Сергей Жадан - Депеш Мод (ru)

• Название: Депеш Мод (ru)
• Автор: Сергей Жадан
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-03-5780-8, 978-966-03-5101-1

«Депеш Мод» – роман о юношеском максимализме и старческой смерти, книга о дружбе, ненависти и предательстве, рассказ о надежде и отчаянии. Панк как жизненная стратегия, музыка как среда обитания, религия как опиум для народа, постиндустриальный Харьков как место действия и главный герой… Первый роман Сергея Жадана «Депеш Мод» (2004), переведен уже на восемь языков.

---

Какао еще раз наклоняется и видит на полу, рядом с раковиной, стопку брошюрок с проповедями преподобного, он благоговейно берет одну, рассматривает немного пожеванное лицо Джонсона-и-Джонсона, рассматривает ролекс на его руке и, улыбнушись, прячет брошюру в карман своего песочного пиджака.

Дорогие братья и сестры! (Дорогие братья и сестры! – переводит тетка в костюме.) Господь манипуляциями своих божественных рук собрал нас тут в кучу! (Господь проделал определенные манипуляции, – переводит она. – Кучу). Так поблагодарим его за то, что мы тут собрались, – и вы, и я! (Так что благодарю вас, что вы тут собрались, и я.) Я говорю вам, братья и сестры, – встанем, встанем и прочитаем молитву, во имя господа, аллилуйя! (Аллилуйя – не совсем понимает его тетка.) Господи, говорю я! (Он говорит – «Господи».) Посмотри на этих людей, которые тут собрались в это утро! (Утром уже собрались.) Их привела сюда твоя божественная любовь, не так ли? (Их привела сюда не так любовь.) Да, Господи! (Да.) Да, аллилуйя! (Тетка молчит.) Но вы можете спросить, почему ты, преподобный Джонсон-и-Джонсон, говоришь нам про это, мы знаем все это, лучше бы ты показал нам чудо! (Мы знаем про вас все! – угрожающе говорит тетка, – можете спросить.)

Я хочу рассказать вам одну историю, я хочу вам показать на конкретном примере, чтобы вы поняли, что я имею в виду. (Я хочу вам, например, показать, вы понимаете, что я имею в виду). Одна девушка из южного Коннектикута (Одна девушка с юга) жила в великой нужде (жила себе на юге), у нее не было родителей, не было друзей, не было собственного психолога (она занималась психологией, была психологом, собственным), она совсем утратила надежду на божье откровение, и ее дни тянулись бесконечным потоком (она все утратила и тянулась без конца). Аллилуйя! (Тетка молчит.) Однажды на ее пути попался божий человек, пастор (в ее жизни появился человек, мужчина), и он сказал ей – сестра! (это была его сестра) сестра! (еще одна) остановись, это кошмарно – ты сама закрываешь двери, через которые мог бы войти к тебе Иисус (закрывай двери, сказал он, к тебе может прийти кошмарный Джизус). Для чего ты это делаешь? (Что ты для этого делаешь?) И он пошел от нее, ему было довольно уже ее неверия. (Старик, оказывается, имел ее, и он сказал хватит. И ушел.) И она осталась одна, и ее дни дальше тянулись нескончаемым потоком. (И она дальше тащилась, одна.) И вот однажды, когда она возвращалась с покупками (однажды она таки попала на шопинг) и переходила улицу, какой-то пьяный автолюбитель не смог как следует притормозить и сбил ее с ног (она была уже такая пьяная, но не могла остановиться и падала с ног, как автолюбитель), и когда она проснулась в реанимации, на операционном столе (она проснулась на столе, ну там пьяная, грязная, в изодранной одежде, шалава), под скальпелем хирурга (на ней уже был хирург), она не могла вспомнить своего имени (она не могла его даже вспомнить. Да она все забыла, она пьяная была, алкоголичка конченая), она потеряла память! Она совсем ничего не помнила (пропила все – и дом, и вещи, деньги сняла с книжки – тоже пропила, нашла хахаля, начали самогон гнать), она не помнила, откуда она (откуда она такая взялась – жаловались соседи), не помнила своих родителей, своего отца, свою маму (твою мать, сказали они, что за курва подселилась к нам в подъезд, нам скоро электричество отключат из-за ее аппарата), она забыла всю свою жизнь (всю свою жизнь мы тут пашем, а эта прошмандовка пришла на все готовое, еще и хахаля с собой привела), и когда уже все, даже врачи, потеряли надежду (мы тебе, сука, покажем дом образцового содержания и моральный кодекс строителя коммунизма. Мы тебе, падла, ноги повыдергиваем. А хахаля твоего в диспансер сдадим, пусть лечится), ей вдруг явилось божье откровение (а то совсем оборзела, сучка привокзальная, с хахалем своим, прошмандовка, думает, что мы за нее за электричество платить будем, думает, она тут самая умная, тварь морская, и еще этот, хахаль ее, ебаный-смешной: сдадим в диспансер, и кранты, да хули мы тут с ними ручкаемся – сейчас вызовем участкового, обрежем провода, и хахаля ее тоже обрежем, тоже мне – моряк торгового флота, ебаный-смешной, пришли тут на все готовое, прошмандовки, блядь), и Бог сказал ей (на хуй, на хуй с пляжа, девочка, мы всю свою жизнь тут пашем, а ты думаешь, что – самая главная, за хахаля за своего думаешь спрятаться, за морячка? Диспансер за твоим морячком плачет, вот что мы тебе скажем, да-да – диспансер). Какой диспансер? – вдруг думает Джонсон-и-Джонсон, что эта факин-сучка переводит? Он делает паузу, во время которой слышен плач инвалидов, и продолжает.

Дорогие братья и сестры! (Дорогие братья и сестры! – возвращается ближе к теме переводчица.) И вот господь говорит ей – вспомни все (господь говорит вам – вспомните все!), встань и иди! (и идите себе!), и она пошла (и пошла она), и она спросила врачей (спросите врачей) – кто платил за мое лечение? (кто за все платить будет). И они сказали ей – это чудо, господне чудо, но кто-то оплатил твое страхование (страхуйте свое чудо), и кто-то передал тебе одежду, вещи, и это второе чудо (другое дело, что кто-то передал тебе чудо), и кто-то снял для тебя квартиру, у тебя теперь есть крыша над головой, и это третье чудо (и это чудо, которое уже в третий раз у тебя над головой). И тогда она поняла – ведь это господне откровение, откровение, которое открылось ей (и тогда в ней открылось), и что это сам Иисус дарует ей просветление, совсем небольшое, небольшую такую полоску света, как ночью, когда вы открываете холодильник (кошмарный Джизус ночью хочет подарить ей холодильник, совсем небольшой такой). Для чего я рассказываю вам это, братья и сестры? (Для чего вам братья, сестры?) Для того, чтобы вы поняли, что господне откровение – это как морские продукты (тетка измученно замолкает и о чем-то задумывается) – главное, не просто поймать его, главное – уметь его приготовить. Господне откровение это как мозг осьминога – ты не знаешь, где он у него находится. Потому что ты подходишь к осьминогу, смотришь на него, и ты думаешь – аллилуйя! – где у этого факин осьминога мозг? Ведь если есть осьминог, то должен быть и мозг? Но ты не можешь дойти до этого своим умом, твой ум ленивый и разуверившийся, ты не можешь вот так просто взять осьминога и сделать свое дело, ты должен все сверять с внутренним голосом, который тебе говорит – брось его, брось, ты не найдешь тут ничего, это задача не для тебя. И тогда ты начинаешь сомневаться в себе. Аллилуйя! Ты думаешь – да, я не достоин этого, я слишком слаб и немощен, чтобы пройти этот путь до конца и во всем разобраться, эта работа не для меня. Я лучше отойду в сторону. Потому что ты видишь его тело, оно такое же, как твое тело. И ты видишь его глаза – они такие же, как твои глаза, и ты слушаешь, как бьется его сердце, – да будет славен господь – оно бьется так же, как твое! Так кто ты такой?

– Осьминог! – кричит кто-то из зала.

Какой осьминог? – не понимает Джонсон-и-Джонсон, почему осьминог? он на миг озадаченно замолкает, но не теряет волну и снова ныряет в цветистое пурпурное проповедническое говно: правильно, ты – дитя божье! Все мы дети божьи! Господне откровение в каждом из нас (Каждому из вас, – включается тетка, – на выходе дадут брошюрку и календарик с фото преподобного), так что будем благодарны за внимание всевышнего (благодарим вас за внимание, всего хорошего, до следующих встреч на проповедях Церкви Иисуса (объединенной)), встречи с которым нас ожидают впереди! (до следующих встреч, – тетка повторяется. – Не забывайте свои вещи, – добавляет она, – и заберите отсюда этих траханых инвалидов).

Ах, как я их сделал, – говорит преподобний Джонсон-и-Джонсон чуваку из администрации. Чувак смотрит на него влюбленными глазами. Да, – повторяет преподобный, – как я их сделал. Только для чего я опять про осьминогов трепался, что со мной в последнее время происходит? – спрашивает он у чувака, – как только приму витамины, так сразу начинаю говорить про осьминогов. Ничего не могу с собой поделать, – оправдывается он, – меня просто прет от этих волшебных существ. Ой, как меня прет, – радостно говорит он и исчезает в гримерной.

11.00

Пока все эти ортодоксы седьмого дня еще не разошлись и преподобный, размахивая руками, покидает сцену, Какао сидит на скамейке и пытается понять, о чем они там говорили, но до него не слишком доходит смысл речи преподобного, что-то там про электричество и про диспансер, про осьминогов, Какао скучает, лучше б дома телевизор посмотрел, – думает он, – но тут, в дополнение к откровениям преподобного, выдерживая драматургию агитационной работы среди аборигенов, в игру вступает «Божественный оркестр преподобного Джонсона-и-Джонсона», друзья Какао, пушечное мясо на решающем этапе неравной борьбы добра со злом и преподобного Джонсона-и-Джонсона с собственным маразмом. Они играют блюзы, классические вещи, которые патрон выбирал для них лично, инвалиды в зале начинают подтанцовывать, бизнесмены расстегивают пуговицы своих салатовых пиджаков, публика оживляется, преподобный в гримерной радостно вытирает пот с лица, поблескивая ролексом, оркестр заводится, они играют старую тему, постепенно отходя от нее, вконец распаляются и заводят что-то такое, чему их в консерватории точно не учили – «Atomic Bomb Blues», написанный в далекие послевоенные годы Гомером Гаррисом, никому тут не известным, даже преподобному Джонсону-и-Джонсону не известным, его божественное откровение не забирается на такие пограничные территории, откуда ему знать про Гомера Гарриса, осьминогу ебаному. Вот это Какао нравится значительно больше, чем проповедь преподобного, ему тут все понятно, он тоже начинает подтанцовывать за сценой и вдруг слышит, как кто-то просто выгребает из оркестра, валит поперек партитуры, Какао сразу же узнает гитару Малого Чака Бэри, который, видимо, тоже поймал свое откровение и как будто говорил, обращаясь к толпе инвалидов, —