Виктор Улин - Африканская луна

• Название: Африканская луна
• Автор: Виктор Улин
• Жанр: Русское современное

Эта повесть о Египте. О его пустынях и прочих заметных местах. Частично грустная, частично познавательная.

---

Признаюсь честно: по возвращении в Россию мне несколько дней приходилось делать над собой усилие, чтоб не говорить по-английски. Меня мучило желание остаться там, между границами, во вненациональном и безпроблемном пространстве. Ужасно не хотелось снова заговаривать по-русски. Разбивать изнутри собственноручно построенную защитную скорлупу и выходить обратно на несчастную пустошь российской жизни.

Андреа

В нашем отеле жило тоже достаточно много немцев. Причем явно самого среднего класса: богатые жили в других отелях и сутками просиживали в дорогих ресторанах.

С одной из немок, молодой женщиной с мужским для русского слуха, но вполне нормальным в Германии имением Андреа, мы познакомились и даже подружились.

Однажды я пришел на завтрак поздно; жена, как всегда, возилась в номере и задержалась еще больше. По привычке я набрал огромную гору египетских сладостей – себе и ей – кофе и чаю, поставил все это перед собой на столик и принялся за еду. Уж больно хотелось скорее поесть, к тому же я люблю запивать утренние сладости очень горячим кофе.

Зал был переполнен; за большинством столиков сидели компаниями и семьями, только я завтракал в изумительном одиночестве. Андреа пришла еще позже меня – как потом выяснилось, всю ночь они гуляли большой компанией – и ей не оставалось ничего, как присесть за мой столик.

Несколько минут мы ели молча. Она лизала какой-то джем и мусолила кусочек чего-то мясного, я наслаждался над огромной грудой пирожков, булочек и кренделей.

– И это все ты съешь один?! – не выдержала наконец она.

– Конечно, – ответил я.

– Непохоже, – она засмеялась, намекая на мою комплекцию, не дающую повода к мысли об обжорстве.

Мы засмеялись, и пошел разговор. Потом наконец пришла жена, и стало еще веселее. Мы говорили в основном по-английски, иногда вставляя немецкие или русские слова там, где это было удобно.

В общем, за несколько минут, проведенных в течение завтрака, мы сделались совершенно своими людьми.

Потом несколько раз Андреа присоединялась к нашему обеду. Я неизменно пил за едой джин (об этом далее будет написано подробно). Андреа не верила, что в такую жару можно употреблять столь крепкий напиток, всякий раз требовала понюхать мой стаканчик и ужасно смеялась, выясняя, что я не соврал и там действительно джин. Сама же она пила слабенькое египетское пиво, разведенное еще и пепси-колой, но к концу обеда делалась совершено пьяной. Вот что стоило отсутствие настоящей тренировки.

Впрочем, в Германии тренироваться-то особенно не на чем: пьют они в основном ликеры да шнапсы крепостью не более 32 градусов. Настоящую же хлебную водку “Doppelkorn” употребляют редко и тоже разводят какой-то шипучей гадостью.

Язык Шиллера и Мюллера

Итак, как я уже подробно описал, для жизни в отеле хватало минимальных знаний английского или немецкого языков.

Однако в процессе сравнительного употребления я заметил, что последний гораздо предпочтительнее для общения с обслугой. Язык великих мыслителей и романтиков словно бы создан для отдачи выразительных команд. Причем это можно делать достаточно вежливо – все равно эффект неизмеримо превосходит самую остро закрученную английскую фразу.

В отеле я дружил со многими египтянами и все они прекрасно знали, что я русский: они оказались хорошими парнями, и мне нечего было от них скрывать. Однако я замечал, что прекрасно знающий меня, русского человека, добрый и услужливый бармен из обеденного зала гораздо быстрее наливал привычную порцию джина, стоило лишь попросить об этом по-немецки.

И замешкавшиеся в очереди за горячим туристы неизвестного происхождения тоже весьма проворно расступались, позволяя взять из стопки чистую тарелку, услышав вежливую немецкую просьбу – хотя я и не был уверен, что они понимали мои слова.

А случай на экскурсии к пирамидам полностью подтвердил мою гипотезу о великой силе немецкого языка.

Это было внутри пирамиды Гиза. Чтоб пробраться в самую сердцевину мощного строения к погребальной камере фараона, требовалось совершить достаточно тяжелый путь по низким и узким туннелям, где были проложены мостки типа строительных трапов – проще говоря, доски с набитыми поперечинами. В начале трап на протяжении нескольких десятков метров шел под уклон. Внутри пирамиды было душно и почему-то очень сыро. Входящий и выходящий потоки текли по одним и тем же мосткам, едва разминаясь друг с другом. И вот в одном месте, уже далеко от входа и глубоко в толще уходящей под землю пирамиды, две итальянки – то ли устав от длительного спуска на каблуках, то ли просто так – сели прямо на трап, перегородив дорогу. Сели и принялись трещать между собой, словно две сороки, как это умеют делать только итальянцы. Встречный поток обливающихся потом, стремящихся на воздух туристов застопорился. Спускающиеся тоже остановились, поскольку толстые итальянские задницы не давали возможности их обойти. Масса людей быстро нарастала: дежурившие наверху полицейские ничего не подозревали и спокойно пропускали всех вниз. Итальянки не замечали нависшей над ними очереди; они были поглощены собой и своими итальянскими проблемами. Им начали кричать. По-английски, по-русски, даже по-арабски. Сначала вежливо, потом резко. Эффекта не последовало. Снизу слышалась прежняя итальянская трескотня.

Тогда я, набрав побольше воздуху – которого, надо сказать, не так уж много и было в тесном чреве пирамиды – рявкнул громким и грубым голосом несколько немецких ругательств, призывающих к продвижению вперед.

И о чудо! – безмятежные итальянки мгновенно вскочили и побежали вниз, освобождая затор.

В чем причина такого воздействия немецкого языка? В его внутренней структуре, в сочетании звуков или в звучании целых слов? Не знаю, не уверен. Лично мне, наоборот, немецкий говор кажется одним из мелодичнейших в Европе. А немецкие стихи – единственные, кроме русских, древнегреческих и римских, имеют право именоваться подлинными стихами. Наверное, просто даже в XXI веке, спустя пятьдесят с лишним лет после кончины гитлеровской империи в памяти людей осталось подсознательное, генетическое отождествление любой немецкой речи с угрозой, которую следует избегать, поскорее исполняя команду. Даже если не вполне понятен ее смысл.

Могли ли это предугадать прекраснодушно гениальные немецкие поэты и философы ушедших веков?…

Сувениры

Когда идешь по сувенирным лавкам Египта, постоянно испытываешь странное ощущение, будто здесь на каждом шагу делают деньги, спекулируя чужим прошлым и чужой историей.

Действительно, продавцы – сплошь египтяне арабского происхождения, тот есть потомки тех, кто в свое время завоевал и разрушил Древний Египет. Все эти боги, скарабеи, таинственные письмена и папирусы к ним самим не имеют абсолютно никакого отношения. Это досталось им по наследству от ушедшего народа исчезнувшей страны. И этим наследством они спокойно пользуются.

Совершенно по-другому смотрел бы я на какого-нибудь седого негра, торгующего в захудалой центральноафриканской лавчонке фигурками, испокон веков вырезываемыми из черного дерева именно его племенем. Хотя, возможно, таких мест уже не осталось, и во всем мире все торговцы сувенирами делают деньги на традициях, им не принадлежащих.

Выбор сувениров кажется огромным, но на самом деле во всех лавках продается примерно одно и то же, и в общем одинаково низкого качества. Некоторые товары, как я уже описывал, вырезаны из камня грубой рукой кустаря. Другие – металлические, покрытые эмалью или даже анодированные, вроде фараоновых масок или разноцветных тарелок – судя по всему, сделаны на небольших фабриках. В каждой лавке предлагаются папирусы, но часто они оказываются поддельными, то есть рисунки сделаны не на специальной бумаге, изготовленной по древнеегипетской технологии из травы папирус, а просто на банановых листьях. Встречаются и товары достаточно высокого качества: металлические брелоки для ключей, зажигалки, и так далее. Но на ник, как правило, стоит клеймо “made in China” – специально для Египта.

Объединяет всю эту продукцию одно свойство: непомерно высокие цены. Обойдя все лавки подряд, вы не найдете ни одной, самой маленькой вещицы, которая бы стоила меньше доллара. Торговцы сувенирами стремятся выжать из туристов максимум возможного – впрочем, равно как и организаторы всяческих экскурсий.

Однообразие – фактически просто убогость всего предлагаемого, – и низкопробность выставленной экзотики огорчают. Как мы ни искали в течение двух недель чего-нибудь особенного, выделяющегося из неимоверно безликой массы, нам этого не удалось. Среди сувениров не встречается изюминок. Все массово, все усреднено и рассчитано на массовое потребление.

Поэтому мы привезли домой совсем немного: кроме уже описанных кошки и Анубиса, еще несколько совсем дешевых поддельных скарабеев, облитых глазурью и три металлических разрисованных пирамидки. Их всучил мне, торгуясь не на жизнь, а на смерть, пожилой египтянин в белом платье возле самой пирамиды Хеопса, где я посчитал возможным сдаться и купить такие сувениры.