Ольга Тартынская - Верь мне и жди

• Название: Верь мне и жди
• Автор: Ольга Тартынская
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-054872-9, 978-5-9713-9942-1, 978-985-16-6597-2

Ольга — жена известного музыканта, кумира тысяч и тысяч девушек…

У нее есть все — деньги, роскошь, комфорт. Но жизнь со звездой вовсе не так легка, как пишут об этом в глянцевых журналах…

Николай, муж Ольги, смотрит на свой брак лишь как на «тихую пристань» в минуты неудач и разочарований.

Он даже не считает нужным скрывать от Ольги свои многочисленные случайные связи с поклонницами, не желает иметь детей, ввязывается в скандальные истории.

Банально — скажете вы?

Действительно, сколько раз мы все читали похожие истории в книгах и даже наблюдали их в жизни.

Не спешите делать выводы.

В романе Ольги Тартынской все не так просто.

Ведь иногда хочешь добиться одного, а получаешь совсем другое…

---

Ты запел. Мне было нестерпимо стыдно перед Гошкой и соседями, но слезы текли и текли, а я и не пыталась их остановить. Хорошо еще, тушь не размазалась, а то было бы вовсе неприлично.

Ты покорил зал, такой пестрый и разнообразный. Конечно, здесь не было случайных людей — они все пришли на тебя, но твоя новая программа совсем не походила на то, что ты делал раньше! А я еще раз поняла, что угадала тебя. И что бы потом ты ни писал, какой бы облик ни принимал, я знаю, какой ты…

Твоя музыка в исполнении симфонического оркестра, твои аранжировки, твой голос… Как я не сошла с ума? Ты часто говоришь мне, что я чересчур чувствительна, это ненормально. А может быть, это и есть норма, кто знает?

Мы возвращались в гробовом молчании. Я не хотела говорить, а Гошка боролся с ревностью. Верно, мне не следовало идти с ним на этот концерт, но тогда я не услышала бы тебя, не пережила бы эти прекрасные мгновения. Гошка проводил меня до подъезда и мрачно изрек:

— Можно не спрашивать, понравилось тебе или нет.

— Прости меня, Гошка, — шепнула я и, чмокнув его в щеку, скрылась в подъезде.

Надо ли говорить, что я не спала всю ночь, слушая твои новые песни? Я плакала и смеялась, глядя на твой портрет. Я жила. Но за ночью грез следовал рассвет. И дальше — долгая жизнь без тебя…

Гошка исчез на некоторое время. Он не звонил, не приезжал поесть, а я этого даже не заметила. Я впала в жестокую хандру. Новый год встретила с телевизором и бокалом шампанского, а на Рождество девчонки протрубили очередной сбор. Я и с ними боялась встречаться, страшилась выдать свое непристойное самочувствие. Однако делать нечего.

В назначенный день я наготовила вкусностей, даже торт испекла, хотя все мы перманентно худеем. Девчонки приехали после работы, голодные как волки. Нам было о чем порассказать друг другу: не виделись более полугода. Увидев подруг, я с сожалением отметила знаки времени на их усталых лицах. Однако это только в первый момент. Точно так же, наверное, и они оценили меня. Про близких людей, с которыми редко встречаешься, сначала думаешь: «Как постарели!» — а через пять минут уже видишь их прежними.

Катя рассказала о защите кандидатской диссертации, о некоторых пациентах. Шурка могла о своих оболтусах говорить бесконечно, она их обожала. Почитала нам стихи одаренного ученика. Действительно, чудесные стихи. Она молодец, развивает таланты, заставляет ребят думать, сочинять. Чем могла похвастаться я? Тем, что мне смертельно надоела моя работа, чужие, чаще бездарные, рукописи? Что каждый день для меня мучителен, с работы я рвусь домой, где есть твоя музыка, твои фотографии? Бросить издательство? А что я могу еще делать? Сказать им, что в этой жизни меня интересуешь только ты? Я знаю заранее, что скажет Катя. По части психических отклонений она специалист.

Однако девчонки милосердно оставили меня в покое. Мы выпили хорошего крымского вина, привезенного Катей от мамы, я взялась за гитару и спела свои старые песенки. Позвонили друзьям молодости, напомнили о себе. Что еще надо для счастья? Милые подруги, вкусная еда, старые песни… Я даже немного расслабилась и решила уж было, что на этот раз пронесло: все прошло удачно. Однако девушки мои переглянулись со значением. Ничего хорошего это не предвещало.

— Что ты делаешь в субботу? — начала издали Катя.

Я неопределенно пожала плечами:

— Как всегда. Генеральная уборка, стирка, чистка ковров.

— А вечером?

— То же самое.

Шурка не вынесла:

— Ну, уборка от тебя никуда не убежит! Один вечер-то можно освободить!

— Для чего? — безнадежно удивилась я.

Катя достала из сумочки билеты:

— Идем в Киноцентр на Бертолуччи. Билет оставляю тебе на всякий случай. Сбор у входа за полчаса до сеанса.

Мы тепло попрощались в надежде на скорую встречу. Катя не преминула напомнить, стоя на пороге:

— И не вздумай не прийти! Никакие отговорки не принимаются!

С этим они и ушли. Они так и не сказали, в каком составе мы идем, поэтому я удивилась безмерно, когда в субботу возле Киноцентра ко мне подошел молодой мужчина приятной наружности и спросил:

— Вы Ольга?

— Да, — растерянно ответила я.

— Ваши подруги прийти не смогли, они просили меня вас сопроводить.

Ах, они коварные! Явно все это было задумано с самого начала! А ведь по телефону обе твердили: «Да-да, встречаемся!»

Заговорщицы негодные! Что мне оставалось делать? Я спросила незваного кавалера:

— Как вас зовут?

— Простите, не представился. Виктор.

Надо было о чем-то с ним говорить, а это для меня мучительно. Я так привыкла к затворничеству, что почти утеряла навык общения с незнакомцами. На работе, конечно, приходилось контактировать с разными людьми, но так, поверхностно и по делу. И о чем же мне с ним говорить? Впрочем, особо затрудняться не пришлось — Виктор сам нашел тему для легкой, необременительной болтовни. Он рассказывал о Бертолуччи и других итальянских режиссерах, что-то сказал о фильме «Осажденные», который мы собрались смотреть. Я слушала вполуха, думая о своем. Виктор мне понравился, но не настолько, чтобы вытеснить из головы твой образ. И я вздохнула с облегчением, когда мы сели на места и в зале погас свет.

Это был потрясающий фильм о жертвенной, всепобеждающей любви. После сеанса хотелось только одного — любви. Я не могла себе представить, что вернусь сейчас в свое одинокое жилище, где меня ждет беспросветная тоска и отчаяние, и буду рыдать от безысходности. Не шутя подумала о том, что надо лечиться, пить какие-то лекарства, что ли? Если бы Виктор предложил проводить меня и напрашивался в гости, я тотчас бы и рассталась с ним. Однако он пригласил меня в кафе на улице 1905 года, выпить кофе и поговорить о фильме. Я с готовностью согласилась.

Мы устроились в уютной забегаловке. Я пила зеленый чай с пирожными, Виктор — кофе. Впечатление от «Осажденных» было столь сильно, что я перенесла на своего спутника симпатию, которую пробудил странный герой этого фильма. Да он и сам, как я уже говорила, был вполне привлекателен. Как-то потихонечку ему удалось меня разговорить. Из кафе мы вышли почти приятелями. Виктор поймал машину и вопросительно посмотрел на меня:

— Может быть, поедем ко мне, посмотрим что-нибудь еще из Бертолуччи?

Где был мой разум, когда я не колеблясь согласилась?

А ведь было уже поздно, какой там Бертолуччи! Я шла ва-банк, понимая, что если не сейчас, то уже никогда. Мы приехали куда-то в Бескудниково, остановились у панельной девятиэтажки. Машинально я отметила, где проходит оживленная улица. Поднялись на пятый этаж. Виктор открыл железную дверь тамбура, затем и квартирную. Это было небольшое, но вполне уютное жилье с приличной кухней, оформленной как гостиная. Много книг, что всегда привлекает мое внимание. Не было никаких следов женского присутствия.

Виктор зажег неяркий свет на кухне, включил какую-то ненавязчивую, приятную музыку, предложил поужинать. Я отказалась, хотя понимала, что он голоден, но при мне постесняется есть. Однако ошиблась. Виктор спокойно достал какой-то лоток из морозилки и засунул в микроволновку.

— Ничего особенного, но все-таки отведайте.

Я решительно отказалась, а он взялся за вилку, чтобы поужинать без сотрапезника, пока я разглядываю книги на полках в коридорчике. Потом, как и следовало по сценарию, появилось вино, тонкие бокалы, свечи. Надо отдать должное Виктору, он соблазнял умело. Уже через каких-то полчаса мы, оказавшись в комнате с тяжелыми драпировками на окнах и напольными светильниками, планомерно приближались к большой кровати, устроенной в глубокой нише. Я нарочно много пила, и даже опьянела слегка, что редко со мной случалось. Все шло как надо. Виктор был настойчив, и вот мы уже лежали почти без преград между нами. Он целовал меня, а я силилась вообразить на его месте тебя…

Мой хороший, я знаю, это стыдно. Да и не вышло у меня ничего. В самый ответственный момент я с силой оттолкнула разгоряченного мужчину и вскочила с кровати. Собирая одежду и роняя слезы стыда, я глупо бормотала извинения. Не помню, отвечал ли мне что-нибудь Виктор, но я не хотела бы оказаться на его месте в этот момент. Кое-как заколов волосы и набросив пальто, я выскочила на улицу. Пробежала между домами на большую магистраль и подняла руку. В лицо дул отвратительный сырой ветер с дождем, под ногами что-то хлюпало. В душе было омерзение к себе, чувство гадливости, нечистоты.

Дома я первым делом залезла в душ. Долго стояла под горячей водой и терла себя мочалкой с душистым гелем. После забралась в постель и думала о тебе, плакала, слушая твои песни из последнего альбома. Господь сжалился надо мной. Он послал мне сон о тебе. Ты приснился мне веселый, близкий. Совсем родной. Ты отправлялся куда-то на Восток, а я просила взять меня с собой. Ты будто бы отвечал:

— Зачем? Там жара, мухи. Тебе будет тяжело.