Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы

• Название: Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
• Автор: Майкл Дэвид-Фокс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0215-1

В книге исследуется издавна вызывающая споры тема «Россия и Запад», в которой смена периодов открытости и закрытости страны внешнему миру крутится между идеями отсталости и превосходства. Американский историк Майкл Дэвид-Фокс на обширном документальном материале рассказывает о визитах иностранцев в СССР в 1920 — 1930-х годах, когда коммунистический режим с помощью активной культурной дипломатии стремился объяснить всему миру, что значит быть, несмотря на бедность и отсталость, самой передовой страной, а западные интеллектуалы, ослепленные собственными амбициями и статусом «друзей» Советского Союза, не замечали ужасов голода и ГУЛАГа. Автор показывает сложную взаимосвязь внутренних и внешнеполитических факторов развития страны, предлагая по-новому оценить значение международного влияния на развитие советской системы в годы ее становления.

---

Мучимый сомнениями насчет отношений советской культуры с Западом, Аросев в середине 1930-х годов подал множество предложений, нацеленных на восстановление позиций ВОКСа, — повысить квалификацию кадров Общества, четко определить его место в иерархии учреждений (в 1936 году он предложил подчинить ВОКС Совнаркому) и создать при ЦК «авторитетную комиссию по вопросам культурных связей с заграницей». Аросев мечтал о том, что ВОКСу будут даны монопольные полномочия на управление международными культурными связями, подобно тому как в 1936 году была закреплена монополия «Интуриста» на иностранный туризм. Он выспренне писал Сталину, что получивший новые полномочия ВОКС сможет обеспечить «политическую проверку» всех потоков культурного импорта в СССР. Аросев указывал и на то, что статус ВОКСа настолько невысок, что его глава даже не может получить такие привилегии, как разрешение для строительства дачи в писательском поселке Переделкино{890}.

Аросев так и не убедил Сталина и других партийных руководителей в необходимости сделать ВОКС монополистом в сфере культурной дипломатии. Однако бурная деятельность Александра Яковлевича подготовила почву для того, чтобы руководимая им организация извлекла максимум преимуществ из возможностей, открывшихся в результате новой политики Народного фронта. Как и другие советские культурные организации, работавшие тогда на международной арене, наибольших успехов в привлечении иностранных интеллектуалов ВОКС достиг в 1935–1936 годах. Среди зарубежных интеллектуалов этого периода, «активно» сотрудничавших с ВОКСом в культурной сфере, были не только самые заметные попутчики-литераторы как, например, Роллан и Жан-Ришар Блок, но и архитекторы, художники, педагоги, ученые. Составленный в 1936 году список иностранцев — кандидатов в почетные гости отразил новые амбиции ВОКСа: в нем фигурировали влиятельнейший американский историк Чарльз Бирд (Beard) и киноактер Чарли Чаплин, чей фильм 1936 года «Новые времена» был назван «большим поворотом влево»{891}.[74]

Неиссякаемый поток предложений Аросева лично Сталину и в Политбюро дает также ключ к пониманию того, как и культурная, и политическая элиты усвоили обновленную повестку дня мировой культуры. Здесь сыграл свою роль растущий советский интерес к продвижению культуры как символа системного превосходства — культура «образцов» теперь должна была не рисовать светлое социалистическое будущее, а превратить Москву в главный маяк социалистической культуры для всего мира. Этот новый дух проявился в писаниях Аросева, несмотря на противоречие между его самоидентификацией старого большевика и его же отношением к Европе, где он провел много лет, — отношением, которое нередко граничило с преклонением. По его словам, ВОКС теперь не должен был, как ранее, просто демонстрировать иностранцам те или иные достижения советского «культурного строительства» — он должен был добиться того, чтобы широкие круги западноевропейской интеллигенции признали историческое превосходство созданной в СССР социалистической культуры. В 1935 году, пытаясь убедить Сталина передать под начало ВОКСа коммерчески успешный «Интурист», Аросев заявил, что эта конкурирующая организация своей меркантильностью и непрофессионализмом дискредитирует страну в целом, даже если достигает успехов, которые превращают СССР в «культурный центр мира»{892}. Комплекс превосходства находил отражение и в культурной дипломатии. Аросев вполне мог питать надежду на то, что программа, сформулированная в терминах культурного превосходства, могла бы создать условия для выгодных Советскому Союзу отношений с западноевропейской культурой левого толка, которой он восхищался.

Хотя культурное взаимодействие и путешествия интеллектуалов между США и СССР активизировались после дипломатического признания Советского Союза американским правительством в 1933 году, заслуживает внимания то, что, какой бы важной альтернативой Европе в качестве второго варианта передовой модерности Америка ни была, она по-прежнему отсутствовала в рассуждениях на эту тему как самого Аросева, так и других советских интеллектуалов, работавших в сфере культурной дипломатии. Наиболее влиятельным советским текстом о Соединенных Штатах того периода была «Одноэтажная Америка» Ильфа и Петрова — насыщенный, сложный и зачастую сочувственный очерк двух сатириков об их поездке по Америке в 1935 году. Но даже у них список восхваляемых характерных черт страны и народа открывался производительностью труда, тогда как американская культура изображалась как откровенно ребяческая. Ильф и Петров писали, что в характере американцев наблюдается множество раздражающе детских и даже примитивных черт, но самая замечательная детская черта — любопытство — у американцев почти отсутствует. Даже в полном восторгов письме наркома пищевой промышленности и торговли А.И. Микояна (побывавшего в 1936 году с трехмесячным визитом в США и посетившего, в частности, завод Форда) — а более проамерикански никто из тогдашних советских политиков не высказывался — содержались почти ритуальные ссылки на отсутствие «культурности» у американских экспертов: «Они многого не знают, люди ограниченные, но свое дело, узкую свою специальность знают прекрасно». Микояна не смущало, что делился он этими впечатлениями, пожалуй, с наименее образованным членом советского руководства — Кагановичем. Со своей стороны, Аросев в отчете наверх о работе ВОКСа в США за 1934 год прибегнул к метафоре, удивительно похожей на использованную Ильфом и Петровым. Он ссылался на комплекс неполноценности не вышедшей из отрочества американской культуры, которая постоянно смотрит на Европу, поскольку ей «не хватает своих культурных традиций и навыков». Из всех европейских культур именно «наша социалистическая культура» (ее принадлежность к европейским не вызывала у Аросева сомнений) может прийти «на помощь» Соединенным Штатам{893}.

Наиболее показателен тот факт, что Аросеву совсем не надо было детально аргументировать такие притязания на международную культурно-политическую гегемонию. Он вводил их в свои предложения почти мимоходом — политически выгодная декларация, не требовавшая специальных пояснений. По-видимому, уже тогда эту исходную посылку разделяли как партийные интеллектуалы, работавшие в культурной дипломатии, так и партийное руководство.

По сути, эти гегемонистские амбиции подразумевали некоторую степень прямого взаимодействия с Западом и тем самым продолжали оптимистическую традицию отношений с внешним миром. Однако в середине 1930-х годов, на самом пике советского международного успеха, давняя обратная тенденция — взгляд на иностранцев как на нечто пагубное, опасное — стала набирать силу. Мощнейшим актором, старавшимся сократить международные контакты из-за угрозы государственной безопасности, оставался НКВД. Начиная с 1935 года Н. Ежов, который через два года станет главным исполнителем Большого террора, строил козни против тогдашнего главы НКВД Ягоды, став фактически высшим надзорным над «органами». Ежов заменил и Кагановича (до того времени второго после Сталина деятеля в руководстве) в ряде комиссий Политбюро и получил контроль над организацией основных политических кампаний. С самого начала Ежов основывал свое восхождение на разоблачениях недостатка «бдительности» и борьбе против «иностранного шпионажа». С начала 1935 года он лично курировал кампанию против «зарубежных влияний», жертвами которой стали жившие в СССР политические эмигранты, в особенности ученые и интеллектуалы. В середине 1935 года Ежов вошел с состав высшего руководства, получив полномочия для осуществления партийного контроля над НКВД, и следующие полтора года надзирал за процессом партийных чисток, пока лично не возглавил проведение всех основных операций НКВД в период Большого террора{894}.

Кампания по усилению бдительности, возглавленная Ежовым, проводилась в широком контексте политики, призванной сократить число иностранцев на территории СССР. Это были такие меры, как ликвидация отдельной системы снабжения иностранцев (Инснаба), еще большее ограничение свободы передвижения по стране, дальнейшая изоляция иностранной печати, торговли и дипломатических представительств, а также понуждение иностранцев, постоянно проживавших в стране, к принятию советского гражданства. Тогда же был закрыт целый ряд «интернациональных» академических и литературных учреждений, обучавших иностранных коммунистов или левых либо дававших им работу, в том числе (в 1936 году) Коммунистическая академия и (в том же году) Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. Эта кампания аукнулась и «Интуристу», который уже в 1935-м столкнулся с ограничениями на выдачу виз иностранцам и подвергся чистке от «чуждых элементов»{895}.