Георг Мясников - «Душа моя спокойна...»

• Название: «Душа моя спокойна...»
• Автор: Георг Мясников
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Теперь же, когда освободился от этой тяжелой ноши, едва ли удастся восстановить всё. Придется обходиться лишь общими впечатлениями. Да и часть уничтожил в «смутное время».

А может, и хорошо, что не вел подробных записей. Кто знает, как обернется наша жизнь, какие коленца она выбросит.

Думаю, что пока это не ежедневный дневник, а просто записи для себя в дни, когда появляются какие-то мысли, воспоминания.

Сейчас важно разложить сам процесс ухода из Фонда, его детали.

27 января. Утром поступил телекс из Ленинграда от Лихачева с распоряжением, смысл которого сводится к тому, что схема аппарата, которую он одобрил, не годится, нет концепции Фонда, а посему Президиум собирать 31-го не следует. Он создает комиссию во главе с Плотниковым[113], персональный состав одобрит сам и поручает ей в 2-х недельный срок выработать концепцию и подготовить предложения по структуре аппарата. А пока всё оставить на месте, никого не увольнять и не принимать на работу, а зарплату повысить. Это — главный смысл, плюс еще полторы страницы всяких мелких дел, вплоть до поручения Нерознаку и Г.П.Ратниковой[114] выработать концепцию молодежной организации и уже готовить съезд энтузиастов молодежного движения, на котором принять декларацию о замене комсомола и пионерии каким-то движением, которое придумает Лихачев. Чушь какая-то. Но сказывается его страсть к администрированию. Думаю, что в нем пропал, не состоялся администратор тогда, когда не назначили директором Пушкинского Дома, оставив всего-навсего зав. сектором. Теперь на старости лет он расписался, и внешне это звучит убедительно, а внутренне для академика мелочь и пустота.

Распоряжение выбило из колеи. Дальше так продолжаться не может…

…Вопрос поставлен, на него надо искать ответ. И ответ не простой. Обычным молчанием, внутренней скидкой на возраст академика не обойдешься, да и надо ли. Сколько всё может продолжаться?

Отменил планерку, позвал Карпухина и Новожилова[115], показал распоряжение и сказал, что дальше терпеть этого не могу. Наступил предел!

Мне стыдно смотреть в глаза аппарату, который вот уже два месяца не знает своей судьбы.

29 января. Встречался с приехавшим из Ленинграда Леонидом Матвеевичем Ариншейном[116]. Познакомил его с последним распоряжением академика. Он поражен, но считает, что академик «отходчив», и если сейчас «перетерпеть», то он его убедит в неправомерности такого подхода к делу.

Что касается концепции, то она давно заложена в Уставе, над которым работали два месяца только в прошлом году. Тут выдумывать ничего не надо

Главный вывод — ваш уход будет означать конец Фонда. Фонд рухнет, ибо никакой Нерознак, не пользующийся никаким доверием в научных кругах, ничего путного не даст. Быстро все проедят и разбегутся. Мне интересы Фонда понятны, но кто и как будет считаться с моими интересами. Нельзя жить под тяжким прессом.

А суть «пресса» состоит в том, что с самого зарождения Фонда действовало три тенденции, три вероятных направления его развития:

1) Быть придворным, обслуживать интересы семьи сначала Генсека, а потом и Президента страны.

2) Быть академическим, обслуживать научные и личные интересы академика Д.С.Лихачева, его камарильи, которая быстро набилась в Президиум Фонда…

3) Быть общенародным, обслуживать интересы областей, краев, республик, решать конкретные задачи развития культуры на местах.

Борьба этих течений и составляет историю становления и развития Советского фонда культуры. Может, потом исследователи скажут, что получилось на самом деле. Мне же по горячим следам кажется, что эта борьба истощила Фонд, забрала его силы, а когда дело подходит к итогам, то они плачевны — Фонда, как мощной общественной структуры, не состоялось. Много нового, интересного внес Фонд как зачинатель и первооткрыватель дел (благотворительность, попечительство, меценатство, аукционы, личные коллекции, дары и т. п.), но все быстро тиражируется, затирается, становится будничным и обычным. Каждый день находить новое невозможно. К кропотливой работе мы не приучены. Да и вообще Фонд без акций громкого звучания жить не может, а чтобы были акции, надо много сил и труда положить. На это многие «академики» просто не способны.

30 января. …Я не считаю дальше возможным оставаться в Фонде, принимать участие в его работе и подаю в отставку. Третьего не дано!

Попросил поручить С.Шмидту[117] сегодня же информировать об этом Лихачева и завтра находить решение. Мне всё это порядком надоело, тошнит от всякого рода схем, да и стыдно смотреть аппарату в глаза.

На том и порешили.

Доволен, что инициатива сохранилась за мной. Как-то легче от сознания того, что тяжелый груз, который давит плечи пять лет, можно сбросить. Может, даже чуть опоздал, а может, и как раз.

Тут есть один подвох: я всегда думал и боялся, что инициативу проявит Д.С.Лихачев. То, что мы не симпатизируем друг другу, и ему, и мне ясно давно. Раскол начался после опубликования им в газете «Известия» заметки «Как бы не стать нам обкомом культуры». Он вылил на всех нас, особенно на меня, ведро грязи. Хотя подлинной подоплекой был факт, что его не берут в поездки М.С.Горбачева за рубеж. С какой обидой на Р.М. он мне говорил несколько раз. Я, естественно, информировал автора обиды. Пришлось надавить и убедить, что его надо брать в Америку. Всё было решено в последний момент, а посему он полетел в Америку, а статья о Фонде уже была сдана в «Известия». Более того, зная о возможности ее появления, академик в самолете начал писать заметки о концепции Фонда и методах организации его работы.

Вернулся из Америки, а статья только что вышла. Произвела шоковое впечатление на многих, но прежде всего на Р.М. Трудно передать ее возмущение тоном, характером статьи. Ни одного доброго слова о Фонде. Так нельзя!

Это ударило и по престижу семьи Президента. Долго собирались обсуждать, но так и не состоялось настоящего разговора. По Фонду нашему, да и по всем фондам был нанесен страшный удар, последствия которого сказываются и сейчас, будут сказываться и дальше.

Мне понравилась в этой борьбе Раиса Максимовна Горбачева. Ее две реплики:

— когда речь зашла о средствах, полученных на лотерее, он [Лихачев] заявил, что был лично у Н.И.Рыжкова и тот ему выделил деньги и только он несет материальную ответственность за их расход.

Она: а я считала, что деньги выделили всем нам, и мы все несем ответственность за дела Фонда.

— начал толковать, что ему лично очень тревожно за имидж Фонда, его авторитет.

Она: это тревожит всех и, когда появляются личные статьи в «Известиях», становится непонятным, кем и зачем создан Фонд, какую роль в нем играет Президиум.

6 февраля. Была Н.И.Катаева-Лыткина[118] — хранительница квартиры М.Цветаевой. Человек она мужественный, настойчивый, и сделали мы великое дело, что сохранили, а теперь и на средства Фонда восстановили дом Цветаевой. Она благодарна и сожалеет, что наше сотрудничество прекращается. Верит, что я буду постоянным гостем дома. Блажен, кто верует!

Приходится лишь сожалеть, что Фонд содержания центра не выдержит. Надо много средств. Хорошо, что взяли на себя, но плохо, что отказались от участия государства. Может потом обернуться бедой. Правда, об этом я пока промолчал. Пусть открывают. Там видно будет.

14 февраля. Последний день в этой должности в Фонде культуры. Когда вздыхают, говорю, что «всё имеет свое начало и свой конец»…

…Трудно сейчас сказать, жалею или не жалею, что ввязался в это дело. Сложно всё. Многое при начале казалось более ясным, чем в конце. Первый год, когда речь заходила о замыслах и задачах, я по три часа толковал о том, что такое Фонд и что он может. Теперь же я не нахожу и 20-ти минут, чтобы убедительно сказать, что же сделано, хотя сделано немало. Всё дело, видимо, в том, что в области привык к реально осязаемым результатам, а здесь много общего, вздыхательного. Мало же конкретики…

…Как ни страшно признаваться, но так и не нашли ту нишу в культуре, которую мог бы собою, своими делами заполнить Фонд. То же краеведение — наша забота, но мало реального, ощутимого, значимого. Сказывается у ученых академический подход — провели конференцию, значит, сделали дело. Много эпизодического, случайного.

И, наконец, самое страшное — первое время мы жили на доброй поддержке партийных органов. Ликвидация партии привела к потере этой мощной опоры. Никаким советам, администрациям, уполномоченным Президента РСФСР мы просто не нужны. У них не только до Фонда, но и вообще до культуры руки не доходят и в ближайшие годы едва ли дойдут. Как ни вякает Нерознак, что мы теперь отказались от «государственного покровительства», но это беда для Фонда. Раньше письма мешками, теперь 2–3 в неделю. Упал интерес. Да и иностранцы уже не просятся на прием и не добиваются всяких интервью, которых не делали, но попытки были постоянные.