Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

• Название: Приключения Ричарда Шарпа. т2.
• Автор: Бернард Корнуэлл
• Жанр: Исторические приключения

Ричард Шарп (англ. Richard Sharpe) — вымышленный персонаж, английский стрелок, главный герой цикла исторических романов Бернарда Корнуэлла и снятого по нему телесериала с английским актёром Шоном Бином в главной роли.

Время действия серии — начало XIX в. Шарп участвует во всех войнах Британской империи, начиная с завоевания Индии и включая Наполеоновские войны на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо. Он проходит всю карьерную лестницу, начиная с простого рядового и заканчивая полковником.

В первых книгах серии ему приходится бороться с презрением офицеров-джентльменов к выскочке. Вопрос присвоения ему очередного чина каждый раз оказывается спорным, внося дополнительное напряжение в сюжет (такой тип подачи Корнуэлл заимствовал из более ранней серии о том же историческом периоде — саги С. С. Форестера о капитане Хорнблауэре, который участвует в тех же войнах, но только на кораблях, и читатель в каждой книге должен был переживать за повышение главного героя). Ричард Шарп пользуется личным покровительством лорда Веллингтона, которому спас жизнь, и подчас получает задания от английской военной разведки, которая ценит его способности. Помимо занимательных сюжетов, популярность серии обеспечил привлекательный и сильный характер главного персонажа, который отличается не только умом и предприимчивостью, но также и расчётливостью, подчас звериной хитростью и непостижимой везучестью.

Первоначально Корнуэлл рассчитывал написать около 10 романов, но права на экранизацию купило британское телевидение, что увеличило популярность цикла и заставило продолжить серию. Случайность стала причиной необыкновенного успеха сразу же первого телефильма: выбранный на роль стрелка Шарпа актёр Пол Макганн сломал ногу, и на роль в срочном порядке был приглашен опытный актер Шон Бин, известный до того как по работе для британского телевидения («Кларисса», «Любовник леди Чаттерлей») и кино («Караваджо» Дерека Джармена, «Поле» Джима Шеридана, «Лорна Дун»), так и в голливудских проектах («Грозовой понедельник» с Томми Ли Джонсом и Мелани Гриффит, «Игры патриотов» с Харрисоном Фордом). Так случайность привела к тому, что в роли Ричарда Шарпа оказался актер, чья внешность и харизма полностью совпали с книжным образом и стали неотделимы от него. Более того, книги, написанные после начала съёмок, в вопросе подачи главного персонажа несут уже не только авторское видение Шарпа, но и явно обыгрывают черты кинообраза (к примеру, по книге Шарп родился в Лондоне, а у Шона Бина имеется йоркширский акцент, поэтому в одном из романов Корнуэлл позже упомянет, что мальчиком Шарп сбежал в Йоркшир и жил там долгое время).

Книги Корнуэлл пишет не в хронологическом порядке, иногда возвращаясь к «дырам» в биографии своего персонажа. Экранизации романов также не следуют им буквально, подчас перетасовывая и перенося время действия. Несколько серий снято не по книгам, а по оригинальным сценариям.

---

Берлога располагалась у самой стены, с другой стороны ее прикрывала груда костей. Гадая, почему же нет второго залпа, Харпер успел убедиться, что вес наваленных сверху скелетов не слишком велик, и взвести курок семиствольного ружья. Потом пушки наконец выстрелили, заставив стены монастыря задрожать.

Одновременно с залпом четверка часовых услышала грохот падающих костей. В этот момент они смотрели на долину, стараясь увидеть, куда падают снаряды.

Поднимая тяжелый стол, заваленный останками мертвецов, Харпер зарычал; мгновенье спустя рычание перешло в боевой клич. Новобранец оглянулся на шум и увидел, что мертвые тела двигаются: падали на пол черепа, сверкая беззубыми ухмылками, вздымались в темноте скелеты. Другие часовые успели лишь увидеть, как посыпались в разные стороны кости, и из могилы восстала мрачная фигура, чьи зубы блеснули в темноте не хуже улыбок ее зловещих соседей.

Клич Харпера потонул в грохоте выстрела громадного ружья. Семь стволов выплюнули пламя в полумрак костницы, над пирамидами черепов поплыл белесый дым. У часовых не было времени прицелиться в неожиданно возникшего противника: двое погибли мгновенно, получив по пуле в голову, третий, пораженный в грудь, рухнул назад, и лишь новобранца мощный залп чудом не задел.

Харпер, пытаясь справиться с отдачей своего ружья, чуть не поскользнулся на черепе, хрустнувшем под каблуком. Новобранец в ужасе забормотал молитву.

– Спокойно, парень, – проворчал ирландец. – Не дергайся.

Тяжелое ружье развернулось, окованный медью приклад рванулся вперед, и новобранец провалился в беспамятство. Харпер быстро оглядел оставшихся троих, но никто из них уже не мог ему помешать.

В коридоре, ведущем вглубь монастыря, тоже было тихо: ни тревожных криков, ни шагов. Но Харпер не хотел, чтобы его застали врасплох, поэтому, извинившись вполголоса перед мертвыми, уперся плечом в пирамиду костей и толкнул ее. Пирамида подалась, но кости были как-то скреплены между собой. Харпер задумался, не холод ли отнял у него силы, и толкнул сильнее. Он почувствовал, как пирамида подается под его натиском, как скрипят и трещат кости, зарычал и вложил в следующий толчок всю свою силу. Кости рухнули, засыпав коридор. Войдя во вкус, Харпер, хрустя каблуками по сухим костям, пробрался к еще целым пирамидам. Он сунул пальцы одной руки в мертвые глазницы, другой зацепил пожелтевшие зубы, и очередная пирамида с грохотом рухнула. Харпер продолжал разрушения, пока завал не стал выше его роста, а из дальнего конца коридора, теряющегося в темноте, не послышался нервный окрик.

Не обратив на окрик никакого внимания, Харпер вернулся к часовым и нашел рядом с одним из них еще тлеющую трубку. Пару раз мощно втянув табачный дым, пока не показалось яркое пламя, он двинулся назад, в свою берлогу, отодвинув по пути сделавший свое дело стол и разметав ногой кости.

Вся стена оказалась увешана гирляндами белых шнуров – запалами. Они шли прямо к бочонкам с порохом, заложенным под восточной стеной монастыря, бочонкам, которые Харпер лично таскал три часа, ползая в абсолютной темноте и холоде. Бочонки он завалил грудами камней, а запалы свел в костницу.

Из-за баррикады слышалось все больше голосов. Потом вдруг стало тихо: появился офицер, приказавший собравшимся замолчать и заоравший громче всех. Харпер не понял, что тот кричит, но на всякий случай ответил:

– Oui[315].

На той стороне затихли, потом раздалось:

– Qui vive[316]?

– Ась? – он поднес горящую трубку к запалам, и пламя перекинулось на них. Полетели искры, повалил дым. Харпер задержался еще на пару секунд и удостоверился, что все запалы принялись. Теперь монастырь обречен. Всего минута. Даже меньше.

Шагая по костям, он нагнулся за своим семиствольным ружьем, закинув его на плечо. Из дальнего конца коридора слышался шум: французы растаскивали кости в стороны, пытаясь освободить проход. Раненый часовой молча смотрел Харперу вслед, но тот ничего уже не мог для него сделать: парень все равно умрет.

– Прости, приятель, – Харпер снова нагнулся, подхватил упавший мушкет и прицелился поверх костей, в потолок примерно на середине коридора. – Вот вам гостинец из Ирландии!

Пуля, срикошетив от потолка, пробила желтый череп у ног французского лейтенанта.

– Ладно, сынок, пойдем-ка, – Харпер подхватил новобранца на руки, последний раз взглянул на разгорающиеся в темноте запалы, уходящие далеко под пол монастыря, и прыгнул в пролом, прямо на занесенный снегом склон.

– Первый взвод, огонь! – крикнул Шарп.

Дюжина стрелков, заранее предупрежденных, что обращать внимания на дыру, откуда выскочил ирландец, не следует, дала залп по крыше монастыря.

Харпер выругался, борясь со скользким снегом, и бросил новобранца там, где, как он рассудил, парень не так сильно пострадает при взрыве. Пригнув голову, он рванул вверх по склону, воображая, что за ним по пятам уже несется французская пехота. Мушкетная пуля взрыла снег у его ног.

– Огонь! – заорал Шарп, и на замковой стене изрыгнули пламя оставшиеся винтовки. Пули застучали по камням, засвистели над головами французов.

– Tirez[317]! – продрогшие французы с трудом находили замки своих мушкетов; многие еще и стягивали с них тряпки, защищавшие порох от сырости. Огромный стрелок уходил все дальше, а дым первых выстрелов почти закрыл цель. – Tirez! –вспышки пламени расцветили карниз крыши монастыря, пули зарылись в неглубокий снег на краю перевала.

– Беги! – вопил Шарп. В какой-то ужасный момент он решил, что Харпер ранен: здоровяк упал и покатился по склону. Но ирландец тут же вскочил, как будто вместо ног у него были пружины, а стрелки на стене, успев перезарядить, снова выставили стволы винтовок в амбразуры и обеспечили его огневым прикрытием.

Раздавшийся взрыв был поначалу едва слышен – не громче далеких раскатов грома летней ночью.

Если бы древние строители искали место для монастыря, вряд ли они выбрали бы самый гребень перевала. Но здесь выбор был не за ними – сама Дева Мария отметила это место, и строителям пришлось мириться с поставленной перед ними непростой задачей. Гранитный валун стал центром часовни, ведь след божественных ног должен занять положенное ему место. Строители встроили его в толстый каменный фундамент, возвели величественные арки, за которыми дальше на запад помещались кельи, главный зал и кухни. К востоку, однако, места для помещений не оставалось: плиты фундамента пришлось утопить прямо в склон. Именно здесь, в постепенно сходившем на нет холодном темном подвале, разместились бочонки с порохом, до которых наконец добрался огонь.

В восьми тайниках ждали бочонки из обоза, доставленного испанцами в Адрадос вместо Сьюдад-Родриго. Большая часть их силы ушла в стороны, но и оставшегося хватило, чтобы поднять каменный пол дыбом: изумленным пушкарям показалось, что гаубицы взлетели над клуатром. Потом мраморные плиты раскололись, из-под них вырвались дым и огонь, и чудовищный грохот заполнил долину. Вспышка пламени была настолько сильной, что на секунду она затмила само солнце; в этот момент огненная стена раздалась вширь: полыхнул порох, приготовленный для гаубиц, и мраморный пол часовни вновь затрещал. Добавили мощи взрыву и саржевые мешки возле двенадцатифунтовиков: наблюдателям из долины показалось, что весь юго-восточный угол старинного здания растаял, как первый снег, в дыму и огне.

Харпер, тяжело дыша, остановился и оглянулся на дело своих рук, нервно стряхивая снег с мундира.

На башню выскочил лейтенант Гарри Прайс.

– Вы знали! – обвиняющее заявил он. – Почему же вы никому не сказали?

Шарп ухмыльнулся.

– Представь, что кого-то из вас поймали бы вчера в монастыре. Ты смог бы удержать язык за зубами?

Прайс пожал плечами:

– Могли бы сказать, когда мы вернулись.

– Я думал, небольшой сюрприз вас взбодрит.

– Боже! – простонал Прайс. – Я же беспокоился!

– Прости, Гарри.

Над монастырем клубился густой дым; пламя поутихло, уже не в силах найти себе пищу. Из развалин выползали обгоревшие люди в почерневших мундирах. Большая часть здания устояла, но лафеты всех пушек, кроме двух, не успевших занять позиции, были разбиты, а боезапас взорван. Монастырь больше не представлял для защитников замка серьезной угрозы.

Патрик Харпер стоял посреди двора, ухмыляясь и требуя обильного завтрака. Фузилеры и стрелки радостно вопили, потому что день их начался с очередной победы.

А в монастыре солнце, пробившись сквозь клубы дыма и пыли, сквозь разбитую кладку и горящие балки, коснулось отполированного куска гранита, восемь сотен лет не видевшего света дня.

Наступило воскресенье, 27 декабря 1812 года. 

Глава 27

Но у французов еще остались пушки. Артиллеристы пришли в ярость, и весь юг селения затянуло дымом, а по стенам замка стучала металлическим дождем картечь. Гаубицы тоже продолжали стрелять: хотя они больше не могли вести огонь с фланга, прикрывая наступление пехоты, их снаряды, летящие из-за селения, превратили замок в кипящий железом котел.