Ларс Свендсен - Философия страха

• Название: Философия страха
• Автор: Ларс Свендсен
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89826-350-8

В своей книге «Философия страха» норвежский философ Ларс Свендсен утверждает, что страх проник всюду – он властвует и в частной жизни человека, и в жизни общества. СМИ, политики и организации, лоббирующие свои интересы, то и дело предостерегают нас от всевозможных опасностей и угроз, в результате чего многие наши действия подчинены страху.

Автор исследует феномен страха, размышляет о том, почему он отталкивает и в то же время притягивает нас.

Книга заставляет задуматься о последствиях эксплуатации страха в политике и бизнесе, а также о том, к чему может привести чрезмерная концентрация на опасностях, мнимо или реально присутствующих в повседневности.

---

Феноменолог Морис Мерло-Понти утверждает, что между эмоцией и ее телесным проявлением существует тесная связь. Он подчеркивает, что эмоция не стоит за жестом и не сопровождает его, она включена в жест или является жестом:

Возьмем жест гнева или угрозы: чтобы его понять, мне не нужно вспоминать чувства, которые я испытывал, когда сам жестикулировал так же. […] с другой стороны, я не воспринимаю гнев или угрозу как психический факт, скрытый за жестом, я читаю в нем гнев, жест не приводит меня к мысли о гневе, он сам есть гнев40.

Разумеется, это не значит, что мы не можем скрыть эмоцию или что скрытая эмоция не «настоящая», однако скрытая эмоция обусловливает явную. Мерло-Понти считает, что эмоции, их проявления и соотношения между ними являются гибкими. Он утверждает, что проявления различных эмоций варьируют от культуры к культуре:

Однако мимика любви и гнева у японца и западного человека различна. Точнее, различие мимики скрывает различие самих эмоций. Случайным по отношению к телесной организации является не только жест, но и сам способ принятия ситуации и жизни в ней41.

По мнению Мерло-Понти, невозможно разделить «естественную» и «традиционную» составляющие в эмоции и в ее выражении человеком – естественное и традиционное неразрывно соединены одно в другом. Сейчас есть основания полагать, что Мерло-Понти несколько преувеличивает значение произвольности в эмоциях и их проявлении, однако, его точка зрения отражает суть.

Многие эмоции имеют похожее физиологическое проявление. В одном из исследований, испытуемым показывали ряд фотографий и просили определить, какие эмоции испытывают изображенные на них люди. Большинство испытуемых определяли радостное, грустное и гневное выражение лица, однако очень немногие смогли распознать в лице испуг, который часто принимался за гнев, подозрительность или удивление42. Субъективные переживания этих эмоций, как правило, довольно однозначны, хотя стоит признать, что гнев, например, зачастую имеет примесь страха.

Невероятно сложно четко разграничить биологические, психологические и социальные аспекты чувств и эмоций. Хотя эмоции, несомненно, имеют биологическую основу, очевидно, что влияние на их формирование оказывают и личный опыт, и социальные нормы. Всякая эмоция имеет историю или, точнее, несколько историй. Они имеют историю в эволюции, социальную и личную историю, и нам следует учесть каждую из них, если мы хотим понять эмоции. Чувства и эмоции являются не просто «естественным» и непосредственным переживанием, они также воспитываются социумом43. Уместность появления и демонстрации той или иной эмоции и чувства определяется нормами, которые варьируют от культуры к культуре, а также обусловливаются социальным статусом. Если провести параллель со способностью к изучению языков, которая также является общечеловеческой и имеет биологическую основу, то мы тем не менее увидим, что семантические ресурсы варьируют от культуры к культуре и от индивида к индивиду. По всей видимости, то же самое можно сказать о чувствах и эмоциях. Чего и как сильно мы боимся, зависит от нашего отношения к жизни, от опасностей, которые нам угрожают, и от того, какими возможностями защиты от них мы располагаем. Наши знания об эмоциях и чувствах и наш опыт переживания являются зависимыми от социального контекста, в котором мы находимся.

Чтобы понять, что такое эмоция, можно отталкиваться от ее биохимического аспекта. Однако отличить страх от многих других эмоций, опираясь на биохимический анализ, довольно сложно, например, страх и гнев имеют очень схожий биохимический состав44. Как мы увидим далее, не существует определенного физического состояния, которое являлось бы необходимым или достаточным условием для появления определенного эмоционального состояния, другими словами, два человека могут иметь одинаковые физиологические показатели, но эмоциональное состояние одного из них будет отличаться от эмоционального состояния другого, или же два человека могут иметь одинаковое эмоциональное состояние, но их физиологические показатели будут отличаться. Кроме того, различные варианты одной и той же основополагающей эмоции могут вызывать у одного и того же человека различные физические корреляции. Выявление страха на основании биохимического анализа осложняется тем, что различные виды страха имеют разные биохимические корреляции, т. е. человек, который боится подвергнуться насилию, как правило, имеет высокий уровень адреналина в крови, в то время как у человека, который боится заболеть, уровень адреналина, как правило, не повышается.

Некоторые реакции организма часто связываются с эмоцией страха, когда дыхание и сердцебиение учащаются или когда они, кажется, почти полностью остановились, когда человек начинает дрожать или когда все движения «сковываются». Физиологический механизм крыс и людей в этом случае работает практически одинаково: amygdala (отдел мозга, отвечающий за эмоциональные реакции) активизируется и начинает посылать сигналы в гипоталамус и гипофиз, которые дают команду надпочечной железе, и она начинает выброс гормонов стресса. Как и другие животные, мы реагируем на опасность интенсивной выработкой таких веществ, как адреналин и кортизол, нервные импульсы передаются быстрее и зрачки расширяются. Amygdala посылает сигналы с такой скоростью, что мы беспомощны и не успеваем оказать какого-либо рационального сопротивления.

Человеческий разум едва ли способен противостоять атаке страха. Монтень подчеркивает, что это касается даже того, кто лучше других слышит голос разума, а именно философа:

Человек не может не начать моргать глазами, когда ему грозит удар. Он не может не задрожать всем телом, как ребенок, оказавшись на краю пропасти. Природе угодно было сохранить за собой эти незначительные признаки своей власти, которую не может превозмочь ни наш разум, ни стоическая добродетель, чтобы напомнить человеку, что он смертен и хрупок45.

Дэвид Юм подчеркивает, что даже ничтожно малая угроза, реальность которой едва ли можно вообразить, может вызывать страх46. И это еще не все, продолжает он: нас может охватить страх перед тем, что, как нам известно, не может случиться, так бывает, когда стоишь на краю пропасти, хотя знаешь, что находишься в полной безопасности.

Нельзя просто одним волевым усилием избавиться от страха, однако страх можно подавить химическим способом, принимая лекарства, или со временем привыкнув к объекту, его вызвавшему. Стопроцентное исцеление от страха гарантируется, если вывести из игры amygdala, ведь известно, что люди с повреждениями amygdala не могут чувствовать страх, даже в ситуации, когда их жизни угрожает опасность47. Кроме того, они не могут распознать страх на лицах других людей48. Тем же, у кого amygdala функционирует нормально, очень тяжело бороться с накатившим страхом. Нельзя просто решить не бояться и перестать бояться, здравый смысл в такой ситуации «нокаутирован» amygdala, но, как было отмечено выше, можно со временем научиться реагировать иначе.

Американский нейрофизиолог Джозеф Ле Ду считает доказанным, что в головном мозге находятся две четко определенные цепи нейронов, контролирующие эмоцию страха49. Одна из них реагирует незамедлительно, но имеет, однако, тенденцию к сверхчувствительности и часто поднимает «ложную тревогу». Вторая более медлительна, но обрабатывает большее количество информации и может остановить первый приступ страха, если таковой окажется безосновательным. Тем не менее следует отметить, что и действие этой второй цепи есть не что иное, как физиологический процесс, – речь не идет о том, что субъект сознательно останавливает приступ страха. Если человек однажды был сильно напуган неким событием или объектом, то этим в дальнейшем его будет напугать еще проще. Постоянно повторяющееся переживание страха, кажется, способствует тому, что органы, участвующие в этом процессе, фактически развиваются, как будто происходит совершенствование способности организма чувствовать страх50. В конце концов это может загнать организм в хроническое состояние страха или тревоги.

Подход Ле Ду и другие подобные позиции страдают одним существенным изъяном, они не принимают во внимание культурный аспект наших переживаний. Ле Ду, по сути, не очень интересны эмоции вне их чисто физиологического проявления, поскольку процессы, происходящие в головном мозге, и реакции организма считаются основополагающими, а осознаваемые эмоции являются не более чем следствием51. Это, однако, равнозначно тому, чтобы отвергать все, что отличает человеческие переживания от ощущений других животных. Мы можем поддержать философа Майкла Мейера в его утверждении, что эмоции – это «единственная в своем роде, но непостижимая точка, где люди сходятся с животными, а человеческая природа с природой»52. Исследование исключительно «животного» аспекта человеческих переживаний, которое мы видим, в частности, в подходе Ле Ду, не является удовлетворительной разгадкой этой непостижимой тайны. Страх у человека и у животного – тема, вызывающая много споров. К примеру, страх у крыс не является некоей когнитивной величиной (т. е. его возникновение совершенно не связано с рациональными суждениями, поскольку у крыс нет способности к таковым), однако страх человека связан с познанием, но тем не менее мы, как это ни парадоксально, подразумеваем одну и ту же эмоцию как у крыс, так и у людей53. Я не претендую на решение этой парадоксальной задачи в данной работе.