Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2

• Название: Воспоминания участника В.О.В. Часть 2
• Автор: Анджей Ясинский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация:

Вторая часть. Окружение под Харьковом в 1943-м, плен и побег. Текст местами дерганный, так как отец писал долго, иногда возвращался мыслями к уже написанному и не всегда следил за плавностью повествования. Я немного привел в читаемый вид оцифровку. По хорошему надо бы плотно править текст, но возможно займусь этим в будущем, когда, сам не знаю.

---

Вокруг было очень много разных снарядов, но к нашим пушкам они не подходили. Снаряды были английские, очень много немецких и кое-где советские. Все они нам не подходили. Артиллеристы сидели на голодном пайке.

Когда на минутку удавалось выйти из землянки, хорошо было видно все поле боя: село с горящими домами, разрывы снарядов и движение людей. Мимо нас в обе стороны беспрерывно шли красноармейцы раненые, санитары, вестовые, а иногда организованно куда-то спешили целые подразделения войск.

Из лесочка и длинного оврага, где укрывались основные части наших войск, периодически выходили пехотные цепи красноармейцев. Вначале эти цепи были ровные, как в кино. Солдаты шли медленно и, казалось, неохотно. По ровным цепям начинала бить немецкая артиллерия. Цепи расстраивались, редели. Ближе к деревне цепей уже было не видно. Солдаты шли вразброд и кто как мог. Перед самым селом вообще никого не было видно. Там была стрельба, дым. Иногда редко доносилось недружное "ура", которое почти сразу глушилось нарастающей стрельбой. Так выглядела война, если на нее глядеть сверху с командного пункта дивизии. Внутри же землянки впечатление о ходе боя не было к лучшему. В полумраке возле аппаратуры спят сменившиеся от работы связисты. Кого-то по радио безнадежно вызывает радист. Полудремлет телеграфист. И только коммутаторник в беспрерывном движении. Он соединяет и разъединяет по проводам соседние части. Я сидел рядом с полковником Яковлевым у телефонов и без конца поднимал гудевшие трубки телефонов. Отвечал на вопросы или передавал трубку полковнику. Из полков шли нам посредственные, неутешительные новости. В полки от нас всякие грозные приказы. Первые часы боя мы с Мишкой себя чувствовали как в настоящем деле. Наше настроение было приподнятым. Наши движения были быстры и профессионально точны. В наших голосах чувствовалась энергия и молодцеватость. Однако на вторые сутки сидения у аппаратов наша энергия сменилась пассивной скукой и безразличием ко всему. Отоспавшихся сменных связистов куда-то послали. Обратно они не вернулись. Отдыха в перспективе не предвиделось. Хотелось кушать. С передовой из полков шли нерадостные и безрезультатные сообщения. Зато из штаба армии пришло страшное слово - мы окружены. А нашим спасением было пробиться через Михайловку, которую мы штурмуем безрезультатно уже трое суток.

Под конец несменяющейся смены у меня стал ломаться голос. Я то басил, то переходил на визг. Наконец перешел на шепот. Пришел старший лейтенант Лереинов, привел с собой еще связиста. Нас заменили. Мы вышли из землянки наверх. Там у села шел непрекращающийся уже несколько суток бой. Смерть и страх боя меня касались отдаленно, относительно. Я имел достаточно времени, чтобы наблюдать чужие смерти, поразмыслить о превратностях человеческой судьбы. Я как древний римлянин в театре, со своего возвышающегося пригорка имел возможность наблюдать за обоими сражающимися сторонами. Разница была в том, что исход боя здесь решал и мою судьбу.

Вот впереди меня метрах в двухстах из оврага длинной лентой движется к передовой большая воинская часть красноармейцев. Их тысяча, а может быть, больше. Идут они уже не в цепи, как прежде, а просто неровным и негустым строем. До села еще далеко, пулей не достанешь. К снарядам и бомбам как-то уже попривыкли. Да и немцы, пока не подойдешь близко к селу, не очень обстреливают. Идут не прячась, немцы не обстреливают. Их наблюдатель видит нас. Он спокойно расхаживает на пригорке метрах в восмистах от нас. Только левее наших частей. Наши артиллеристы пытались снять его. Стрельнули из пушки раза три, мимо. Снарядов больше не было. Так он и остался стоя наблюдать за нашими частями. Стоило нашим солдатам пройти с полпути к деревне, как вялый немецкий артобстрел сразу превратился в очень сильный. Куда им, немцам, было торопиться? Снарядов у них было много. Видят они нас еще лучше чем мы сами себя. Ответить им тем же самым мы не можем. Ну и били нас на выбор. Увидев, что колонна уже вся вышла из оврага, немцы ударили по ней по-настоящему из пушек. В центре колонны почти сразу длинной цепочкой взорвалось пятнадцать-двадцать снарядов. Красноармейцы потеряли строй, начали бежать вправо, в лесочек. Немецкие снаряды следовали несколько позади бегущих солдат. Казалось, они подгоняют красноармейцев. Наши солдаты пытались оторваться от арт-огня. Они бежали все более вправо к лесочку. Там в мелколесье стоят замаскированные наши танки. Солдаты бегут туда. Танкисты не пускают их. "Куда вы бежите!" - кричат они, - "бегите быстрее к селу". Однако никто никого не слушает. Сюда, на край поля пред лесочком, немецкие артиллеристы согнали большую часть нашей колонны. Здесь, согнав солдат в кучу, немцы открыли по ним беглый огонь. Наверное ни один снаряд не пропал даром. Вверх летят человеческие тела, земля, дым. Такое избиение людей можно назвать не войной, а преступлением. Появляется желание спросить у кого-то из своего начальства "Чему же вы учили своих солдат? Или почему вы, начальники, не научили наших солдат войне?". Появляется стыд за все виденное. Стараешься уговорить себя, что это не ты виноват в этом. Что произошло что-то гадкое и непредвиденное. Или же успокаиваешь себя тем, что это же война. А на войне так и бывает. Беглый огонь длился минут пять. За это время уцелевшие красноармейцы успели разбежаться и укрыться. Артобстрел прекратился. В тыл мимо нас идет множество раненых. Одни идут сами. Других несут. Очень много было сопровождающих. День был сырой и холодный. Чтобы согреться в окопе с помощью писем из дома развели небольшой костер. Мы с Мишкой сидели возле окопчика. Грелись у костра, грызли сухари, еду солдатскую и наблюдали за происходившем вокруг. Идущие в тыл раненые были в хорошем настроении. Конечно, легко раненые. Тяжелые остались на поле боя. Для них, раненых, казалось, война окончена. Однако винтовок никто не бросал. Некоторые подходили ближе. Они спрашивали, где находится госпиталь. Некоторые предлагали патроны. Вынимали из кармана 3-4 патрона и отдавали нам. У некоторых было по целой обойме, а то иногда и по две. Все это мы брали. Патронов не хватало.

Подошли двое солдат. У одного перебита нога. Другой - сопровождающий. Тот, кто был ранен, морщился, охал, но было видно, что он доволен. Сопровождающий был угрюм, зато помочь раненому старался очень.

- Здорово, братишки! - Заговорил сопровождающий.

- Здорово. - Ответили мы.

- Не скажете нам, где находится госпиталь?

Госпиталь мы не знали где находится. Оба солдата присели отдохнуть возле нашего огонька. Мишка подбросил в огонь мокрого хворосту. К небу потянулся густой столб дыма. Пришедшие солдаты попросили было поубавить дыму.

- Стрельнет, - сказал раненый, - и до госпиталя не дойдешь.

Однако Мишка был упрям и сумел доказать, что снаряд не может попасть в узкий окоп. Кроме всего, немцы нами не интересуются и в нас не стреляют. Солдаты рассказали, что им дали по 30 патронов на солдата из которых им так и не пришлось ни разу выстрелить. Немцев они не видели. Оставшиеся патроны солдаты отдали нам.

- Берите, вам они еще могут понадобиться. Нам они уже не нужны больше.

- Для меня война уже кончилась, - сказал раненый и засмеялся. Хотя мы уже набрали достаточное количество патронов, от предложения солдат не отказались. Нам, связистам, выдали по 15 патронов на человека. Да и то, их пересчитывали у нас в день по два раза. За каждый недостающий патрон строго спрашивали.

Я сидел на краю окопчика. Слушал рассказы солдат и поглядывал за овраг, где почему-то снова начали рваться снаряды. "Как бы в нас не попали" - подумал я.

- Потуши огонь, - сказал я Мишке. Тот же вместо того, чтобы потушить, назло всем, стал раздувать его. В этот момент послышался короткий свист, на землю что-то упало тяжелое. Взрыва не последовало. Меня как ветром сдуло вниз в окопчик. Я упал прямо на Мишку, который в это время дул на огонь.

- Чтобы вы подохли все! - ругался Мишка. Ушибленные мной при падении солдаты пытались приподняться, они тоже ругались. Стал вопить раненый солдат. "Ой! ногу, ногу!" - кричал он. Я приподнял вверх голову и напугался еще больше, чем сначала. Неразорвавшийся большой снаряд с белой головкой, прополз несколько метров по мокрой траве, поднялся на насыпь возле окопчика и, не упав в окоп, смотрел на нас, готовый взорваться в любую минуту.

В первый момент я как бы потерял способность думать и двигаться. Но уже в следующий миг быстро вскочил на ноги, выпрыгнул из окопчика и, отбежав несколько метров подальше от снаряда, упал на землю. Следом за мной из окопчика выскочили и другие. Даже раненый в ногу. Снаряд килограммов на 30-35 не разорвался. Мы отделались испугом. После такого сюрприза греться уже не хотелось. Нам и без огня стало жарко. В овражке в кустах стояла чья-то кухня. Кушать она отпускала всем, кто бы ни попросил. Закусили и мы. На душе стало тепло и мир стал казаться удобнее.