Владимир Колотенко - Стена плача

• Название: Стена плача
• Автор: Владимир Колотенко
• Жанр: Научная Фантастика

Книга третья

Главные герои, освоив технологию клонирования человека, создают основы теории и методологию практического воплощения построения совершенного общества (Новой Атлантиды) путём клонирования известных исторических личностей (Эхнатон, Александр Македонский, Цезарь, Наполеон, Ленин, Эйнштейн…) и наших современников.

Георгий Чуич (главный герой) решается клонировать Иисуса Христа (Второе пришествие). Клонированный Иисус – рукотворный бог – в назидание своим создателям, отважившимся замахнуться на Божий промысел, организует распятие Жоры и его казнь на костре усилиями тех, кого удалось клонировать.

Наследница фараонов и поэт божьей милостью, Тина предлагает свой Путь спасения человечества – Слово! Ведь в Начале Всего было Слово! Её стихи – гимн совершенству! К тому же, Тина - посвящённая и «продвинутая», несущая в своём геноме сакральные знания шумеров и вавилонян, предлагает «спасительный Ковчег» - совершенствование сознания, позволяющий оглохшему и ослеплённому «достижениями» нашей цивилизации человечеству, пересечь границы непознанного и постичь тайны богов…

Её дочь, Элис, – зачаток новой расы людей… Ей - и карты в руки…

---

- Не крадись, - сказал он, - погоди секунду.

Я стоял, как вкопанный. Он опустил руки, постоял еще секунду.

- Идем, - сказал он и махнул рукой в сторону города.

Он следил за мной?!

- Что ты здесь делаешь? - спросил я.

Он остановился и, дождавшись меня, улыбнулся.

- Видишь, - сказал он, - как нас судьба-злодейка свела, соединила, сплела. Мы теперь - как сиамские близнецы, у которых одно сердце, одна голова, мы сроднились душами и даже...

- Что ты здесь делаешь?

- Не шуми, - сказал он, - каюсь.

- Ааа, - сказал я, - я тоже молился...

Мы еще долго молчали. Потом он сказал, отвечая на мой вопрос:

- Покаяние - это такая потрясающая штука, дух захватывает! Если ты хоть на йоту проникся феноменом преображения Христа и мятежно искренен в своем порыве, в тебе возникает такое потрясение, такой внезапный взрыв, сгусток такой энергии наполняет тебя и такая вспышка света озаряет твой мозг и такой бурный поток течет в твоих жилах, что ты... Поток живых электронов... Вкрути в себя лампочку и свети...

- Да-да... Это правда.

- Ты просто лишаешься самого себя, всего бренного, мертвечинного. Собственного тела! И тяжести всех его грехов, и можешь лететь. И летать... Ты из волосатой мерзкой и медлительной гусеницы превращаешься в легкую, порхающую с цветка на цветок веселую бабочку с роскошными цветистыми крыльями. Все это дорогого стоит и требует несказанных трат и неизмеримых усилий. Но все эти траты и силы - ничто в сравнении с тем, что ты обретаешь...

- Так и есть, - сказал я, - я тоже так думаю.

- А знаешь, отчего хороша пустыня? - спросил вдруг Юра. И тут же ответил: - где-то в ней скрываются родники.

Я улыбнулся, вспомнив эту фразу. Теперь мы медленно брели по Ветхозаветному зоопарку, где были собраны, как нам рассказали, все птицы и животные, которые упоминаются в Библии.

Впечатление было такое, что ты попал в начало времен.

- Тогда еще не было даже названий, - сказал Юра.

Я только кивнул. Мы уже и думали об одном и том же.

А потом, закутавшись в теплую шаль нежной восточной ночи, мы с Юрой бродили по древним безлюдным улочкам старого города, все еще исповедуясь друг перед другом, притираясь и все больше сближаясь.

Но как мы выбрели друг на друга в пустыне - это было загадкой.

Глава 18

В конце октября ночи здесь очень холодные. Вообще надо сказать, что Иерусалим славен своими ночами. Как и в каждой восточной ночи вдалеке от города здесь немыслимо черное небо... И такие звезды... И такая тишь... И тьма тьмущая. Лишь вдали над городом желтый серп ночного освещения. Кажется, к тебе вот-вот сойдет Бог с небес, все вокруг торжественно и свято. Веришь: здесь начало жизни.

Эта была уже третья ночь, которую мы проводили здесь вместе. Мы были неразлучны, как жених и невеста, словно это был наш медовый месяц. Целый день мы сидели в номере с нашими воспоминаниями, голова у меня гудела, просто раскалывалась и даже три рюмки коньяка, выпитые как лекарство от мигрени, меня не спасали. Я принял ванну и выпил еще рюмку коньяку, мы уже забрались в постели, как вдруг Юра решил:

- Идем!..

На него это было похоже.

- Идем, - повторил он, выбираясь из-под одеяла.

Свет мы погасили, и я уже готов был провалиться в долгожданный сон. Видимо, у него появилась идея! Так бывает - вдруг не до сна!

- Сейчас, в три часа ночи? - пробормотал я.- Весь мир уже спит.

- Не весь, - возразил Юра, - одевайся. Идем!

Голова раскалывалась, я оделся. Мы вышли.

- Куда мы идем?

Вопрос сам слетел с моих губ. Не задать его мог только человек, абсолютно смирившийся с властью бесконечной стихии. Мы шли по безлюдным темным улицам, на душе было жутко, даже фонари, казалось, приглушили свой свет, пугаясь наших шагов. За нами плелись наши тени. Ни машин, ни одной живой души. Огни города остались далеко позади, теперь мы брели наугад по пустыне, спотыкаясь о камни и хватаясь руками за воздух. Юра воздвиг стену вокруг этой ночи, и я не мог никуда теперь ускользнуть. Мы молчали. Юра только кряхтел и что-то бормотал себе под нос. Сперва у меня в голове роились вопросы, но вскоре мне понравилась его идея встретить рассвет в пустыне. Других причин, заставивших его тащить меня в ночь, я не видел. Не видел я и ничего перед глазами, только небо в том месте, где вероятнее всего был запад, еще едва светилось над изломанной линией горизонта. Вполне возможно, что там был восток, вызревал, пробивался к жизни новый день. В золотых россыпях звезд черного чужого мне неба я плохо ориентировался, а для Юры, казалось, это был не первый ночной поход, он шел ровным уверенным шагом, и я едва за ним поспевал. От быстрой и чересчур для меня опасной (вдруг камень попадется под ноги или провалишься в яму!) ходьбы стало жарко. Мы не останавливались ни на минуту. Я был в его власти, и мы были во власти этой ночи. Юра запер эту ночь на замок и выбросил ключ. Прошло еще минут сорок, мы шли и шли, и я только поражался Юриному упорству.

- Ага, вот...

Это были его первые слова в то раннее октябрьское утро, это было утро, значит, шли мы действительно на восток. Рассвет уже зрел на глазах и картина открывалась, в самом деле, прекрасная. Это было чудо, чудесное чудо! Вскоре я увидел чахлое деревце, к которому мы направлялись и смог объяснить себе Юрино «Ага, вот...». Это был, по всей вероятности, конечный пункт нашего путешествия. Можно было предположить, что Юре были знакомы эти места, это деревце, эти рассветы, и ему захотелось меня удивить.

Это был не сон, нет, я давно проснулся.

- Ну вот, - сказал Юра, - мы и дома.

Он остановился у самого деревца, обошел его и остановился так, что я мог уже видеть его лицо, блестящие прозрачные стекла очков и даже увеличенные диоптриями его глаза. Они почему-то зло смотрели на меня, я был удивлен. Наверное, показалось, подумал я и улыбнулся навстречу их взгляду.

- А теперь слушай, - сказал Юра, и я вдруг услышал какой-то щелчок, а затем его голос, чуть приглушенный и идущий откуда-то снизу точно из преисподней. Я не сразу сообразил, что этот голос исходил из моего диктофона, зажатого в его левой руке, и когда это ко мне постепенно пришло, я вдруг увидел в его правой руке, как это обычно описывают в детективных романах, холодный металлический блеск ствола пистолета. У меня, конечно, не задрожали коленки и не подкосились ноги, но чувствовал я себя, как мешком прибитый. Если честно - я не знал, я не знал, что делать. Рассвет все так же плескался в его очках, за стеклами которых уже можно было прекрасно видеть ледяной вопросительный взгляд хозяина, который ждал ответа на один-единственный вопрос: «Ну, что ты теперь скажешь?». Шевельнись я и едва заметное дыхание ветерка могло привести в движение Юрин указательный палец, уцепившийся в холод курка. Палец, видимо, просто примерз к курку. Пока я соображал, что же все-таки делать, Юра выключил диктофон. Мне показалось, что он даже сглотнул слюну от удовольствия, от удовольствия, что ему, наконец-то, удалось меня пригвоздить к стене, пришпилить, как какую-то там бабочку или кровососа-клеща, впившегося в его уже устоявшуюся и размеренную жизнь и пьющего теплую успокоившуюся кровь его свободы. Точечное жерло смерти, ее черный зрачок по-прежнему равнодушно взирал на меня снизу вверх, и вот этот одноглазый немой, чертов циклоп, приводил меня в ужас. Мелькнула мысль, что все это может плохо закончиться, и тут, независимо от моей воли, чисто механически, как это бывает в хороших кино, мне на выручку пришла интуиция. Вдруг я расхохотался. Я схватился руками за живот и, упав на колени, хохотал что есть сил, что есть мочи смеялся, аж до слез, да, до слез, до колик в животе, до истерики, веришь, до слез?.. Я упал на спину и задрыгал ногами, и смеялся, смеялся... Потом сел. Я сказал:

- Ты сдурел? Ты рехнулся?! Юра, стоп! Убери эту дуру! Слушай, слушай меня...

Я знал, что он никогда не выстрелит. И не знал... Мы, конечно же, объяснились. Солнце принесло новый день, мы сидели на камнях и говорили. Мне стало холодно. Я сказал все, как было: я писал его речь на пленку. Тайно? Тайно, конечно! Иначе бы я ничего не смог записать. До сих пор не верю, сказал он, что ты это делал всерьез. Это ясно? Ясно. Я не видел в этом ничего предосудительного. Я же не мог упустить случая выбросить на помойку истории его исповедь. И никогда бы не смог заполучить истории его жизни, необычной и такой непростой, истории человека, лучшие годы своей жизни отдавшего поиску эликсира не только бессмертия, но и счастья. О том, что это было именно так, я нисколечко не сомневался. Не сомневался и Юра, и был растроган моим пониманием цели его пребывания на этой земле. Так это и было. Это только со стороны могло показаться, что встретились два давних друга и, попивая вино, стали удивлять друг друга россказнями о своих успехах, только со стороны могло показаться, что они, щеголяя своими достижениями, хотели поразить друг друга. Только со стороны. На самом же деле, Бог предусмотрел в своих планах и эту встречу, подарил ее миру для одной только цели, для одной только цели... Ну, да это понятно, понятно и так...