Валерий Шуйский - Мир искусства в доме на Потемкинской

• Название: Мир искусства в доме на Потемкинской
• Автор: Валерий Шуйский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-227-02861-7

«Если пройти от станции метро «Чернышевская» к Дворцу бракосочетаний, а потом миновать Дом малютки, то напротив входа в Таврический сад бросается в глаза живописный дом с островерхой крышей. На его фасаде находится мемориальная доска, оповещающая тысячи прохожих, что здесь жил народный артист СССР Владимир Ростиславович Гардин.

Режиссер и киноартист В.Р.Гардин основал 1-ю госкиношколу в Москве, постепенно превратившуюся во Всероссийский институт кинематографии – знаменитый ВГИК. Он, можно сказать, отец советского кино... Принадлежность Владимира Ростиславовича и его жены Татьяны Дмитриевны Булах-Гардиной к миру театра и кино, увлеченность супругов коллекционированием определяли круг их общения: артисты, режиссеры, искусствоведы, литераторы, коллеги по собирательству предметов искусства посещали этот дом...»

---

6 апреля 1927. Скорее бы приехал режиссер. Может, он и выберет меня.

23 апреля 1927. Меня вызывают на кинофабрику 3 мая. Приедет режиссер, и будут пробы актеров на роли в картине «Кастусь Калиновский». Какие это «пробы», я не знаю. Никто из моих знакомых не снимался для кинематографа.

«Кастусь Калиновский»

18 февраля 1930. Петра Лаврова, 60. Я перестала писать свой дневник с тех пор, как в мае 1927 года получила ведущую роль в фильме «Кастусь Калиновский». Постараюсь вспомнить, как это было. На кинофабрике меня вызвали в кабинет режиссера Гардина, там сидело несколько разных людей. Перед стеной стояла какая-то из черного бархата рама, изнутри вся в лампочках. Меня поставили за ней, и один из людей начал говорить, что я должна себе представить, как передо мной по улице едет на казнь мой жених.

Т. Булах и В. Гардин. Кинопроба. 1927 г.

– Сперва смотрите налево, ведите взгляд перед собой до крайней правой точки и постарайтесь понять, что в это время должна переживать девушка, которую вы хотите играть.

Я настроилась так, что из глаз потекли слезы. Мне сказали «довольно». Потом спросили, где я училась, где работаю, столько мне лет. Велели прийти на другой день снимать «пробу». И тогда я познакомилась с Владимиром Ростиславовичем Гардиным. У него были очень проницательные, блестящие глаза; он разглядывал меня до самых пяток. Мне сразу стало интересно его слушать. Таких, как он, я еще не встречала. Вероятно потому, что сильных людей не видела. Гардин сказал, что я буду играть роль Марили – невесты Калиновского. А потом вокруг меня закрутилась уйма людей. Раскрашивали, слушали, разглядывали. А консультант по картине товарищ Дылло сказал, что мне надо посмотреть белорусских девушек прежде, чем играть одну из них. И меня командировали в Минск. Там я должна была подобрать для себя и других актрис костюмы в театре, зарисовать нужные для съемок улицы, перенять манеру держаться у крестьянских девушек. И все это в четыре дня. Дали мне 50 рублей денег и билет до Минска. Такого чуда еще со мной не было.

Возбужденная, необыкновенно гордая своей ролью, счастливая тем, что впереди, отправилась я в путь. Только что усевшись в вагоне и развернув газету, прочитала под стук набиравшего скорость поезда отпечатанные крупным шрифтом известия: «Наводнение в Белоруссии. Поезда идут кружным путем с опозданием на сутки» и ниже: «Зверское убийство полпреда Советского Союза в Польше тов. Воинова, террористическое убийство начальника НКВД в Минске». Переглянувшись с соседями, увидела, что они так же испуганы, как и я. Минск на границе Польши. Вдруг война? Что делать? Сойти с поезда и вернуться домой? Струсить? Нет. Стыдно. Раз взяла поручение – значит, надо ехать.

И вот потянулись справа от поезда залитые водой поля. Где было помельче, стояли по брюхо в воде коровы. Нелепо торчали крыши домов с мертвыми трубами, шесты с колесом, в котором недоуменно глядели из своих гнезд аисты. Наблюдать из окна девушек мне не пришлось, хоть по совету тов. Дылло я глядела во все глаза. Их не было.

В Минске я застала тревожную суету. С кинофабрики все уехали снимать место смерти начальника НКВД Голубева. Дрезину, в которой он куда-то ехал, пустили под откос, убив перед тем его самого и тех, кто с ним был.

Город оказался грязным, тесным. От вокзала я тащилась на конке, с удивлением читая объявления на ее стенке: «Гражданам предлагается в случае схода тележки с рельсов выходить и помогать кондуктору, а если путь в гору – то лошадям». Кони были такие тощие, что на прямом пути еле тащились в гору, ползли, а под гору чуть не падали на передние ноги. Или лапы? Не знаю, как надо говорить про лошадей. Меня просили записать подходящие для съемок места. Но когда я стала зарисовывать план крепости, меня арестовали солдаты. Привели к коменданту, он поговорил со мной и отпустил.

Т. Булах в роли Марили

Самое страшное было сидеть на вокзале и ждать, когда пройдет митинг перед гробом Воинова. Я чувствовала себя такой несчастной, испуганной, чужой толпе людей перед убитым человеком, лицо которого белело в цветах открытого гроба. С каким облегчением я забралась в купе и услышала перестук колес! А через неделю я выехала в Минск через Москву уже со всей группой.

Съемки начались в деревне Новый двор. Первый раз я была в крестьянской избе, встречалась с ее хозяевами у них в доме. Впечатление осталось ужасное. Духота, жесткие слежавшиеся сенники, полные клопов и блох, кругом мухи, слепни, уборной нет – я не могла никак объяснить, что же это такое. Хозяйка посылала меня во двор, я искала там и не находила то, что надо. Тогда она проводила меня к двери ближнего сарая и сказала: «Вот, здесь». Я шагнула и попала в какую-то жижу, тотчас замычали коровы, все кругом зашевелилось, зашуршало. Я испугалась и в полном отчаянии выскочила обратно. Тут меня увидел наш администратор.

Гардин присматривался ко мне. Бродил за мной великан Комиссаров, игравший моего брата. Симонов обращал внимание только во время наших сцен. А Ливанов вежливо и холодно оглядывал всех нас – манера большинства актеров МХАТа среднего поколения. Но все это не мешало мне со страстью впиваться в свою роль. Мне доставляло наслаждение открывать все свое сердце, полное переживаний моей Марили, перед киноаппаратом, ручку которого крутил Аптекман. Очень это был милый человек – мой первый оператор. Особенно сильной и дорогой мне была сцена казни Малиновского. Симонов был прекрасен на эшафоте, и настоящее горе переполняло мне сердце. Вино мне не понадобилось, чтобы лить слезы (Аптекман советовал мне применить это средство). А веселые съемки на базаре, где великолепно сыграл артист Борис Платонов, я провела с огромной радостью и впервые увидела себя на экране именно в этой сцене. До чего было удивительно видеть себя со стороны! Свои руки, улыбку, всю себя!

Т. Булах и Б. Платонов. 1929 г.

Кадр из кинофильма «400 миллионов»

Я жила совсем новой полной жизнью, и около меня все время был Гардин, помогал мне, следил за мной. Иногда мне было в тягость его внимание, связывающее меня с ним. Но чаще я переставала быть настороженной к нему, потому что его пятьдесят лет успокаивали мой обычный страх к поклонниками. А кончилось тем, что я привыкла к нему. Когда Гардин в первый раз попросил меня стать его женой, я подумала, что он шутит, и рассмеялась. Он сказал, что я просто буду жить в одной с ним квартире, и он не войдет в мою комнату, если я это не захочу. Долго писать о том, с каким терпением и настойчивостью привязывал, приучал меня к себе Владимир Ростиславович. В конце концов я уже не представляла себе будущее без него, жалела, что он один прожил свою жизнь, и любила его самой настоящей любовью. Венчались мы в церкви. Подробнее не буду я писать.

Свадьба состоялась 13 октября 1927 года, жена приняла фамилию мужа, но обычно называла себя Татьяной Булах или Булах-Гардиной.

Супруги поселились в комнате в доме № 60 по Фурштатской улице, в квартире № 1, где жил кто-то из Галебских. Антонина Яковлевна (сестра матери Татьяны Дмитриевны) была замужем за Алексеем Яковлевичем Галебским. Тот имел братьев – Романа и Леонида. Именно из этой квартиры Гардины переселились в свою большую отдельную квартиру в соседнем доме на углу Фурштатской и Потемкинской улиц (дом № 62/9). Судя по одной дате в дневнике Татьяны Дмитриевны, это случилось не ранее 1930 года, на мемориальной доске указан 1928-й год.

В фонде В.Р. Гардина в ЦГАЛИ имеются интересные письма 1935 года Гардиным от Романа Яковлевича Галебского и его жены Наташи, балерины. Письма пришли из Оренбурга и Куйбышева, куда тех отправили, так сказать, в ссылку из дома № 60 на Фурштатской улице. – А. Б.

Мама была в полном отчаянии – за месяц до меня, не предупредив нас, женился Глеб на своей сослуживице Люсе Родэ, очень настойчивой немолодой девушке из Одессы (а было ей 27 неполных лет. – А. Б.). Так что мама осталась одна. Правда, я даже в день свадьбы вечер провела с ней. А потом началась моя жизнь вдвоем. У Гардина была частная студия. Я помогала ему заниматься с будущими актерами. В 1929 году у Глеба родился сын – Кирюша. Сразу же почувствовала в нем родного человека. Ну, что же еще было интересного за эти три года? Личного, женского и человеческого очень много я пережила. Может, потом буду вспоминать и записывать.

В. Блюменталь-Тамарин. 1910 г.

19 февраля 1930. Фурштатская 60, кв. 1. Просмотр «Мертвой души» принес Владимиру Ростиславовичу восторженные похвалы и перспективы новых ролей. Он счастлив возвращением к своей любимой актерской работе. Мне и завидно, и радуюсь я за него.

Вчера с Влад. Рост. и Марией Александровной Потоцкой были в мюзик-холле. Там играл их старый знакомый, по их словам, человек преступный, но великолепный актер Владимир Блюменталь-Тамарин. У него были сцены с женой Луначарского Розенталь. Она – великолепна и ослепительно обриллианчена. А он мне совсем не понравился. Уши оттопыренные, рот до ушей.