Юрий Иванов - Осколок

• Название: Осколок
• Автор: Юрий Иванов
• Жанр: Русское современное

Повесть «Осколок» написана по собственным ощущениям от «хождения в мир провинциальных Толстозадовых и Суходрищевых – т.н. «избранных» нового мира». В этом мире хорошо только тем, у кого отсутствует совесть. Если она есть – человеку там очень некомфортно и никакая икра, джипы и полные кошельки бабла его не спасают от боли. Ничего там хорошего нет. И свободы нет тоже. Там описан уже довольно деформированный, вовремя «перестроившийся» герой, но которого все равно дальше лакейской не пускают.. Взятки, продажность, секс ради выгоды, андреналин, смерть… У героя, вроде бы, сохранились и совесть и память о достойном прошлом, но он завяз в этом мире накрепко и ему из него не вырваться.

---

Господи, да было ли что лучше этого?

Топая не спеша, по растрескавшемуся асфальту бульвара, я думал. Философствовал ни о чем и говорил сам собой.

Как хорошо, что есть куда возвращаться, как хорошо, что кто-то ждет, может быть даже не спит, волнуется, ворочается под теплым одеялом, вспоминает о тебе. А ты идешь по родному до боли проспекту и дом твой в каком-то километре или в полутора, и суббота, и весна и хочется верить, что все будет хорошо, и ты проживешь долго-долго и, наверное, никогда не умрешь.

Наша жизнь проста. Она делится на периоды и отрезки. Они понятны и всегда предсказуемы. Сегодня ты мальчик с голубенькими глазками, беленький как одуванчик – идешь, торжественно неся огромный первый букет, в школу и мама рядом – такая большая, красивая и добрая, и рука у нее теплая, и тебе не страшно ни капельки, и все понятно… Распирает гордость – я уже вырос и надо идти учиться, чтобы стать еще больше. А большим стать о-очень хочется! Скорей повзрослеть, скорей!!!

И вот ты уже взрослый. И злобный голос сержанта врезается в уши: «Встать-лечь, встать – лечь». И ты уже многое понимаешь. Как здорово найти большой офицерский бычок, например, или проспать спокойно, без издевательских подъемов и отбоев, целую ночь. Как насладиться куском домашнего сала из посылки друга, письмом от девушки, как мечтать о том времени, когда ты придешь домой. Потом ты привыкаешь, и все становится понятно. Так устроена жизнь. Человек привыкает ко всему, даже к плохому.

И вот ты снова дома. А тебя забыли. Жизнь убежала и надо ее догонять. Ты, конечно, догонишь ее – ведь ты уже взрослый, тебя научили любить рассветы новых дней, да и вообще научили любить. И вчерашняя недоступа-одноклассница, становится твоей женщиной. И ты любишь ее и пользуешься ею без юношеского страха, понимая, что так устроен мир. Ведь женщинам нравятся мужчины и они хотят их, потому что тоже так устроены. И тебе снова становится все понятно.

Потом появляются дети. Они требуют внимания, их надо кормить, одевать, учить… И вот ты ведешь старшего сына в первый класс и он горд, что уже большой и страшно хочет стать еще больше. И проходит такую же жизнь и тоже становится взрослым. Таким как ты…

А стоит ли быть таким как ты? Что нравится тебе в себе, а что не нравится? Хотел бы ты остаться таким как есть, или жаждешь другой жизни – бешеного темпа работы, сжигающей любовной страсти, огромных черных автомобилей с личными шоферами, особняков в две тысячи квадратных метров? Наверное, хотел бы, если бы за все это не нужно было платить – здоровьем, нервами, пресыщенностью и одиночеством. А платить никогда и ни за что не хочется.

Хочется подарка. Чуда, если хотите. Хочется, чтобы просто так. Потому что ты есть, потому что на тебя пал чей-то жребий, и ты оказался в нужном месте в нужное время. Русские люди всегда хотят именно чуда. Этим они отличаются от европейцев. Потому что – мы их гораздо моложе. Потому что мы – дети, идущие в первый класс с огромным букетом и страшной жаждой взросления. Только мы никогда не догоним взрослых. Ведь мир все равно взрослее нас.

Сколько мыслей, однако! Они приходят к нам и не спрашивают, хотим мы этого или нет. В тишине, в состоянии душевного равновесия, во время бессонницы или жуткой депрессии. Им все равно. Они приходят и все. Зачем они нам? Их столько, что невозможно их даже классифицировать, они диффузируют друг с другом, перемешиваются, из одной вытекает другая, только потому, что в прежней было какое-то слово. И вот – сначала ты думал о высоком, и тут же вспоминаешь что-то совершенно несущественное и глупое, возвращаешься в прошлое, в какой-то детский стыд или воспоминание о цвете твоей игрушечной машинки. От машинки перескакиваешь к мыслям о своем автомобиле, от автомобиля к работе, от работы к жене. Словомешалка, неостановимая словомешалка мыслей.

Подходя к дому, и доставая ключи, я вдруг вспомнил, что не позвонил жене, что приезжаю сегодня ( она ждала меня завтра) и хмыкнул.

Я всегда звонил. Почему вообще мужики это делают? Верно, чтоб защититься от нежелания что-то менять в своей жизни. Мы с женой часто смеялись: «А вдруг, приедешь, там любовник – мучайся дилеммой – жену убить или любовника?»

А так, не знаю ничего и все хорошо: жена любит и ждет, ты – самый хороший, дома – порядок. Все понятно, как всегда. Моя жена, мой дом, мои тапочки – это незыблемо и надежно, и каждый хочет в это верить. Лишние знания умножают печали.

Дверь не скрипнула, ключ повернулся мягко (замок новый – американский) и я зашел в сумрак спящей квартиры.

Я всегда знал – нельзя думать о плохом – оно имеет свойство сбываться. Сейчас сбылось практически все…

Все, что только что казалось понятным и предсказуемым, даже скучноватым, – стало настолько новым и чужим, что закружилась голова и к горлу подступила гадкая тошнота.

В прихожей стояли чужие мужские ботинки, на вешалке висел дурацкий светлый плащ. Я стоял и долго смотрел на этот плащ, потому что никогда не носил плащей и этот совершенно чуждый уютному дому атрибут казался какой-то дикостью, словно головной убор зулуса.

Я зачем-то понюхал его. Тот слегка пах ванилью. Так пахнет освежитель воздуха в машинах – когда-то и я вешал такой такую вонючку на печку у себя в автомобиле, потом выкинул, а новую так и не купил.

Плащ смотрел на меня раскосыми глазами пуговичных прорех и ухмылялся беззубыми ртами карманов. «Ну, что? – говорил он – Тебе все понятно? Ты здесь лишний, ты явился не в то время и, вообще, кто ты такой? Тебя здесь не ждали, а незваный гость сам знаешь хуже кого».

Сердце буквально затряслось от ненависти к этому плащу, и кровь ударила в голову. Я вдруг как-то странно икнул, схватил одной рукой онемевшие губы, а другой рванул двери ванной.

Меня вдруг затошнило. Я открыл воду и долго пусто плевался в раковину. Голова ничего не соображала. Было совершенно ясно, что произошло что-то важное, но невозможно было понять что.

И ведь надо что-то делать, куда-то идти, орать, бить морды, хвататься за ножи… Надо, но как? Как делать это в своем доме, куда я так торопился, покупая билет последний билет перед самым отходом поезда? Как ломать все: этот красивый импортный кран, эту раковину, это любовно встроенное зеркало, полочку с зубными щетками и острым «жиллетом». А потом итальянские двери, огромную напольную собаку, вазу с цветами, старинное пианино…

Я взглянул в зеркало. Там был кто-то белый и овальный. Страшный, как червь. Я не знал, кто это и тихо заскулил от страха. Отражение провело рукой по лицу и приблизилось – старик со съехавшим вниз лицом, очень похожий на меня. Но это был не я.

– Господи, да что же это я? Пусть ничего не будет. Пусть все исчезнет, пусть придет сонная жена и скажет, что приехал наш зять Андрюха и спит в гостиной на диване. Пусть все будет как раньше!

Но, что-то словно гвоздь застряло в мозгу. Что-то хохотало издевательски – визгливым голосом. Виу-виу, хи-ха-ха!!! И я знал. Я точно знал, что никакой это не Андрюха. Это то, чего я боялся последнее время. Слишком уж все было хорошо.

Это конец. Конец маленькой налаженной жизни. Конец глупой вере в незыблемость дома, конец стабильности, скуке семейной жизни, конец пониманию. Больше никогда мне не будет известно, что жить надо так-то и так-то, что делать надо то-то и то-то. Больше никогда не будет хватать чугунного осознания, что жизнь проста и все в ней понятно. Никогда…

Присев на край ванны, я закурил. В доме была тишина. Что-то тихонько бормотало в бачке унитаза и больше никаких звуков… Это утреннее субботнее безмолвие было таким уютным, что нарушать его дикостью скандала не хотелось.

Я воткнул окурок в край раковины и открыл дверь ванной. Плащ висел на месте белым флагом над могилой этого дома. Флагом чужой победы и моего поражения.

Я рванул его вниз – и втоптал в пол. Взял свою сумку и захлопнул стальную дверь. Она щелкнула, словно пасть акулы со чмокающим звуком: Щ-щ-чак!

И отрезала меня от прошлого навсегда.

Глава 2. Девятнадцатый дом

Я сидел на скамейке и смотрел на свой дом. Величавый, шестиэтажный, построенный еще в тридцать седьмом году в стиле ампир, с полуколоннами и лепниной, распростершийся огромной буквой «П», и занимая целый квартал. Известный всему городу под названием «Девятнадцатый дом», он, по сути, являлся одной из негласных достопримечательностей города.

В этом доме я со своей женой прожил около двух лет. Не сказать, чтобы они были счастливыми, но все же это была маленькая жизнь. И вкладывались силы в имидж добропорядочной семьи, и вбухивались средства – в обустройство красивой трехкомнатной квартиры с высоченными потолками, и собирались надежды – в материальное благополучие, и росла вера во что-то последнее – может быть в любовь. Хотя, чего хорошего можно построить на обломках старой любви? Видимо ничего – раз все так получилось.

Мы были женаты уже три года. У обоих это был не первый брак. Встретились тогда, одинокие, растерявшие свои семьи, еще не старые люди и стали жить. За плечами выжженные пустыни потерь, поражений и измен. Горы негативного опыта и грустные, не верящие никому, глаза. Осторожное сближение, обнюхивание, ритуальные танцы и секс – без омута страстей, пожара, оставления несчастных и брошенных за спиной.