Валерий Золотуха - Великий поход за освобождение Индии

• Название: Великий поход за освобождение Индии
• Автор: Валерий Золотуха
• Жанр: История

---

- Наталья! Это я, Иван!

Прикройся!

- Иванушка! - закричала Наталь и побежала навстречу, раскрыв объятия, и Иван зажмурился, чтобы не ослепнуть.

В платье, сшитом из трех или четырех старых гимнастерок, Наталья сидела у воды, сцепив руки и положив их на колени. Иван лежал рядом на боку, курил, смотрел на нее, новую, чистую, какую-то просветленно-красивую.

- Кого ждешь-то?

- спросил он, стараясь быть спокойным.

- А кто родится. Мальчик - мальчик. Девочка - девочка. А лучше двое, - просто и радостно ответила Наталья.

- Да там небось трое сидят, - высказался Новик.

Наталья залилась звонким смехом и уткнулась лицом в ладони.

- Что же ты не дождалась меня, Наталья? - с укоризной в голосе спросил Новик.

- Обидел ты меня, Ваня, - тихо, покойно заговорила Наталья. - Я без тебя руки на себя накладывала, а потом... - Наталья молчала, подбирая слова и покраснев вдруг от смущения.

- Блядовала... - подсказал Иван.

- Почему блядовала, - не согласилась Наталья. - Любила. Всех любила, чтоб тебя одного забыть.

А Гриша пожалел меня, и я ему по гроб жизни благодарна и никогда ему не изменю...

Иван опустил голову и вдруг вскинулся.

- Погоди, Наталья, по сроку он ведь может и мой быть!

- Может и твой, - согласилась Наталья. - Мне все равно чей. Я вот только родить одна боюсь. Нету больше женщин в корпусе. Кого убило, кто от болезней помер, а остальные к ханам в гаремы пошли.

Похоже, мысль о том, что это может быть его ребенок, очень обрадовала Ивана и успокоила.

- Не боись, Наталья! - заговорил он с воодушевлением. - Приходилось мне и этим заниматься, не боись, родим! Мой... Как пить дать - мой!

- Таличка!.. - донесся до них жалобный голос Брускина.

Наталья оглянулась. Вдалеке стоял Брускин и смотрел на них, не решаясь подходить. Наталья махнула рукой и ласково крикнула:

- Иди сюда, Гришуля!

Сидели отцы командиры, пригорюнясь, в кое-как зашитой палатке Шведова.

- Что ж, никакой помощи нам теперь не ждать? - мрачно спросил Колобков.

Иван помотал опущенной головой.

- Значит, надо назад идти, к своим пробиваться! - горячо подал идею Шведов.

Иван поднял на него глаза.

- Нельзя. Приказ был - держаться.

- Чей приказ? - спросили сразу несколько голосов.

- Ленина... Мировая революция через Европу пойдет...

Потом на Америку... А уж потом к нам... А до тех пор мы держаться должны...

Стало тихо. Долго молчали.

- Но неужели они ничего, ничего нам не прислали? - с отчаянием в голосе спросил Брускин.

- Прислали... да я не довез, - глядя в землю, глухо ответил Иван.

- Началось, Иван Васильевич, началось! - испуганно, почти истерично кричал Брускин и тряс Ивана.

Новик открыл глаза и зажмурился от неожиданно яркого медно-красного лунного света. Луна была большая, как медный таз.

- Я проснулся, ее нет рядом, выскочил, слышу - кричит там, на берегу!

- Черт, где нитка-то у меня?.. - Иван натянул галифе и гимнастерку, а обуваться уже не стал.

Они побежали к берегу и остановились, прислушиваясь. Вдруг стало темно, совсем темно - невидима черная туча закрыла луну.

Впереди закричала Наталья - утробно, протяжно, страшно. Они пошли на крик, спотыкаясь в темноте, почти на ощупь.

- Фонарь надо было приготовить, что же ты, Григорь Наумыч? - проворчал Иван.

- Так горючки же давно нет, Иван Васильевич, - оправдывался комиссар. - Я Ленина по ночам со светлячками читаю. На палочку прилеплю их и читаю.

А вы говорите - фонарь...

Луна частично очистилась, и ночь стала мутно-желтой.

Они сразу увидели ее, лежащую у воды с раскоряченными ногами. Наталья закричала так, что Брускин остановился, попятился.

- Я не могу, - прошептал он, обернулся и зажал уши ладонями.

Иван встал перед Натальей на колени, заглянул ей в глаза. Она увидела его и отвернулась.

- Стыдно, Иванушка, стыд-но-о-о мне-е-е, о-о-о-ой! - Слова перешли в крик.

Огомный голый Натальин живот ходил изнутри ходуном, словно кто плясал там вприсядку и подпрыгивал, уперев в бока острые локти. Иван обнял его, прижался щекой, успокаивая и одновременно сдавливая ладонями с боков, стал уговаривать Наталью ласково:

- Тужься, Натальюшка, тужься...

Наталья закричала так, как кричат единственный раз в жизни. Это был не крик, а скорее взрыв. И тут же стало тихо. Даже океан затих.

И вновь стало темно, совсем темно.

- Наталья! - позвал Иван, но она не отзывалась. Иван пощупал ее лицо, холодное, безжизненное.

- Мальчик? Девочка? - прокричал издалека Брускин.

- Иди скорей, Гриш! - крикнул Иван и сам пополз на четвереньках туда, где на подстеленном суконном одеяле лежал ребенок. Его не было видно, но он был здесь. Иван слышал, как он покряхтывает в темноте.

- Темно, черт, - прошептал Иван, нашел пуповину, перекусил ее и крепко перевязал ниткой.

- Она умерла, Ваня, она умерла! - закричал вдруг Брускин. - Таличка!

И вновь сразу, вдруг очистилась луна, и Иван увидел ребенка. Он был очень большой и очень страшный. Большая круглая голова, черные птичьи глазки, плоский нос, широкий синегубый рот, а на тщедушном тельце шевелились, перебирая, цапая воздух черными коготками, несколько ручек, как у Шивы.

От ужаса волосы поднялись на голове Ивана.

- Таличка, голубушка, ну скажи что-нибудь, что же ты молчишь? - бормотал, захлебываясь слезами, Брускин.

Иван протянул осторожно руку к лицу родившегося, и тот мгновенно среагировал - вцепилс в указательный палец мелкими острыми зубками. Иван сморщился от боли, страха и отвращения и сдавил изо всей силы его лицо и горло.

Человек пятьдесят красноармейцев сидели рядами на земле в тени баньяна, обращенные к стоящему Брускину. Григорий Наумович был серьезен. За его спиной было развернуто знамя корпуса и висел портрет Сталина из тех, уцелевших в землетрясении. Ленин - было написано под ним на русском, английском и хинди. Рядом сидел Иван и в волнении мял завязанный тряпкой указательный палец, видимо болевший.

- Товарищи! - заговорил Брускин. - Первый вопрос повестки дня - прием в партию. К нам поступило заявление от товарища Новикова.

- Комиссар поднял листок, который держал в руке, и стал читать: Заявление.

Прошу принять меня в ряды ВКП(б). Комдив Новиков. Коротко, но содержательно.

У кого есть вопросы к товарищу Новикову? Встаньте, пожалуйста, Иван Васильевич.

Новик деревянно поднялся. Было видно, что он тщательно готовился к этому событию: сапоги были начищены, обмундирование выстирано и даже каким-то образом выглажено. Ко всему он был тщательным образом выбрит и волосы зачесаны, волосок к волоску, назад. Иван кашлянул и заговорил глухим, чужим от волнения голосом:

- Родилс я в Самарской губернии, в селе Новиково, в бедняцкой семье... Во-от...

В семье у нас было двенадцать детей... С детских лет познал тяжелый крестьянский труд...

Сюда, к баньяновой рощице, шла Наталья.

Она похудела после родов и лицом стала похожа на маленькую большеглазую девочку, да и шла она, осторожно ступая босыми ногами, как ребенок, боящийс упасть. Одета она была в то же широкое, сшитое из старых гимнастерок платье, из которого перла огромная грудь. На многажды стиранной линялой ткани заметно выделялись два темных мокрых пятна на сосках. Брускин, косясь, наблюдал за ней, при этом в лице его появилось что-то страдальческое.

Наталья вошла под живой навес баньяна и, удивленно и укоризненно глядя то на Брускина, то на Ивана, пошла к ним. Иван тоже заметил ее и замолчал.

- Ну нельзя же так, товарищи! У нас все-таки закрытое партсобрание!возмутился кто-то из старых партийцев.

- Что тебе, Таличка? - стараясь быть как можно более ласковым, обратился к ней Брускин.

Но она не ответила и остановилась.

- ...Потом пошел на империалистическую, а за что воевал - не понимал...

- вновь забубнил Иван.

- Что же вы?! - заговорила вдруг Наталья, вскинув брови, детским голоском, с детской интонацией, укоризненной и капризной. - А причащаться кто будет? Я вас жду-жду, а вы не идете.

- Хорошо, Таличка, хорошо, - боясь расстроить ее, ласково пообещал Брускин. - Подожди немного - мы скоро...

Наталья шла впереди широким шагом, держа в опущенной руке гремящую цепь и помахивая ею, как кадилом. Брускин и Иван шли сзади.

- Ну как, вы уже почувствовали? - негромко, но очень заинтересованно спросил Брускин.

Иван выглядел усталым и озабоченным.

- Чего? - не понял он.

- Уже почувствовали себ большевиком? - допытывался комиссар.

Иван прислушалс к себе и кивнул. И тут же посмотрел на Наталью и нахмурился.

- Не могу я это выносить!

На лице Брускина вновь появилось страдальческое выражение.

- Что делать, Иван Васильевич, что делать... Вы знаете, с моей бабушкой было нечто подобное, когда папу отправили в пожизненную каторгу, а мама умерла... И ничего, прошло... Главное - терпеть и не расстраивать ее. И все образуется, я уверен!

Они часто спотыкались, потому что весь берег был в каких-то ямках. Наталья оглянулась и нахмурила бровки. Брускин и Иван прибавили шагу.