Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

• Название: Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам
• Автор: Эдуард Филатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4425-0013-4

О Маяковском писали многие. Его поэму «150 000 000» Ленин назвал «вычурной и штукарской». Троцкий считал, что «сатира Маяковского бегла и поверхностна». Сталин заявил, что считает его «лучшим и талантливейшим поэтом нашей Советской эпохи».

Сам Маяковский, обращаясь к нам (то есть к «товарищам-потомкам») шутливо произнёс, что «жил-де такой певец кипячёной и ярый враг воды сырой». И добавил уже всерьёз: «Я сам расскажу о времени и о себе». Обратим внимание, рассказ о времени поставлен на первое место. Потому что время, в котором творил поэт, творило человеческие судьбы.

Маяковский нам ничего не рассказал. Не успел. За него это сделали его современники.

В документальном цикле «Главная тайна горлана-главаря» предпринята попытка взглянуть на «поэта революции» взглядом, не замутнённым предвзятостями, традициями и высказываниями вождей. Стоило к рассказу о времени, в котором жил стихотворец, добавить воспоминания тех, кто знал поэта, как неожиданно возник совершенно иной образ Владимира Маяковского, поэта, гражданина страны Советов и просто человека.

---

«Мы работаем, мы не французские виконты!»

Странно, что на возможность такого хода событий маяковсковеды не обратили своего внимания.

На первом вечере, состоявшемся 12 октября в Академической капелле, из зала пришла записка:

«А Сельвинский вас всё-таки перешиб!»

Владимир Владимирович прочёл её и, по словам одного из зрителей:

«…кроме очередной остроты ничего не сказал».

А 20 октября ленинградский журнал «Искусство» привёл слова писателя Александра Фадеева, одного из лидеров РАППа (Российской ассоциации пролетарских писателей):

«Сельвинский в своём творчестве стихийный материалист, и именно это материалистическое (хотя и непоследовательное) мировоззрение позволило ему выбить с передовой линии поэзии… Маяковского, с его абстрактным рационализмом».

После Ленинграда

Многие биографы Маяковского пишут, что о его отношениях с Вероникой Полонской знали все, кроме её мужа. Но однажды об этом узнал и Михаил Яншин. Явно по информации, шедшей от Агранова и Бриков. 17 апреля 1930 года он написал (орфография Яншина):

«…вдруг Нора говорит мне однажды что В.В. предложил ей сначала жить с ним, а впоследствии уже предлагал развестись со мной и переехать к нему. Это было неожиданно для нас обоих. Он говорил Норе, что одинок, что не может так жить одиноким. Что произошло? Первый момент, как быть, что делать? Никаких поводов к такому предложению не было и вдруг на тебе! Не встречаться с ним?»

И Яншин обратился за советом к Лили Юрьевне, которая в воспоминаниях написала:

«Когда молоденький Михаил Яншин бросился ко мне за помощью, чтобы отвадить Володю от Полонской, я посоветовала ему закрыть глаза на их отношения, ведь там серьёзного не было. Это скоро кончилось бы, как кончилось с Наташей и с Татьяной. Но если бы Яншин ушёл от Норы, как он собирался – всё видя – то были бы две разбитые жизни – его и её. А так – мы вместе встречались, играли в карты, ездили на скачки, ходили во МХАТ…»

В этих высказываниях Лили Юрьевны очень точно описан круг её жизненных интересов: «встречались, играли в карты, ездили на скачки, ходили во МХАТ». К этому следует, пожалуй, добавить и те бесчисленные романы, которые она заводила с кем-либо из своего окружения. И в этом состояла вся её жизнь! Больше Лили Брик ничем не занималась. Даже для всех домашних дел была нанята домработница. А средства для жизни этой «семьи» добывал Маяковский.

Что же касается Полонской, то после разговора Яншина с Лили Брик своё отношение к Веронике Витольдовне Владимир Владимирович изменил. Яншин писал:

«…в следующий день он уже сказал, что… он просит позволить заботиться о Норке, как брат и пр. пр. уверения, что он относится замечательно ко мне, и не верить этому нельзя потому что относился он ко мне замечательно. Принимал мои замечания по „Бане“, говорил что давайте работать вместе п'есу, что какую роль я хочу играть, что он будет учиться у театра. (Я ему говорил, что он не любит театра и что не знает его.) Что делать? Оставить его? Мы было попробовали, но он выслеживал, узнавал репетиции, занятость Норы в спектаклях и когда мы говорили и ссылались на работу в театре, он нас разоблачал и обижался что мы и его обманываем».

Яншин, вроде бы, поверил в искренность Маяковского, но к супруге стал относиться с подозрением. Она это заметила и потом написала:

«…муж начал подозревать нас, хотя Яншин продолжал относиться к Владимиру Владимировичу очень хорошо.

Яншину нравилось бывать в обществе Маяковского и его знакомых, однако вдвоём с Владимиром Владимировичем он отпускал меня неохотно, и мне приходилось скрывать наши встречи. Из-за этого они стали более кратковременными.

Кроме того, я получила большую роль в пьесе «Наша молодость». Для меня – начинающей молодой актрисы – получить роль во МХАТе было огромным событием, и я очень увлеклась работой».

Пьеса, в которой Полонская получила роль, была инсценировкой популярного в ту пору романа Виктора Павловича Кина (Суровкина) «По ту сторону». Её ставили на Малой сцене театра. Маяковский отреагировал на эту явную удачу в работе молодой актрисы как всегда довольно оригинально:

«Владимир Владимирович вначале искренне радовался за меня, фантазировал, как он пойдёт на премьеру, будет подносить каждый спектакль цветы „от неизвестного“ и т. д. Но спустя несколько дней, увидев, как это меня отвлекает, замрачнел, разозлился. Он прочёл мою роль и сказал, что роль отвратительная, пьеса, наверное, – тоже. Пьесу он, правда, не читал и читать не будет и на спектакль ни за что не пойдёт. И вообще не нужно мне быть актрисой, а надо бросить театр.

Это было сказано в форме шутки, но очень зло, и я почувствовала, что Маяковский действительно так думает и хочет».

А тут ещё на одном из заседаний Лефа Маяковский напомнил своим соратникам о том, что приближается месяц, с которого началось его поэтическое творчество. Иными словами, грядёт 20-летний юбилей.

Это стало поводом для организации новых мстительных козней против поэта.

Вновь обсуждения

Между тем Всеволод Мейерхольд стал готовиться к постановке «Бани». Как только Художественно-политический совет ГосТИМа принял пьесу к постановке, Мейерхольд сразу же распределил роли между актёрами. Образ бюрократа Победоносикова предстояло воплотить артисту Игорю Ильинскому, только что блистательно сыгравшему Присыпкина в «Клопе». Роль Фосфорической женщины досталась жене Мейерхольда Зинаиде Райх. Репортёра Моментальникова должен был сыграть 20-летний актёр Валентин Плучек.

Спектакль, как ожидали, ждал грандиозный успех.

На волне этой казавшейся «победоносности» Маяковский решил шумно заявить о создании новой литературной группы – Рефа (Революционного фронта искусства). И 8 октября в Большой аудитории Политехнического музея состоялся вечер «Открывается Реф».

Павел Лавут:

«Участники вечера „Открывается Реф“ с трудом пробились в здание…

Кроме Маяковского с речами выступали Николай Асеев и Осип Брик.

Публика настроена бурно. В зале засела хулиганская группка. Они кричали, свистели и даже принялись избивать одного из участников вечера».

«Хулиганская группка», которая «засела» в зрительном зале, вероятнее всего, была подослана Яковом Аграновым. Мы с нею ещё встретимся.

Открывая вечер, Маяковский сказал:

«Год тому назад мы здесь распускали Леф. Сегодня мы открываем Реф. Что изменилось в литературной обстановке за год, и с чем теперь выступают на литературном фронтерефовцы? Прежде всего, мы должны заявить, что мы нисколько не отказываемся от всей нашей прошлой работы и как футуристов, и как комфутов, и, наконец, как лефовцев. И сегодняшняя наша позиция целиком вытекает из всей нашей прошлой борьбы».

Пётр Незнамов:

«Маяковский на вечере был в ударе, сыпал остротами…

Присутствовавший на вечере Мейерхольд сказал:

– Надо поражаться гениальности Маяковского – как он ведёт диспут!

И действительно, Маяковский так спорил, будто фехтовал. Он разил тупиц. Но, вообще говоря, он хотел жить в мире с другими.

– А чей метод лучше – выясним соревнованием. Взаимопроникновение и взаимнопронизывание, но не взаимопожирание».

Маяковский даже не догадывался, что никакое «соревнование» ему не поможет, так как «организаторы травли» уже приступили к его «пожиранию».

Пётр Незнамов:

«Вечер имел большой резонанс. О нём долго разговаривали. Это был первый и последний вечер Рефа».

В эти же дни Москва в категорической форме потребовала от Парижа выдачи Григория Беседовского. Но Франция не менее решительно отказала. Тогда советские власти объявили, что беглеца будут судить заочно.

Выходивший в Париже эмигрантский еженедельник «Дни» поместил статью своего редактора Александра Фёдоровича Керенского, некогда возглавлявшего Временное правительство России. В статье, в частности, говорилось:

«…кинематографическое бегство с прыганьем через два забора из собственного посольства г. Беседовского, первого советника и замполпреда СССР в Париже, в порядке неслыханного в дипломатических летописях мирового скандала, вскрывает перед заграницей такую степень распада диктаторского аппарата, о которой в Европе ещё не догадывались».

Борис Ройзенман, выступая 8 января 1930 года на заочном суде над Беседовским, высказался так:

«Через забор он перелез для создания сенсации и придания себе вида мученика».

Когда через год Беседовский издал в Париже книгу «На путях к Термидору», один из эмигрантских острословов по этому поводу пошутил: