Роберт Блох - На языке мертвых (Антология)

• Название: На языке мертвых (Антология)
• Автор: Роберт Блох
• Издательство: Рипол-классик
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2001
• ISBN: 5-7905-0585-6

Леденящие душу истории, вошедшие в этот сборник, могут повергнуть в шок неподготовленного человека. Кошмарные убийства и расчленения, зловещие призраки и кровожадные вампиры сойдут к вам со страниц этой книги и принесут несколько часов увлекательного чтения, поскольку все эти истории написали настоящие мастера закручивать сюжеты.

---

— Куда тебе?

— Гони, шеф! — со зверским лицом проговорил Анабеев. В облике его появилось что-то удалое, чертовски наплевательское. Глаза горели шальным огнем, а руки словно бы держали невидимые поводья, которые он то ослаблял, то на поворотах натягивал. Затем Анабеев размахнулся и стеганул воображаемым кнутом, влепив водителю звонкую затрещину. Ему вдруг захотелось пробить потолок, выбраться на крышу и гнать со свистом и гиканьем плененный автомобиль по захламленным пустырям и заброшенным стройкам. — Гони-и, шеф, если жить хочешь! — хохоча, закричал Анабеев. — Он прыгает, как кузнечик! Ногой врежет, так башка и отлетит!..

Отдуваясь и постанывая от страха, таксист оттянул кроличью шапку подальше на затылок и прибавил газу.

— На Таганку, на Таганку давай, — вдруг осенило Анабеева. — К ведьме этой. Пусть он меня там поищет, у своей мамочки. — Прильнув к заднему стеклу, Анабеев забормотал что-то о смерти, а водитель резко крутанул руль, затормозил у входа в милицию и быстро выскочил из машины. — Куда, дурак? — закричал Анабеев. — На кладбище захотелось?

Но водитель уже не слышал его. Сорвав с головы шапку, он нырнул в подъезд и захлопнул за собой дверь.

Анабеев ловко перелез на место сбежавшего водителя, но в замке зажигания не оказалось ключа. Чертыхаясь, Анабеев выбрался из машины и сообразив, что милиция ничем не сможет ему помочь, бросился в темный двор.

Только сейчас, на бегу, Анабеев почувствовал сильную боль в левом боку и холод. Голые ступни обжигал едва выпавший снежок. На теле не было такого места, куда ни проникал бы ледяной пронизывающий ветер. Белое, больничное белье полоскалось на Анабееве, прилипало то к спине, то к животу, и от этого ему становилось еще холоднее. Все больше и больше припадая на левую ногу, Анабеев вдруг подумал, что бежать ему некуда. Микрорайон представлял собой относительно ровную местность, припорошенную снежком. Кое-где между блочными высотными домами торчали чудом уцелевшие одинокие деревья, которые только подчеркивали бесприютную пустынность пространства между домами.

От безысходности Анабееву вдруг захотелось закричать, позвать на помощь людей, попросить у них спрятать его, но микрорайон спал, и лишь в нескольких окошках едва теплился свет оранжевых ночников.

Анабееву снова стало страшно до слез. Превозмогая боль в боку, скуля и подпрыгивая, он побежал вдоль дома, обогнул его и заскочил в подъезд. Здесь он немного отдышался, затем осторожно выглянул на улицу и, убедившись, что его никто не видел, заковылял к лифту.

Поднявшись на последний этаж, Анабеев полез дальше, на чердак. Там, у машинного отделения лифта он, наконец, остановился и задумался, что делать дальше.

Анабеев совершенно окоченел, зубы его так лязгали, что в этот момент он не смог бы выговорить даже «мама». В боку у него пульсировала почти невыносимая боль, но голова была свежей. «Как же он нашел меня в больнице? — с отчаянием подумал Анабеев. — Значит, он отыщет меня и здесь. Ну что я ему сделал?!» Внезапно Анабеева осенило, и он с ужасом проговорил:

— Сын! Он мой сын!

Почувствовав непреодолимую слабость, Анабеев медленно сполз на цементный пол. Мысль о том, что это маленькое чудовище его сын, почему-то сразу успокоила Анабеева. Сказывалась сильная усталость, навалившаяся сразу, как только он расслабился. Сейчас Анабееву хотелось только одного — согреться и уснуть.

Перебравшись поближе к отопительной батарее, он прижался к ней спиной и закрыл глаза. В памяти тут же возник образ «кузнечика», но Анабееву не сделалось страшно. Наоборот, он попытался представить это нелепое, жестокое существо во всех подробностях, разобраться, какая злая сила питает его тщедушное тельце.

Засыпая, Анабеев слышал, как кабина лифта пошла вниз, а потом обратно наверх. Затем на последнем этаже из лифта кто-то вышел, и Анабеев услышал осторожные шаги, которые моментально привели его в чувство. Замерев от страха, он напрягся и, превозмогая боль в боку, встал на четвереньки. Этот кто-то, крадучись, поднимался к нему на чердак.

Не дожидаясь гостя, Анабеев прополз в квадратное чердачное отверстие, с трудом поднялся на ноги и добрался до следующей дверцы. Затем он пролез в нее и очутился в соседнем подъезде, но преследователь был уже рядом. Анабеев слышал, как тот споткнулся, шепотом проклял кромешную темноту и быстро побежал дальше.

Прыгая через три ступеньки, Анабеев бросился вниз по лестнице, почти не соображая, куда и зачем бежит. Он делал это инстинктивно, поскольку его в одночасье взбесившаяся судьба решила, что отныне он, Анабеев, должен бежать и бежать ото всех, не ведая, где его ждет остановка, которая, возможно, будет последней.

Выскочив из подъезда, Анабеев увидел милицейскую машину и рядом двух милиционеров. Не раздумывая, он бросился в противоположную сторону и услышал, как у него за спиной взревел двигатель, завизжали шины, и кто-то закричал:

— Он здесь, здесь!

Неожиданно прямо перед Анабеевым появился еще один милиционер. Малорослый, щуплый сержант широко раскинул руки и, как борец, двинулся на беглеца. Не сбавляя скорости, Анабеев понесся прямо на милиционера и тот, очевидно испугавшись страшного вида безумного здоровяка, отскочил в сторону.

Никогда в жизни Анабееву не приходилось так быстро бегать. Похожий на привидение, он летел вперед через газоны и клумбы, через дворы и подворотни, перепрыгивал через низкие и перелетал через высокие заборы. Ему самому казалось, что он едва касается ногами земли, и было что-то упоительное в этом сумасшедшем животном беге. Анабеев совершенно перестал ощущать свое тело. Оно само несло его, рассчитывая длину шага или прыжка, и делало это с такой безукоризненной точностью, что Анабеев как бы наблюдая за собой со стороны, не переставал восхищаться собственным телом.

Плохо стало, когда Анабеев остановился, а остановившись, увидел впереди микроавтобус с большим красным крестом. Сердце у Анабеева словно испуганная белка скакало между желудком и горлом, обожженные ледяным воздухом легкие рычали, ноги подкашивались, а перед глазами плавали огромные разноцветные колеса.

За несколько метров до автомобиля Анабеев хрипло вскрикнул, начал заваливаться на бок, но повис на услужливо подставленных руках и сразу провалился в беспамятство.

Очнулся Анабеев в машине. От плавного покачивания его сильно тошнило, а слабость была такой, что он не мог ни повернуть голову, ни пошевелить рукой. Носилки, на которых он лежал, были снабжены специальными ремнями, и вскоре Анабеев понял, что намертво пристегнут и укрыт шерстяным одеялом. Рядом с ним сидел человек в белом халате, курил и изредка покашливал.

— Его поймали? — шепотом спросил Анабеев, почему-то уверенный, что проспал сутки, а может и больше. Но его никто не услышал и тогда он повторил вопрос, но уже громче. — Его поймали?

— Кого? — спросил сонный санитар.

— Кузнечика, — ответил Анабеев.

— Поймали, — милостиво сообщил санитар. — И кузнечика, и паука, и Муху-Цокотуху. Все в порядке, можешь спать спокойно.

— Да нет, — раздраженно перебил его Анабеев. — Не кузнечика. Это я так его зову. Ребенка того, с окровавленными руками. Поймали?

— И ребенка поймали, — зевая, ответил санитар. — Жить будет, можешь не беспокоиться.

— А как его поймали? — заподозрив неладное, спросил Анабеев.

— Да на удочку, — спокойно ответил санитар. — На живца. Заглотнул так, что всей больницей крючок вынимали.

Анабеев застонал и попытался отвернуться. У него не было сил возмущаться вслух, и он долго и очень изобретательно крыл про себя идиота-санитара.

Поместили Анабеева в палату с таким же зарешеченным окном и двумя койками. На одну положили его, а на другую сел сопровождавший его санитар. Едва врачи ушли, как санитар, сбросил ботинки и завалился спать. Перед этим он еще спросил Анабеева:

— Ну как, силы-то есть?

Анабеев покачал головой и прошептал:

— Он и тебя убьет. Придет ночью и убьет.

— Посмотрим, — усмехнулся санитар.

Всю ночь Анабеев пролежал с открытыми глазами, глядя в окно. Там за стеклом и толстой решеткой на этот раз не было никакого дерева, и лишь ветер заунывно подпевал ночной больничной тишине.

К утру, так и не дождавшись «кузнечика», Анабеев решил, что, как только сумеет встать, сам найдет этого чертенка и скажет ему: «Гад, ты гад! Я же отец твой, а ты…» — на этом месте Анабеев задремал, и принятое решение отыскать младенца трансформировалось в его больной голове в видение: вот он поднимается по ступенькам, подходит к двери, нажимает на кнопку звонка. Ему открывает Люся. Презрительно улыбаясь, она пропускает его в квартиру и вслед за ним проходит в комнату. Не решаясь подойти к кроватке, Анабеев с трудом выдавливает из себя: «Он убил…» У него перехватывает горло, и, не стесняясь Люси, Анабеев размазывает по щекам слезы. «Ну и что, что убил? — смеясь, отвечает Люся. — Он же маленький, ничего не понимает. Что с него возьмешь, с крохотулечки? Взрослые, вон и те убивают». Люся заглядывает в кроватку, трясет погремушкой и любовно агукает. «Он и меня…» — срывающимся голосом говорит Анабеев. «И тебя, и тебя, — радостно подхватывает Люся. — Ему все равно кого. Агу-агу». «Да нет, он за мной охотится», — говорит Анабеев и делает несколько шагов к кроватке. «Это тебе так кажется, — отвечает Люся. — Убил бы он кого другого, ты бы даже и не узнал об этом. Иди, посмотри на него».