Дмитрий Жуковский - Упырь

• Название: Упырь
• Автор: Дмитрий Жуковский
• Жанр: Научная Фантастика

---

Селивестор Иннокентиевич Бурдак называл себя врачом-агонологом (agon боль). Он не лечил боль, он обстоятельно и всесторонне изучал ее. Он выезжал в экспедиции в самые разные концы света. Исследуя варварские обряды совершеннолетия у примитивных племен, побывал в джунглях Конго, Амазонии, Западного Ириана. Прошел по кровавому следу геноцида и гражданских войн: Вьетнам, Камбоджа, Чили, Сомали, Афганистан, Северная Ирландия. В докторской диссертации - "Предшоковые состояния" - использовал секретные архивы Дахау и Майданека.

Селивестор Иннокентиевич был крупным практиком, большинство операций выполнял без наркоза. Во-первых, наркотики искажают естественные реакции пациента, во-вторых, боль мобилизует защитные силы организма. Нельзя не отметить, что смертность пациентов у доктора Бурдака была необычайно низкой.

О нет, Селивестор Иннокентиевич садистом не был. Чужие страдания не доставляли ему удовольствия. Это просто был для него научный вопрос, как для кого другого термоядерный синтез или технология обогащения плутония. Как и любой человек, доктор Бурдак не был лишен некоторых симпатий или же наоборот.

Он презирал биоиспытателей, тех людей, кто в силу извращенного понятия долга или ради денег становился его пациентом добровольно, кто сделал истязание своего тела профессией. Таких Селивестор Иннокентиевич не жалел. Хотя и считал профессиональной неудачей, если, оправившиеся после очередного опыта, испытатели подавали в отставку, все же это были специалисты, и потеря каждого из них наносила вред науке.

Его особым расположением пользовались маньяки-убийцы. От них нередко удавалось получал интересную информацию. Субтильные интеллигенты, старички-крепыши, добропорядочные отцы семейств выдумывали порой такое, что ему, профессионалу, и в голову не могло прийти. К этим пациентам он проявлял личную заботу и участие. И у профессора Бурдака они жили гораздо дольше, чем было отмерено судом. Они помогали отрабатывать технику ампутаций в полевых условиях. Селивестор Иннокентиевич особо ценил этих пациентов за силу и чистоту реакции - обычно люди, причинявшие боль другим, сами ее боялись панически. Селивестор Иннокентиевич писал и учебную литературу. Военные медики, изучавшие по его методичкам курс экстренной хирургии, не могли и предположить, на каких данных он написан.

Изучив материалы проекта "Феникс", Селивестор Иннокентиевич решил не рисковать. Виктора обкололи всем, чем возможно, применив новейшие средства диссоциативного действия. В первую очередь предполагалось изучить органы пищеварительного тракта. Профессор Бурдак был "сова", наиболее продуктивное время суток у него начиналось с десяти вечера. И все операции, к вечному неудовольствию ассистентов - тоже.

Когда Селивестор Иннокентиевич сделал первый разрез, он с ужасом увидел, что у него дрожит рука. И сразу же мелкий тремор сменился крупной лихорадочной дрожью. Пронзительно завизжала одна из сестер. Профессор вопросительно-осуждающе посмотрел на нее, она кивнула на пациента. Тот открыл глаза, осмысленно шевелил кистями рук, привязанных к столу, как бы разминая их. И тут же волна липкого ужаса окатила самого профессора - как ни старался, он не мог поднять руку, она не слушалась. Пациент заговорил негромко, но вполне внятно:

- Профессор, я отстраняю вас от операции по состоянию здоровья. Эй, кто-нибудь тут еще умеет скальпель держать? Заштопайте быстренько, что он там мне нарезал. И руки отвяжите, черт возьми.

Все замерли, будто только что видели всклокоченные патлы старухи Горгоны.

- Ну, пошевелитесь. У господина профессора пока еще только предплечья задеты, а может быть и хуже.

Внезапно распахнувшаяся дверь впустила двух санитаров, халаты торопливо наброшены поверх камуфляжа, и оба тут же валятся друг на дружку у порога. Немая сцена просыпается. Все-таки профессионалы, дальше идет как по маслу, командование принимает на себя некто с мягким, но решительным голосом, под маской не разглядеть.

Виктор лежит под бестеневой лампой отвязанный, голый и торопливо, но аккуратно заштопанный. Снаружи, ясное дело, уже все известно, вон видеокамера над дверью. Виктор сразу разбивает ее, метнув первую попавшуюся под руку железку.

- Теперь все выметайтесь, я сейчас злой и немножко под кайфом, так что за себя не ручаюсь. А профессор останется со мной. Он хоть и без рук, но с головой, вам еще пригодится. Не бойтесь вы, я же понимаю, стоит мне его удавить, и мне самому - конец. Так что бегом на выход, коридор очистить, чтоб ни души, лестницу "Б" очистить до первого этажа, кого увижу - удавлю, к подъезду - машину, лучше РАФик "скорой помощи". На все - пятнадцать минут. Побежали, время пошло.

В личной операционной профессора Бурдака звукоизоляция была отменная, окна выходили на задний двор. Кроме пациентов в палате первого этажа, звона разбитого стекла никто не слышал. С решеткой пришлось повозиться. А ведь Виктор вовсе не чувствовал себя так бодро, как пытался показать, борьба с наркотиком отняла много энергии. Профессор, понуро сидевший на стуле, как на приеме у зубного, отшатнулся, когда Виктор подошел к нему, прижимая локтем свежий шов на животе:

- Кому же, как не вам, профессор, лечить это безобразие? - спросил он, и, схватив того за бесчувственную холодеющую руку, прижал ладонью к ране. По животу разлилось успокоительное тепло.

- У вас ведь, профессор, рук теперь как бы и нет, вам и ноги не особо нужны, а мне еще далеко бежать, - профессор замотал головой, Виктор быстро надавил парализующие нервный узлы. Не будь профессор в том самом предшоковом состоянии, он бы догадался, что Виктор не умертвил его ног. Через десять минут, когда штурмовики ворвались в операционную, на полу корчился, пуская слюни, безумно мычащий старик.

Прыжок со второго этажа, кувырок, и снова бег по ночному городу. У преследователей, взявших район в тесное, неуклонно сжимающееся кольцо, были все основания не сомневаться в успехе. Негде ему спрятаться. Никто в полночь беглецу двери не откроет. Все места, где он бывал во время прогулок, все случайные знакомые взяты под контроль. Против ожидания, беглец движется к центру города. Руководившие погоней ничего не знали об объекте, только сделали поправку на высокую скорость его перемещения. Один из них пошутил - велосипед угнал. Миниатюрная рация в кармане куртки, снятой Виктором с охранника, давала устойчивый пеленг. Объект уходил к Москве-реке. Выслали ниже по течению катера с гидроакустикой и обоймой боевых пловцов. Возьмут живым, как и приказано. На всякий случай дали команду оттеснить от набережной, но было уже поздно. До цели близко, можно не экономить силы. Виктор ускорился, бежал длинными прыжками, скинул потяжелевшую куртку, не зная того, удачно отвлек погоню на двадцать секунд. Замер на парапете набережной и солдатиком ушел в воду. На катере включили гидрофоны полутора минутами позже.

В кислороде он практически не нуждался, дыхание осталось только как рефлекторное действие, которое он мог подавлять. Стук сердца - всего лишь литературный штамп. Виктор висел в воде, уцепившись за какой-то скользкий кабель, и медленно замерзал. Текучая вода каждой молекулой уносила крупицы тепла. Нельзя засыпать...

* * *

Лена спешила на рынок в полпятого утра. Хоть торговое место и забито уже четвертый месяц, опоздаешь - шустрые торговки с Кавказа своих шмоток накидают. Начинаешь разборку - сразу они по-русски ни слова не понимают.

Лена торопливо семенила вдоль набережной. На пологом спуске у самой воды выбросило на гранит утопленника, аж серый весь. Позвонить, что ли, "02"? Ну нет, без нее разберутся. Оглянулась. Утопленник лежал на другом месте, дальше от воды. Подбежала. Перевернула на спину. Открыл глаза. Прошептал едва слышно:

- Прочь, уходи!

- Не волнуйся, лежи, я сейчас, - попыталась обтереть мокрого своей кофтой, укрыла.

Господи, что же делать? Машин еще мало. Побежала к перекрестку. Один мимо, второй. Достала из сумочки десять баксов. Притормозил "пирожок" - покивала отрицательно. Следом - "Москвич".

На спуске валялась только грязная кофта. Парень тем временем ушел метров на пятьдесят, шатаясь, повисая поминутно на решетке ограды.

- Пойдем, пойдем милый!

- Уйди, уходи! Иди на ...!

Попыталась оторвать от ограды, обхватив за талию. В ответ - поток черной брани. И будто истратил на нее все силы, упал вперед, зацепившись ногой за ногу. Шофер помог затащить парня в машину, поминутно потчуя Лену советами, как лечить похмелье, а как запой, и чем отличается одно от другого.

Дядя Степа угрожающе надвинулся, открыв дверь:

- Ленка, я же тебя предупреждал, чтобы мне тут никаких хахалей, чтоб мне тут никакого блядства! - но сразу стушевался, увидев выглянувшего из-за спины здоровяка-шофера.

Парень не приходил в сознание, метался, его кидало то в жар, то в холод. Чем же его укрыть? Залезла к дяде Степе в кладовку, нашла покрывало. Парень стал понемногу успокаиваться. А Лена вдруг почувствовала головокружение, комната поплыла перед глазами. Шутка ли, с утра не завтракала, перенервничала. Сбегала на кухню. И сразу назад, боялась оставить его одного. Проглотила бутерброд с пугающей ее саму жадностью. Парень лежал тихо, она испугалась, что не дышит, он открыл глаза, скользнул невидящим взглядом и снова упал головой на подушку. Снова бегом на кухню, распотрошила аптечку. Парень отказался от лекарств, крепко сжал губы, когда она попыталась напоить его силой. Что же мне с тобой делать? Накормить бы тебя, бульончику. У дяди Степы в морозилке нашелся бледный цыпленок. Парень улыбнулся, но есть не стал наотрез, чуть не облила его горячим бульоном. Не пропадать же добру, и неожиданно сама все подъела. Даже не голод, а какая-то сосущая пустота в желудке.