Марина и Сергей Дяченко - Vita Nostra

• Название: Vita Nostra
• Автор: Марина и Сергей Дяченко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20673-5

Жизнь Саши Самохиной превращается в кошмар. Ей сделали предложение, от которого невозможно отказаться; окончив школу, Саша против своей воли поступает в странный институт Специальных Технологий, где студенты похожи на чудовищ, а преподаватели – на падших ангелов. Здесь ее учат… Чему? И что случится с ней по окончании учебы?

---

Она звонила маме в прошлое воскресенье. Узнала, что Валентин вернулся из Москвы, но свадьба опять перенесена. Голос у мамы, несмотря ни на что, был веселый и даже беспечный. Им хорошо без меня, подумала Сашка.

Она зашла на почту, жестом попросила бланк и написала текст телеграммы: «У меня все хорошо звонить пока не буду телефон сломался». Отдала бумажку удивленной женщине за стойкой, заплатила за каждое слово и снова вышла на улицу.

Значит, теперь она первая ученица.

Неудивительно, что Павленко так покраснела. Но Сашка снова отдала бы любимую помаду – да что помаду… Что угодно отдала бы за то, чтобы Павленко поставили перед всеми, назвали лучшей ученицей – хоть и со скромными способностями, и запретили говорить. А она, Сашка, отправилась бы вместе со всеми на физкультуру – обсуждать небывалое событие, посвящать в него Дим Димыча, играть в мяч и валяться на горе матов…

Почему она должна молчать? Чему она таким образом может научиться? Какие-такие «наметившиеся процессы»?!

Поначалу она хотела прогулять и философию, но потом вдруг испугалась пропустить что-то важное. В ее тетради с конспектами все так красиво, логично выстраивалось, жаль оставлять пробел на месте Платона; она явилась.

На общих лекциях группы «А» и «Б» сидели вперемешку. С одной стороны от Сашки сел, как всегда, Костя, с другой стороны пристроилась Оксана.

– Поздравляю, – шепнула на ухо.

Сашка подняла брови.

«Мир идей (эйдосов) существует вне времени и пространства. В этом мире есть определенная иерархия, на вершине которой стоит идея Блага…»

– Портнов тебя так расхваливал… – бубнила Оксана. – Говорит, в нашей группе всем до тебя далеко…

Сашка вздохнула.

«В мифе о пещере Благо изображается как Солнце, идеи символизируются теми существами и предметами, которые проходят перед пещерой, а сама пещера – образ материального мира с его иллюзиями…»

– А сами предметы – это тени идей? – спросил Костя вслух. – Проекции?

Философичка пустилась в объяснения. Сашка отвернулась – и успела поймать взгляд Лизы Павленко, брошенный с другого конца аудитории.

* * *

– На самом деле, это решение проблемы. Если Самохина заткнется, в нашей комнате хоть как-то будет можно жить.

Сашка молчала. Лиза не могла успокоиться, расхаживала между кроватями в трусах и майке, поднимала что-то с пола и снова роняла, скрипела дверцей шкафа и рылась в своем чемодане.

– Ты же хотела хату снять, – неприязненно напомнила Оксана. – И свалить отсюда.

– И свалю… Времени нет этим заняться. Свалю, не волнуйся.

– А я не волнуюсь.

– Вот и не волнуйся!

Оксана была из тех, кого чужая исключительность, хоть самая крошечная, заставляет искать дружбы с ее носителем. Лиза была из тех, кто сам претендует на исключительность и оскорбляется, оказавшись во втором эшелоне.

Сашка могла бы сказать: нечему завидовать и нечего злиться. Ты же сама говорила, что это не учеба и не наука, а шарлатанство, гипноз, психоз или чего похуже. Так чем же мне гордиться: успехами в психозе?!

Но Сашка молчала. Единственная ее попытка заговорить – вечером, с Костей, по забывчивости – закончилась мычанием и брызгами слюны. Сашке стыдно было вспоминать этот эпизод.

Лиза пошире открыла окно. Холодная сентябрьская ночь пахла влагой и вялой травой. Лиза закурила – демонстративно.

– Тебя же просили не дымить, – сказала Оксана.

– Иди в задницу.

Сашка закрыла глаза.

* * *

Бессмысленные фразы проворачивались в мозгу, как гусеницы танка. Сашка читала двадцатый параграф; шла вторая неделя ее молчания, и ей казалось, что мир вокруг медленно погружается в тишину.

Она ощущала себя дирижаблем, полным мыльных пузырей. Пузыри – ее несказанные слова – поднимались в горлу и лезли наружу, нависали на языке, как неумелые прыгуны на трамплине. И лопались, оставляя горькое послевкусие. Ни одно слово не оказалось достаточно прочным, чтобы преодолеть барьер, вырваться и полететь.

«Ваши слова – полова, мусор…» Портнов был прав, понимала Сашка. Слова не имели значения. Взгляд, интонация, голос – все эти тоненькие ниточки, направленные в космос антеннки сообщали окружающим о равнодушии или сочувствии, о спокойствии, нервозности, любви… Не слова. Но без слов было тяжелее.

Она читала белиберду, она учила наизусть абракадабру. Безуспешно: это была работа Сизифа, отчаянные усилия Данаид. Холодные сентябрьские дни сменились бабьим летом, Лиза Павленко так и не нашла себе квартиру. Курила она не меньше, но Сашка успела притерпеться к вечному запаху дыма. По философии задали написать реферат; Сашка выбрала Платона и пошла в библиотеку, зачем-то прихватив с собой «Текстовой модуль». В маленьком, тесном, заставленном шкафами зале запрещено было громко разговаривать, Сашку это устраивало: нигде она не чувствовала свою немоту так остро, как в галдящей толпе.

Она прошлась вдоль стеллажей. Потом села у окна и открыла «Модуль» – сама не зная почему, автоматически.

До конца книги осталось всего несколько десятков страниц. Сашка привычно взялась продираться сквозь бессмыслицу буквенных сочленений. Она читала и читала, пока из скрежета в ее мозгу не прорвались вдруг слова:

«…о чем поет птица; понял язык журчащей в чаше фонтана воды…»

Сашка вскинула голову.

В читальном зале, кроме нее, никого не было. День за окном клонился к вечеру. Из приоткрытой форточки пахло дымом далекого костра.

Она попробовала перечитать абзац, но ничего не получилось. Она вернулась к началу параграфа; начисто забыв о Платоне с его эйдосами, о реферате на завтра и о том, что читальный зал скоро закроют, она читала «Текстовой модуль, 1». Нарастала головная боль: будто сотня алюминиевых половников лупила по чугунным сковородкам за тонкой стеной, а Сашка читала и не могла остановиться, как бочка, покатившаяся с горы.

«…понял, о чем говорят облака на небе… Ему показалось, что и сам он – слово, произнесенное солнечным светом…».

Библиотекарша, явившаяся запирать зал, застала Сашку в прострации над раскрытым учебником.

* * *

Она зашла на почту и купила тетрадок в клеточку, три штуки. На задней обложке была картинка – рябь из точек и закорючек. Если не всматриваться, если глядеть сквозь лист, как сквозь стекло – из ряби через какое-то время проступала объемная фигура: на одной тетрадке египетская пирамида, на другой лошадь, на третьей елка. Когда-то учитель физики объяснял им, по какому принципу построено действие этих картинок, но Сашка все забыла.

Она брела по улице, зажав тетрадки под мышкой. Она могла бы сказать: то, чему нас учат, на самом деле имеет смысл. Мы не знаем, какой. Но это не просто зубрежка, не только издевательство: смысл в этой каше проступает, как объемная картинка из ряби, но это не «лошадь» и тем более не «елка»: скорее всего, эту науку не опишешь одним словом. Или даже двумя словами. Возможно, вообще нет слов, чтобы описать эту науку… или процесс. Ни один из второкурсников, не говоря уже о третьекурсниках, до сих пор не соизволил даже намекнуть, чему нас учат. Может быть, Портнов – или кто-то другой из преподавателей – заткнул им рты? Может быть. А может, они тоже не знают.

Одноглазый третьекурсник Витя рассказывал, что после зимней сессии его группа в полном составе отбудет «на другую базу», где обретаются четверокурсники и дипломники. Самой Сашке третий год обучения, тем более зимняя сессия, представлялись чем-то чудовищно далеким, она даже не испытывала любопытства: где находится «другая база», почему старшие студенты занимаются отдельно…

Темнело рано. Кроны лип на улице Сакко и Ванцетти, недавно густые и непрозрачные, теперь пропускали огни далеких фонарей. Было так тепло, что не хотелось верить ни в желтые листья под ногами, ни в скорую зиму. Сашка постояла, глубоко дыша, глядя на звезды над черепичными крышами города Торпы. У нее было два пути: через здание института и через переулок, узенький, ведущий прямо к общежитию. Подумав, она решила срезать путь.

– …Ну, чего ты выламываешься?

Человек говорил шепотом, иногда срываясь на приглушенный басок.

– Чего ты строишь из себя целку? В пятницу… у Вовки в комнате… это была не ты, да?

– Отстань, – Сашка узнала голос Лизы Павленко.

– Ну, киса…

– Отцепись ты, сволочь!

Сашка задела в темноте пустую бутылку. Покатившись по булыжнику, бутылка звякнула; голоса стихли.

– Кто это тут ходит? – спросил парень.

Сашка не могла ответить. Повернулась и, оступаясь на камнях, вышла из переулка.

* * *

Ключ от двадцать первой комнаты висел внизу, на щите. Сашка рысью поднялась на второй этаж, отлучилась ненадолго в санузел и, наскоро почистив зубы, залезла в постель.

Первой вернулась Оксана. Пошелестела своими кульками (откуда, откуда у нее столько трескучего полиэтилена?!). Улеглась, вздыхая, полистала в постели учебник, погасила лампу, заснула. Сашка лежала в темноте, слушая, как кто-то хохочет на кухне, визжит, поет, гремит посудой; Оксана спала, как ни в чем не бывало, а Сашка не могла сомкнуть глаз.