Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

Водораздел в развитии советской культуры был обозначен Первым съездом Союза советских писателей — важнейшей культурной организации сталинской эпохи, объединившей враждующие фракции предыдущего периода и проложившей новый курс под общим для всех знаменем социалистического реализма. В то же время съезд 1934 года стал и международным событием. Вместе с 600 советскими писателями и деятелями из высшего руководства — делегатами съезда — в его работе участвовали 43 иностранца, представлявших цвет левых литературных друзей и сочувствующих, включая Луи Арагона, Иоганнеса Р. Бехера, Жан-Ришара Блока, Оскара Марию Графа и Андре Мальро. Их присутствие на съезде закрепило доминирование par excellence литераторов среди иностранных друзей{883}. Как показал Борис Фрезинский, в ходе именно этого мероприятия возник замысел больших писательских съездов в Европе при поддержке СССР. Идея повторить съезд советских писателей за рубежом была высказана, по ряду свидетельств, на встрече иностранных писателей с советскими лидерами и литераторами на даче Горького 24 августа 1934 года. На самом съезде Карл Радек, возможно выполняя пожелание Сталина, обратился с предложением о создании объединенного антифашистского фронта писателей к Мальро и Блоку, которые позже поделились этим планом с И. Эренбургом{884}. Съезды европейских писателей стали средоточием антифашистской культуры в эпоху Народного фронта.

Замыкая цепь указанных важных событий, открытую съездом ССП, Эренбург взял инициативу в свои руки и играл в дальнейшем важную роль в культурной политике Народного фронта. С точки зрения этого западника, нашедшего свое место в сталинской системе, даже смягчение политики МОРП после 1932 года было недостаточным, поскольку организация по-прежнему демонстрировала близорукую нетерпимость к сочувствующим западным интеллектуалам. Ключевой момент отношений Эренбурга со Сталиным настал в сентябре 1934 года — вслед за съездом писателей и заявлениями тем же летом генерального секретаря Коминтерна Георгия Димитрова, в которых одобрялись антифашистские альянсы между коммунистами и социалистами. На тайной встрече в Одессе Эренбург посоветовался со своим старым другом Бухариным, бывшим главой Коминтерна, остававшимся видной фигурой в научной и культурной сферах даже после того, как Сталин в 1928–1929 годах заклеймил его в качестве «правого уклониста». Бухарин помог Эренбургу в составлении подробного, выверенного обращения к Сталину о необходимости создания широкой коалиции европейских и американских писателей и, вероятно, сам отвез обращение в Москву. Это послание — первое в ряду тех, что Эренбург лично направил Сталину, — умело обыгрывало тему потенциала антифашизма в содействии «активной защите СССР». Основными объектами критики стали писатели-эмигранты — члены МОРП. Эренбург характеризовал МОРП как детище «нескольких венгерских, польских и немецких литераторов третьей величины», коснеющих в традиции РАПП. Он открыто называл их не только сектантами и писаками, но и людьми, которые — в отличие от него самого — «окончательно оторвались от жизни Запада». В результате они совершенно не заметили возникших после 1933 года возможностей сближения с ведущими западными интеллектуалами и продолжали нападки на них, отталкивая таких сочувствующих СССР деятелей, как Барбюс{885}.

Эренбург искусно объединил призыв к интернационализации тех перемен, которые уже произошли во внутренней советской культурной политике, с признанием возможностей, появившихся в связи с изменением политического ландшафта после захвата власти нацистами. В то же время Эренбург выступил против своих заклятых врагов — воинствующих леваков, от чьих нападок он отбивался уже более десяти лет. Он перечислил наиболее знаменитых писателей из тех, что были известны в переводах на русский язык, которые наверняка захотят «тотчас» последовать за СССР — Роллан, Жид, Мальро, Барбюс, Арагон, Фейхтвангер, Драйзер, Блок, Томас и Генрих Манны и Джон Дос Пассос. Это была игра на той слабости, которую советская культурная дипломатия питала к влиятельным фигурам; и это же было подражанием сталинской стратегии в политике: «Западноевропейская и американская интеллигенция прислушивается к “крупным именам”. Поэтому значение большой антифашистской организации, возглавляемой знаменитыми писателями, будет весьма велико»{886}.

Сталина подобные аргументы полностью убедили. Он дал соответствующие указания члену Политбюро Кагановичу, который в тот период часто курировал вопросы идеологии: «Прочтите письмо т. Эренбурга. Он прав. Надо ликвидировать традиции РАППа в МОРПе. Это необходимо… Это большое дело. Обратите на это внимание». Кагановичу поручалось осуществить план Эренбурга, и результатом стала самокритика внутри МОРП, отрекавшегося теперь от «элементов рапповщины», а в конце 1935 года и ликвидация самого объединения. Другими словами, инициатива Эренбурга — Бухарина в немалой степени помогла придать гибкость советской политике Народного фронта, которая вскоре докажет свою успешность{887}. Хотя Сталин предпочел работать над этим сам — во время встреч со своим биографом Барбюсом, а не с Эренбургом, более конкретным результатом инициативы стал Международный конгресс писателей в защиту культуры. Он проходил в Париже в июне 1935 года и собрал более 320 делегатов из 35 стран, до 3 тыс. зрителей ежедневно посещали его заседания. Таким образом, антифашистская культура обретала себя и вступала в свои права. Это был сложный синтез международных встреч и взаимоотношений, включавший фундаментальные понятия, которые по-разному интерпретировались в разных национальных и политических контекстах, при тщательно скрывавшейся, однако довольно очевидной для многих наблюдателей роли советской поддержки, а также советских интеллектуальных посредников. Сама идея писательского конгресса была прежде неизвестна во Франции, и образцом для ее воплощения послужил Первый съезд ССП в 1934 году{888}.

Ирония состояла в том, что МОРП заменило исчерпавшую себя рапповскую модель новой и главной моделью советской литературной организации — Союзом советских писателей, тем самым мостя широкую дорогу к собственному закрытию. Новое руководство МОРП накануне ликвидации данного объединения включало некоторых деятелей из ССП, таких как Сергей Третьяков, а также функционеров с опытом работы в ВОКСе — например, писателя Михаила Аплетина и критика Сергея Динамова. Приняв участие в деятельности преобразованного МОРП в 1934–1935 годах, эти чиновники от литературы и партийные интеллектуалы превратили в 1936 году ССП, и в особенности его Иностранную комиссию, в новую влиятельную организацию. Михаил Кольцов, предложивший членам Политбюро ликвидировать МОРП, взял это дело на себя и получил средства на покрытие расходов для приема от десяти до двенадцати иностранных писателей в год. Когда в 1936 году Кольцов собрал свою Иностранную комиссию ССП, за столом сидели разные люди, включая бывалых ветеранов с богатым международным опытом (Аплетина, Третьякова, Динамова) и советских поэтов и писателей с международной известностью — Бориса Пильняка и Бориса Пастернака{889}.

Начало в 1934 году эпохи Народного фронта совпало с назначением на должность руководителя ВОКСа Александра Яковлевича Аросева, который энергично стремился использовать новые возможности советской культурной дипломатии и тем самым укрепить позицию собственной организации. Сомнения Аросева и неустойчивость его положения уравновешивались сильными политическими амбициями Александра Яковлевича и его давним, еще с середины 1920-х, союзом со сталинским крылом партии. Он раз за разом обращался к Сталину за помощью в деле обновления ВОКСа, используя при любой возможности старую дружбу с Молотовым, Ежовым и другими приближенными вождя. На долю Аросева выпала отчаянная битва. ВОКС больше не критиковали за внимание только к интеллектуалам, но тем не менее Общество потеряло немалую долю своего престижа, накопленного с 1920-х годов, и работа в нем казалась новому руководителю явным служебным понижением по сравнению с дипломатической карьерой. Он жаждал получить новый дипломатический пост в Париже, однако именно эта неудовлетворенность сильнее подталкивала его к борьбе за успех в качестве председателя ВОКСа.

Мучимый сомнениями насчет отношений советской культуры с Западом, Аросев в середине 1930-х годов подал множество предложений, нацеленных на восстановление позиций ВОКСа, — повысить квалификацию кадров Общества, четко определить его место в иерархии учреждений (в 1936 году он предложил подчинить ВОКС Совнаркому) и создать при ЦК «авторитетную комиссию по вопросам культурных связей с заграницей». Аросев мечтал о том, что ВОКСу будут даны монопольные полномочия на управление международными культурными связями, подобно тому как в 1936 году была закреплена монополия «Интуриста» на иностранный туризм. Он выспренне писал Сталину, что получивший новые полномочия ВОКС сможет обеспечить «политическую проверку» всех потоков культурного импорта в СССР. Аросев указывал и на то, что статус ВОКСа настолько невысок, что его глава даже не может получить такие привилегии, как разрешение для строительства дачи в писательском поселке Переделкино{890}.