Владимир Козлов - Стиляги

• Название: Стиляги
• Автор: Владимир Козлов
• Жанр: История

В конце сороковых годов на улицах крупных городов Советского Союза – прежде всего, Москвы и Ленинграда – стали замечать молодых людей в узких брюках и длинных пиджаках с подбитыми плечами, которые любили «трофейные» западные фильмы, слушали джаз и танцевали «стилем».

Как и почему появились стиляги? Как вообще в СССР, при Сталине стало возможным существование молодежной субкультуры, подобной тем, что существовали примерно в то же время в Европе и США?

---

«Если проанализировать сейчас, почему в 50–е годы в СССР возникло движение «штатников», то все становится яснее, если учесть, что это явление было характерным не только для социалистического общества, жившего за железным занавесом», – вспоминал Алексей Козлов. – «[…] поклонение определенной части молодежи какой-либо страны элементам культуры другой страны – явление довольно распространенное. В послевоенные годы многие европейские страны оказались в плачевном экономическом состоянии, Разрушенные пути сообщения, предприятия и жилые дома, безработица, нехватка продуктов и многое другое – вот основные приметы жизни тех лет. И на этом фоне контрастом выглядело все, что относилось к заокеанской преуспевающей стране, начавшей довольно мощную экспансию в послевоенной Европе. Студебеккеры, тушенка, яичный порошок, одежда, ботинки, чуингам, кока-кола, джаз, кинофильмы, блестящие голливудские звезды – все это настолько поражало воображение европейцев, что Америка казалась просто раем. […] Так что, наши бродвейские стиляги и айвеликовые штатники были частью общего процесса, представляя отнюдь не худшую часть общества».

Стиляги не были ни скрытой сектой, ни тайным обществом. Наоборот, своим видом они старались подчеркнуть свою непохожесть на других, выделиться из серой толпы «нормальных» советских граждан. Поэтому они старались появляться в самых людных местах, в центре города. В результате, в каждом крупном городе появился стиляжный «променад», по которому модные парни и девушки прогуливались, показывая себя друг другу и вызывая отвращение и удивление у обычной публики. Этот променад называл «Бродом» – сокращенно от «Бродвей», называния знаменитой нью-йоркской улицы.

Конечно, в «хилянии по Броду» был и элемент хвастовства и тщеславия: продемонстрировать новую, раздобытую где-то шмотку всем, кто «врубается». Существовали даже специальные приемы как бы случайной демонстрации одежды: например, сунуть руку в карман пиджака, чтобы приоткрыть подкладку плаща – фирменный плащ нередко опознавался по подкладке. Но, в то же время, «Бродвеи» становились своего рода клубами, где наиболее продвинутая молодежь встречалась, общалась, делилась новостями и информации. А где еще в то время можно было этим заниматься? Клубов и вечеринок в современном понимании тогда просто не было.

В Ленинграде «Бродом» стал кусок Невского проспекта, в Москве – улица Горького (сейчас – Тверская). Интересно, что эти улицы и шире и «масштабнее», чем «настоящий» Бродвей, на котором никто из стиляг тогда не был.

Московским Бродвеем была часть левой стороны улицы Горького – от памятника Пушкину до самого низа. По ней вечерами двигались навстречу друг другу два потока людей, при этом еще и рассматривавших друг друга. А дойдя до крайней точки, поток разворачивался и шел в обратном направлении, и так по несколько раз за вечер.

Кроме «Бродов», стиляжным местом был, например, танцзал «Шестигранник» в Парке Горького в Москве, а в Ленинграде – «Мраморный зал» дома культуры имени Кирова. Облюбовали стиляги и один из немногих – если не единственный – островок «буржуазной культуры» в столице Советского государства: «Коктейль-холл» (или, «Кок», как они его называли между собой), открывшийся в 1954–м году на улице Горького, в одном из домов на улице Горького, почти напротив здания центрального телеграфа, рядом с популярным парфюмерным магазином «ТЭЖЭ» и магазином «СЫРЫ». Это был единственный по нынешним понятиям «ночной клуб» в Москве – открытый с восьми вечера и до пяти утра. У входа постоянно стояла очередь – причем, не только из стиляг, потому что публика, посещавшая «Коктейль-холл», была самой разнообразной.

Коктейли с названиями типа «Маяк» или «Карнавал», а также «глинтвейны» и «флиппы» попивали и иностранцы – журналисты и дипломаты, – и «золотая молодежь», и гуманитарная и техническая интеллигенция, и студенты, и даже старшеклассники, неизвестно каким образом умудрявшиеся попадать в «ночное» заведение. Кроме того, «Коктейль-холл» предлагал немалый ассортимент крепких спиртных напитков. Кстати, цены, как вспоминают очевидцы, были действительно низкими, так что школьники вполне могли себе позволить пару коктейлей за ночь на сэкономленные «карманные деньги».

Судя по воспоминаниям очевидцев, артельщики – тогдашние «олигархи» – и блатные в «Коктейль-Холл» не ходили, потому что там не подавали никакой еды (кроме орешков) и не танцевали, и вообще это было место слишком уж «западного» стиля.

Известный джазовый музыкант и композитор Юрий Саульский, игравший одно время в «Коктейль-холле», вспоминал, что иногда туда заходил знаменитый советский композитор Никита Богословский, написавший музыку к таким советские «хитам», как «Темная ночь», «В далекий край…» и «Я на подвиг тебя провожала»: «Он носил белые пиджаки и ослепительно модные брюки и ботинки».

«А поскольку именно в это время все западное – и в первую очередь американское – стало предаваться анафеме, «холодная война» набирала обороты – в посещении «Коктейль-холла» появился оттенок некоего диссидентства, несогласия с существующими порядками», – вспоминал Саульский. – «Да, молодые модники увлекались джазом. Больше за ними ничего «антисоветского», правда, не замечалось». Рассказывают, что в «Коктейль-холле» появлялись и актеры Борис Ливанов и Иван Переверзев, писатель Константин Симонов, футболисты Всеволод Бобров и Константин Бесков.

«Коктейль-холл» состоял из двух этажей (на втором был зал со столиками и отдельное помещение типа кабинета, отгороженное от остального пространства небольшой занавеской, «для своих»). Здесь подавали «настоящие» алкогольные коктейли, которые можно было посасывать через соломинку, – барменша управляла шейкером, а за ее стеной стояло множество разнообразных бутылок с ликерами, коньяками, джином, настойками, шампанским нескольких сортов, и все это, как вспоминают, было вполне достойного качества.

Музыка в «Коктейль-холле» игралась разнообразная, и далеко не всегда джаз. По воспоминаниям Козлова, одно время музыкальным сопровождением занимался некий ансамбль, игравший «типичный, невинный во все времена и при любой власти кабацкий репертуар, состоявший из старых танго, фокстротов, вальс-бостонов и слоу-фоксов, причем не американского звучания, а скорее немецко-итальянского или мексиканского».

В конце концов, властям, видимо, надоел этот «рассадник буржуазных ценностей» в самом центре Москвы, и в 1955–м году «Коктейль-холл» был закрыт, а на его месте появилось кафе-мороженое.

Борис Дышленко:

Тогда все еще только начиналось, и все, звучащее «оттуда», стало очень важным для тех, кто жил здесь, и все получило другой знак, обратный. Все, что было плохо, вдруг стало хорошо, и до абсурда это доходило. Если нам, скажем, говорили и писали в «Крокодиле» и других журналах, что в Америке грабят и убивают, то вдруг в песенке стиляг появлялись такие слова:

А все американцы ходят и жуют чуинг-гам
Грабят, убивают, «чучу» напевают

И все это вдруг становилось прекрасно: и грабить, и убивать. Все выворачивалось наизнанку, приобретало обратное звучание. И, что существенно, капитализм, появившийся у нас позже, стал именно таким, каким его изображали до этого в наших газетах: то есть именно грабительским, отвратительным.

Алексей Козлов:

Те, кого называли «стиляги», собирались в Москве на улице Горького. За пределами Москвы только в Ленинграде это еще могло быть, на Невском проспекте – Аксенов мне рассказывал, как он там ходил. Но вообще это было московское явление, причем, именно центровое.

Возможности такой не было в провинции совершенно точно. Это только в Москве польские и югославские журналы продавались. Может, еще в Ленинграде. Больше нигде. Москва была тогда уникальным местом – в ней происходили вещи, которых в советском союзе не было больше нигде – кинофестивали и т д. Даже при «Хруще», а при Сталине тем более. Москва была центром информации, проникновения из-за рубежа дозированных запрещенных знаний. И мы этим пользовались. Моментально рассказывали – ой, вот там вот сейчас можно купить что-то. Тут же все скупалось и читалось и рассказывалось. Кто узнавал, тут же рассказывал другому.

Это была такая москвоцентристская политика Сталина – он все сконцентрировал в одном месте. Из Москвы уезжали поезда, набитые продуктами, каждый день. Потому что Москва снабжалась так, как ни один другой город в СССР. Помню, мои родственники из Казани приезжали, на самолете из Томска прилетали, чтобы купить мяса. В Москву свозились на фурах эти продукты отовсюду и здесь перерабатывались. Приезжали люди из деревень – например, четыре человека, – и вся деревня собирала им деньги и чемоданы. Продуктами набивали чемоданы, привозили и раздавали соответственно деньгам, которые скидывались. А потом приезжали через неделю другие люди. Я жил на Сретенке, где были все эти мясные магазины, и там рядом три вокзала, потом – Курский, и там были эти «мешочники», как их называли. Из Владимира, Ярославля – через Сретенку переходили из одного магазина в другой. И там же еще был магазин «Тюль» – за тюлем очереди стояли.