Юрий Поляков - Треугольная жизнь (сборник)

• Название: Треугольная жизнь (сборник)
• Автор: Юрий Поляков
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41941-6

В романах «Замыслил я побег…» и «Грибной царь» и повести «Возвращение блудного мужа» Юрий Поляков так подробно разбирает затейливый механизм, который принято называть многозначным словом «семья», будто пытается сообщить нам некую тайну, которая одним поможет семью спасти, а другим – вообще уберечься от брака.

Вслед за автором и вместе с ним мы вновь и вновь переживаем драмы и трагедии, которые выпали на долю его героев. Ну и, конечно, смеемся. Над наивностью и ограниченностью; над себялюбием и воздушными замками; над тем, что нам особенно дорого, – над самими собой.

В своеобразном «семейном цикле» от Юрия Полякова, как водится, присутствуют все характерные для его прозы качества: захватывающий сюжет, искрометный юмор и эротическая дерзость.

---

Двадцати шести лет от роду Юрий Арсеньевич возглавил кафедру мировой философии, где и был единственным сотрудником. Вскоре он, благодаря рейду советских танков в Прагу, женился. Как известно, в 68-м провалился заговор мирового империализма против социалистического лагеря. Для разъяснения чехословацких событий при Каралукском обкоме партии была организована специальная лекторская группа, куда, конечно, включили и единственного на всю республику философа. Читать лекции каралукам было одно удовольствие – они вообще не знали, где находится Чехословакия, а при слове «Прага» начинали хихикать, потому что почти такое же слово, только с придуманной буквой вместо «г», обозначало у них половой орган нерожавшей женщины.

А вот среди русских приходилось потрудней: многие знали, где находится Чехословакия, но почти все путали Гусака с Гереком. И уж совсем тяжело пришлось Юрию Арсеньевичу, когда он выступал с лекцией перед персоналом городской больницы. Врачи были политически грамотны и хотя благоразумно не осуждали вторжение в Чехословакию, но в душе считали, что лучше уж увеличить количество койко-мест и улучшить питание больных, чем тратить народные деньги на танковые рейды через Европу.

Особенно его достала молоденькая врач-физиотерапевт. Судя по ярко горящим глазам и пылающим от волнения щекам, она только-только приехала по распределению. Девушка попросила лектора поподробнее рассказать о преступных планах главарей так называемой «Пражской весны» и особенно об их подлом проекте «социализма с человеческим лицом». Но вот беда, все подробности чехословацких событий Юрий Арсеньевич узнавал из тех же самых газет, что и его слушатели. По сути, добавить он ничего не мог.

– Представляете, ситуация! – Философ выпил водки и обвел глазами слушателей.

– М-да, а из зала мне кричат: «Давай подробности!» – кивнул Джедай.

– И что, вы думаете, я сделал?

– Закрыл собрание! – буркнул сверху Гоша.

– Не-ет! Так нельзя… Когда нашу лекторскую группу инструктировали в обкоме, то предупредили: если будут каверзные и с антисоветским душком вопросы, предлагать подойти с этими самыми вопросами после лекции. Фамилии же записать…

– Неужели записали? – обмер Башмаков.

– Чего записывать-то! – хохотнул Гоша. – Там небось одних кураторов ползала было.

– Ладно, не мешайте человеку рассказывать. Продолжайте, Юрий Арсеньевич!

Итак, лектор смерил девушку внимательным взглядом и спросил:

– Простите, как вас зовут?

– Галина Тарасовна.

– А фамилия?

– Пилипенко.

– Галина Тарасовна, ваш вопрос, наверное, всем здесь собравшимся не очень интересен…

– Совсем даже не интересен! – подтвердил главврач, сидевший вместе с лектором на сцене.

– Вот видите. Так что подойдите ко мне после лекции, я вам все разъясню в индивидуальном порядке!

– А ко мне подойдите завтра после конференции, – добавил главврач. – Я вам тоже кое-что объясню.

Галина Тарасовна подошла. Они долго гуляли по прибольничному саду и говорили обо всем, кроме Чехословакии. И танки на улицах Праги, и самосожжение какого-то студента на Вацлавской площади, и протесты мировой интеллигенции, включая даже такого друга Советского Союза, как Ив Монтан, – все это вдруг показалось Юрию Арсеньевичу чепухой в сравнении с юной смуглянкой, смотревшей на него темными, словно спелые вишни, очами. Выяснилось, что Галина всего год как окончила Киевский мединститут и сама попросилась сюда, в столицу Большой химии. А химия – это наука XXI века. Потом они сели в автобус, доехали до конечной остановки и ушли в степь…

– В полупустыню! – поправил мстительный Джедай.

– Это теперь полупустыня. Тогда была степь, – вздохнул философ.

Свадьбу гуляли в большой столовой педагогического института, а пили в основном настоянный на чабреце медицинский спирт, щедро отпущенный главврачом, очень обрадовавшимся, что история с политической незрелостью его сотрудницы разрешилась столь благополучно.

Сначала устроились в комнате общежития для семейных, а когда родилась дочь Светлана, получили квартиру прямо в центре Степногорска.

И все было прекрасно – завод дымил, Юрий Арсеньевич читал студентам историю философии, жена заведовала физиотерапевтическим кабинетом, а дочь росла. Время шло – среди студентов Юрия Арсеньевича и пациентов Галины Тарасовны становилось все больше каралуков, постепенно сменивших халаты на костюмы. Однажды после лекции к Юрию Арсеньевичу подошел стройный студент и спросил:

– Вы меня не узнаете, профессор?

– Нет… Простите!

– Я же – Гарцующий На Белой Кобыле! Помните?

– Что вы говорите! Так выросли…

Юноша стал бывать у них дома. И сами не заметили, как Светлана в него влюбилась. А однажды утром, в воскресенье, раздался звонок. Юрий Арсеньевич открыл дверь и обнаружил на пороге своей квартиры ягненка с шейкой, повязанной алой тряпицей. Прожив здесь столько лет, профессор, конечно, знал, что именно так извещают каралуки родителей невесты о серьезных намерениях своего сына. Свадьбу играли в самом лучшем ресторане города – Юрий Арсеньевич с Галиной Тарасовной были люди небедные, а отец жениха и вообще оказался пастухом-орденоносцем.

И все шло хорошо. Даже замечательно, пока не пришел Горбачев. А ведь как поначалу радовались перестройке! Хочешь на лекции про Ницше говорить – пожалуйста! Хочешь семинар по Кьеркегору вести – обсеминарься! Никто тебя в обком не вызовет, никто на собрании песочить не будет. Свобода! Юрий Арсеньевич решительно вышел из КПСС и вступил в партию кадетов. А его зять тем временем организовывал Каралукский национальный фронт. Фронт, едва образовавшись, тут же провел небольшой, но шумный митинг-голодовку с требованием:

«Национальной республике – национального лидера!»

В Москве посовещались, убрали первого секретаря обкома, происходившего из ярославских крестьян, и прислали настоящего природного каралука, родившегося в Москве, окончившего Высшую партшколу и работавшего прежде инструктором отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС. Родители его перебрались в Москву еще перед войной, и по весьма неожиданной причине. В 40-м в столице проводился Всесоюзный фестиваль «В братской семье народов», и каждая республика присылала для показа в ЦПКО им. Горького свою семейную пару, одетую в национальные костюмы. Почему каралукская пара по окончании фестиваля не воротилась в родные степи, история умалчивает.

Новый первый секретарь сразу же, на собрании степногорской ингеллигенции, сообщил под гром аплодисментов, что он интернационалист и важнее дружбы народов для него вообще ничего на свете нет. Вскоре русские поисчезали со всех сколько-нибудь приличных должностей. И ректором пединститута, и главврачом больницы стали национальные кадры. Юрия Арсеньевича не тронули только потому, что его зять был каралук, к тому же – из рода Белой Кобылы, к коему, как выяснилось, принадлежал и новый первый секретарь.

Но жить становилось все труднее. Выяснилось, что русские ничего, кроме вреда, коренному населению не принесли: во-первых, построили проклятую «Юрту Шайтана», отравившую пастбища своими ядовитыми дымами, во-вторых, разрушили уникальный образ жизни скотоводов, в-третьих, навязали свой реакционный алфавит вместо прогрессивного алфавита майора Пампкина – и таким подлейшим образом отрезали Каралукскую республику от всего прогрессивного человечества. Более того, собственный зять Юрия Арсеньевича, ставший к тому времени советником первого секретаря (впоследствии первого президента республики), разработал доктрину, согласно которой Каралукское ханство было одним из важнейших улусов Великой Империи Чингизидов, а в настоящее время является единственной ее исторической наследницей. И главная геополитическая миссия каралуков заключается именно в восстановлении империи от Алтая до Кавказа.

Дальше – больше. Оказалось, президент не кто иной, как прямой потомок великого Темучина, женившего своего внука на дочке каралукского хана. Этот исторический факт стал известен буквально на следующий день после разгрома в Москве ГКЧП. И Степногорск стал называться Темучином.

– М-да, – молвил Башмаков, вспомнив ночь, проведенную под Белым домом. – Кто бы мог подумать!

– Никто. Каралуки всегда были такие тихие и милые! – согласился Юрий Арсеньевич.

Разговаривать по-русски на улицах стало опасно. Закрывались русские школы, пединститут был переименован в Темучинский университет, а все преподавание переведено на каралукский. Юрий Арсеньевич, как и большинство, знал местный язык лишь на бытовом и базарном уровне, поэтому не смог сдать госэкзамен и остался без работы. Без работы осталась и Галина Тарасовна.

А тут рухнула последняя надежда – зять бросил Светлану с двумя детьми: иметь русских жен стало неприлично и даже опасно для карьеры.