Виктор Кондрашин - Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма

• Название: Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
• Автор: Виктор Кондрашин
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8243-1181-5

Книга В.В. Кондрашина посвящена трагическим страницам Гражданской войны в России — крестьянскому повстанческому движению против «военно-коммунистической политики» большевиков. На основе широкого использования разнообразного комплекса источников охарактеризованы его причины, масштабы и последствия для крупнейшего аграрного региона страны — Поволжья. В монографии подробно исследована деятельность Самарского Комуча как «демократической альтернативы» большевизму анализируются причины его несостоятельности, подтверждается закономерность победы большевиков в Гражданской войне, несмотря на огромный размах антибольшевистского крестьянского движения.

---

Документы свидетельствуют, что многие работники сельсоветов, независимо от их принадлежности к «слабым» или «сильным» крестьянам, имеющимися в их распоряжении средствами защищали интересы односельчан, включая собственные и интересы ближайших родственников. Они «тормозили выполнение продразверстки», «покрывали дезертиров», смотрели сквозь пальцы на нарушения крестьянами правил помола зерна, обращались в вышестоящие органы с ходатайствами о снижении размеров госпоставок продовольствия и налогов и т. д. Эти действия обусловливались не только стремлением воспользоваться должностным положением в интересах родственников и односельчан, но и чисто объективным обстоятельством: маломощным крестьянским хозяйствам было не под силу исполнять государственные повинности. Кроме того, объективно невозможно было реализовать на практике так называемый «классовый принцип». Никто лучше работников исполкомов сельских и волостных Советов не понимал его абсурдности в условиях всеобщего обнищания: в деревне не осталось не только «сильных» хозяйств, но и, по старым меркам, середняцких, составлявших самую многочисленную группу в общей массе крестьянских хозяйств. Здравый смысл, которому следовали работники сельских Советов, состоял в соблюдении баланса интересов сельского общества и своих собственных. Оптимальным вариантом было следование общинным традициям. Проще говоря, необходимо было советоваться с односельчанами, не совершать резких и непродуманных действий, ущемляющих их интересы, и в то лее время принимать решения, создающие видимость исполнения распоряжений власти. В подавляющем большинстве случаев они так и поступали. Например, разверстку накладывали «не по категориям», как требовалось, а поровну на всех. На гужевые работы направляли тех, кто мог и должен был ехать согласно очереди, намеренно нарушая при этом законы о льготах для семей красноармейцев и т. д.{866}

Особенно массовым противодействие сельских властей продразверстке стало осенью 1920 — в начале 1921 г. Осознавая угрозу надвигающегося на деревню голода и уже столкнувшись с первыми его проявлениями, они попытались предотвратить его, часто напрямую противодействуя продорганам. При этом нередко к работникам Советов присоединялись сельские коммунисты. Так, 20 ноября 1920 г. начальник милиции Хвалынского уезда Саратовской губернии сообщил, что в Павловском районе волостные и сельские исполкомы отказались от выполнения продразверстки и «намеревались создать восстание»{867}. Понимая, что главной причиной крестьянских бед является грабительская по своему характеру продовольственная разверстка, некоторые сельские и волостные Советы выступают инициаторами ее отмены. При их поддержке проходят беспартийные крестьянские конференции, выносящие соответствующие резолюции. Например, 16 марта 1921 г. президиум Керенского укома РКП(б) Пензенской губернии постановил распустить работавшую в уездном центре беспартийную конференцию, поскольку «все резолюции, предложенные коммунистами» были отклонены. По оценке укома, конференция представляла собой «сбор кулаков, спекулянтов и эсеров», которые принимали резолюции «с пожеланием вольной торговли, отказа от трудовой повинности и т. д.»{868}

В условиях развернувшегося в регионе повстанческого движения сельские власти фактически оказались на положении заложников. В его эпицентрах они перешли под контроль повстанцев, в остальных районах занимали выжидательную позицию и не проявляли активности в борьбе с повстанчеством. Например, в докладе Бугурусланской уездной организации РКП(б) о деятельности за период с 1 июля по 15 сентября 1921 г. отмечалось: «Прощупывание волисполкомов и сельсоветов нашими разведчиками доказало полную несостоятельность и неустойчивость членов волисполкомов и сельсоветов. Как только наши разведчики спросят, где находятся коммунисты и имеются ли таковые, сейчас же дают сведения и подталкивают к скорейшему уничтожению коммунистов»{869}.

Работники сельских и волостных Советов находились под постоянным прессом вышестоящих органов власти. Их арестовывали, подвергали другим мерам наказания за невыполнение возложенных на них обязанностей. Давление усилилось во второй половине 1920 г., когда власть столкнулась с ростом крестьянского сопротивления продразверстке. За ее невыполнение волостные и сельские Советы отдавали под суд «в полном составе»{870}. Строптивые сельские Советы распускались, и вместо них, по образу и подобию комбедов, создавались ревкомы{871}. Работники сельских органов власти подвергались избиениям и насилиям со стороны действующих в уездах продовольственных отрядов{872}.

Доминирование в рассматриваемый период общекрестьянских интересов не означало исчезновения внутридеревенских противоречий, здесь тлели угли «второй социальной войны». Наиболее ярко они полыхали в комбедовский период, когда значительная часть бедноты противопоставила себя сначала «сильным» крестьянам, а затем и всей деревне. В дальнейшем конфликт между «слабыми» и зажиточной частью деревни проявлялся в отношении к коммунистическому строительству. Крестьяне противодейвовали бедноте в ее стремлении выделиться из села и создать на общинных землях «трудовые артели». Например, весной 1920 г. в Кузнецком уезде Саратовской губернии «крестьянство восстало и не дало земли» односельчанам, решившим стать коммунарами. «И артель, — как указывалось в документе, — была вынуждена подать заявление о ликвидации»{873}. Случалось и обратное, когда деревенской бедноте при поддержке властей удавалось сломать сопротивление деревни и организовать коммуну{874}. Эти последние были для крестьян постоянным раздражающим фактором, и в ходе крестьянских выступлений, особенно повстанческого движения в 1921–1922 гг., часто подвергались разгрому.

Ситуация изменилась в связи с переходом к новой экономической политике. По мере восстановления крестьянского хозяйства возрождались и усиливались всегда существовавшие в деревне противоречия между ее полюсами. Воспользовавшись предоставленной нэпом экономической свободой, из общей массы «обессиленных» «военным коммунизмом» крестьянских хозяйств стали подниматься «новые сильные». Социальная структура деревни менялась и приобретала присущий рыночной экономике вид. В начальный период нэпа она имела «зачаточный характер», намечалась только тенденция, которая, однако, в корне меняла социально-экономическую и политическую ситуацию в деревне. «Новые сильные» и «новые слабые» постепенно становились фактом деревенской жизни. Это обстоятельство зафиксировали многочисленные источники. Так, например, в госинфсводке ГПУ за 8–11 августа 1922 г. сообщалось, что в Саратовской губернии «среди бедняков-крестьян наблюдается частичное недовольство вследствие закабаления их кулаками»{875}.

* * *

Исходя из вышеизложенного можно заключить, что крестьянское движение в Поволжье в рассматриваемый период было закономерной реакцией деревни на «военно-коммунистическую» политику Советского государства: ее несправедливый, с точки зрения крестьян, грабительский характер, выражавшийся в безэквивалентном обмене промышленной и сельскохозяйственной продукции методами государственного насилия. Эта политика в полной мере затронула все категории крестьянства: кулаков, середняков, бедняков. Поэтому вряд ли оправданно сравнивать степень недовольства этой политикой тех или иных его слоев. Масштабы крестьянского протеста, число участников восстаний опровергают миф о «кулацком характере» крестьянского движения. И «сильные» и «слабые» выступали единым фронтом в защиту общекрестьянских интересов перед произволом власти. Противоречия между «сильными» и «слабыми» не исчезли в годы Гражданской войны. Они лишь отошли на задний план перед более важной проблемой. Как только она была решена, все вернулось на круги своя.

Глава 4. КРЕСТЬЯНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И ВНЕШНИЙ ФАКТОР

§ 1. Эсеры и крестьянское движение

Одним из актуальных аспектов рассматриваемой темы является проблема соотношения стихийности и сознательности в крестьянском движении: в какой мере это движение было фактом крестьянской самодеятельности, и насколько оно находилось под влиянием внешних сил. В итоге проблема сводится, как точно выразился английский исследователь Т. Шанин, к вопросу — кто кого вел?{876} В советской историографии ответ на этот вопрос был однозначным и не требующим серьезных доказательств: крестьян «вели эсеры и агенты белогвардейцев». Причем акцент делался на ведущей роли правых эсеров{877}.

Тамбовскими историками уже доказана абсурдность данных обвинений применительно к истории «антоновского движения» [см. главу 1 раздела 1. — В. К.]. Однако этого нельзя сказать относительно крестьянского движения в Поволжье. До сих пор в историографии отсутствуют серьезные публикации на эту тему Поэтому представляется целесообразным уделить ей особое внимание.