

— Ну, на то, что тебе надо, мне наплевать. — Кларк приподнял шляпу, заколебался на мгновение, презрительно усмехнулся и нахлобучил шляпу на голову.

Когда наутро Эмми вошла в их комнату, Холлистер еще спал. На цыпочках она не ходила, и он проснулся. Эмми заворачивалась в просторный полосатый халат.

— Встаешь? — осведомилась она.

— А ты думала что?

— Понятия не имею.

— А если покопаться?

— Все равно вряд ли ты найдешь что-нибудь, чего не было бы у одной известной тебе дамы.

— А вдруг пистолет? Где дети?

— Я оставила их с бабушкой Кларк.

— Если бы мы не были женаты, я бы придумал анекдот про дедушку Кларка. Для колонки.

— Анекдотов я и без того наслушалась. Смотрю, у тебя нынче хорошее настроение?

— Естественно. Мне повезло, я выжил. А то, понимаешь, разгуливают тут разные старики с пистолетами в карманах.

— Дети не знают, почему я отвезла их к дедушке с бабушкой.

— Не важно. Я, кстати, тоже.

— Наверное. И почему я вернулась, тоже не понимаешь. — Эмми замолчала, завязывая шнурок на туфле. — Бедный папа, пытается заставить меня верить в принципы, а сам в них сомневается.

— Какая, если будет позволено спросить, муха тебя вчера укусила?

— Ничего особенного, просто это. — Она открыла шифоньер и извлекла пачку презервативов. — Рано или поздно ты должен был их где-нибудь обронить. Не думай, что я специально искала, этим я давно не занимаюсь. Я думала, она уже стара, чтобы рожать, оказывается, нет. Будь добр, убери это куда-нибудь подальше.

— Когда-нибудь ты, может, поймешь, насколько заблуждаешься.

— Да брось ты, — отмахнулась Эмми. — Единственное, что меня интересует, так это зачем ты уговорил папу отправить меня назад. Чтобы все выглядело прилично, так, что ли?

— Да.

— А с чего это ты вдруг так забеспокоился о приличиях? Мог бы жениться на своей подруге, и с приличиями был бы полный порядок. Большие автомобили, ферма с бассейном — чего уж приличнее.

— Слушай, сколько можно, выброси ты Грейс Тейт из своей дурацкой башки.

— Только если ты мне пособишь. Ты можешь поклясться памятью отца, что у вас ничего не было? Ведь память отца — это единственное, чем ты дорожишь. Ну же, поклянись, и моя дурацкая башка освободится от нее.

— Таких клятв я не даю.

— Потому что не можешь, и сам это знаешь, и я знаю, достаточно поглядеть на тебя. Так что пусть уж остается в моей дурацкой башке. Скажи ей, что я разведусь с тобой, но только после смерти отца, не раньше. Иное дело, что он крепок и здоров, так что, может, к тому времени ей захочется кого-нибудь помоложе.

В тот вечер Холлистер встретился с Мэри Кемпер и показал ей открытку, пришедшую с утренней почтой. Она была от Эда Уотчела.

Дорогой Джек,

как бы противно ни было оскорблять своим старческим присутствием сад любви, вынужден сообщить, что в начале или середине сентября я возвращаюсь в Форт-Пенн. А поскольку на сей раз это надолго, если не навсегда, то с сожалением констатирую, что нашей договоренности приходит конец, если ты понимаешь, что я хочу сказать. В ожидании моего приезда можешь продолжать наслаждаться последними деньками. Сердечно твой, Эд.

P.S. Если то, что мне напели, правда, другому участнику предприятия не составит ни малейшего труда обустроить иное прибежище. Я горжусь тем, что ты целишь так высоко и бьешь, извини за нескромность, в яблочко. Помимо того, мне доставляет огромное удовольствие, что смог оказаться полезен. Э.В.

— Что это за белиберда? — спросила Мэри.

— Не важно, по крайней мере еще две-три недели эта квартира в нашем распоряжении.

— Нет, я постскриптум имею в виду. Ведь не обо мне же он пишет.

— Нет, полагаю, о Грейс Тейт.

— Грейс Тейт? Слушай, а почему вас все время как-то связывают? Еще немного, и я сама поверю, что это не случайно.

— Не поверишь, — покачал головой Холлистер.

Осенью Холлистер часто ловил себя на мысли, что выглядит сторонним наблюдателем медленного распада собственного брака, своего профессионального роста и углубления любви к Мэри. Изо дня в день он все острее ощущал, что Мэри становится его женщиной, а по прошествии нескольких месяцев уже проводил с ней лучшие, или, во всяком случае, самые приятные моменты жизни, какие испытывал некогда с Эмми, — от нетерпеливого возбуждения вначале до упорного влечения и доверия, потребности друг в друге. Любовью они теперь занимались в доме человека по имени Ник Луччи, местного бакалейщика в итальянском квартале Форт-Пенна, который в каморке, на задах бакалеи, приторговывал вином и граппой, а на втором этаже, для таких важных клиентов, как Джек Холлистер, держал хорошо убранную спальню. Никакого любопытства относительно Мэри Луччи не проявлял, и в некотором отношении здесь было даже удобнее, чем у Эда Уотчела: пока Холлистер наведывался в каморку, Мэри ждала в машине, и как только на горизонте становилось чисто, Джек подавал ей знак. Квартира Уотчела находилась в районе, где всегда был риск столкнуться со знакомыми, а у Ника им помешали только однажды: в дверь постучал один из его сыновей и попросил дать сборник упражнений по правописанию и учебник по арифметике.

Что же касается Эмми, то у нее с Холлистером установились холодные безличные отношения, она избегала называть его по имени и ограничивалась необходимым минимумом общения. Например, она могла сказать за ужином: «Надо бы нам на будущей неделе попросить у вашего отца лишние десять долларов, чтобы купить обоим туфли и чулки»; или: «В „Бостоне“ распродажа, возможно, ваш отец захочет купить себе несколько новых рубашек». Дочь, Джоан, училась в школе мисс Холбрук (приняли ее туда сразу, без сучка без задоринки, об этом озаботилась Бетти Мартиндейл), сын ходил в государственную школу в Норсенде, Эмми же пристрастилась к бриджу. Стычка у них с Холлистером произошла лишь однажды.