Евгений Морозов - Эволюция сознания. Современная наука и древние учения

• Название: Эволюция сознания. Современная наука и древние учения
• Автор: Евгений Морозов
• Жанр: Философия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91896-048-6

Книга посвящена изучению сознания с холистической точки зрения. Эволюция индивидуального сознания рассматривается от хаоса (дисгармония, «ад») к порядку (гармония, «рай») через реализацию стремления персоны к целостности (Абсолюту). Исследование построено на научном анализе различных состояний сознания и рассматривает все основные виды как его развития, так и деградации.

Также подробно рассматриваются современные физические концепции сознания – от квантовой физики до путешествий во времени через «кротовые норы» и энергетические поля.

Автор книги – Евгений Вячеславович Морозов, кандидат исторических наук, старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета, почетный доктор наук Международной Академии естественной истории (ФРГ), профессор Российской Академии Естествознания, заслуженный работник науки и образования.

---

Сегодня объем наших знаний по-прежнему несравним с тем, чего мы не знаем. Мы не знаем даже размеров нашей Вселенной, поскольку, когда мы наблюдаем источники света, расположенные на большом расстоянии, количество получаемого света резко уменьшается, так как фотоны теряют энергию по мере того, как возрастает длина волны. Поэтому, как пишет современный физик и математик Дж. Р. Эллис, «на все более далеких расстояниях Вселенная как будто тает во мгле».[34]

Как справедливо замечают американские ученые А. Уиггинс и Ч. Уинн, «по мере расширения освещаемого наукой пространства увеличивается и обступающий его мрак».[35] В этой связи следует отметить, что западный стиль научного мышления коренным образом отличается от восточного. Индийский мыслитель Бхагаван Шри Раджниш, более известный как Ошо, полагал, что, в отличие от западного философского метода, «индийский путь рассуждения объявляет вывод в начале, затем обсуждает метод и порядок действий, сперва вывод, затем метод. Западный путь ставит метод на первое место, затем исследование и, наконец, вывод… Западный метод очень подходит для тех, кто ищет истину посредством думания о ней. Этот метод рассуждений подобен попытке найти нечто темной ночью с помощью маленькой лампы. Ночь черна как смоль, и лампа неясно освещает землю на три – четыре фута. Виден лишь небольшой клочок земли, большая часть остается невидимой. И вывод, к которому приходят относительно того, что видится, будет гипотетическим. Через некоторое время, по мере того как человек с лампой продвигается, он видит немного больше, и возникает необходимость пересмотреть или изменить вывод». Если истину приходится так часто пересматривать, то на каком основании их считают истинами? В противоположность этому индийский метод подобен вспышке молнии, которая на короткое время делает все видимым одновременно.[36]

XVIII и XIX века почти не были ознаменованы действительными научными революциями, поскольку все исследования велись в рамках механистического подхода. Если появлялась новая концепция, то она не «взрывала» всю науку, но продвигалась вперед постепенно и не без сопротивления. Как писал об этом М. Планк, «великая научная идея редко внедряется путем постепенного убеждения и обращения своих противников, редко бывает, что „Саул становится Павлом“. В действительности дело происходит так, что оппоненты постепенно вымирают, а растущее поколение с самого начала осваивается с новой идеей».[37] Подобной точки зрения придерживался и английский физик Эрнест Резерфорд: «Три стадии признания научной истины: первая – „это абсурд“, вторая – „в этом что-то есть“, третья – „это общеизвестно“».[38]

Лишь с начала XX века ученых стал волновать вопрос об объективности научного познания и о соответствии научных гипотез действительности. Отец конвенционализма, французский математик Анри Пуанкаре считал, что законы науки не относятся к реальному миру, а представляют собой произвольные соглашения между учеными – конвенции, которые должны служить наиболее удобному и полезному описанию соответствующих явлений. Каждый раз, когда опытные данные не согласовывались с предсказаниями существующей гипотезы, приходилось пересматривать гипотезу. Следовательно, как говорил Анри Пуанкаре, «наука – это кладбище гипотез».[39]

Бельгийский писатель Морис Метерлинк писал в тот период: «До сих пор острие вращения мира состояло, как нам казалось, из сил духовных; ныне мы убеждены, что оно состоит из энергий чисто материальных. Мы льстим себя надеждой, что в царстве истины свершился великий переворот. На самом же деле, в республике нашего невежества произошла лишь перемена эпитетов, так сказать, словесная революция, ибо термины „дух“ и „материя“ – лишь атрибуты того же неизвестного, могущие заменять друг друга. Но если и верно, что сами по себе эти эпитеты имели значение лишь словесное, ибо тот и другой, по всей вероятности, неточны и так же мало выражают реальное, как эпитет „Атлантический“ или „Тихий“, применяемый к океану, не представляет его сущности, – тем не менее, смотря по тому, привязываемся ли мы исключительно к первому или ко второму, они имеют огромное влияние на наше будущее, нашу мораль и, следовательно, на наше счастье. Мы блуждаем вокруг истины, имея проводниками лишь гипотезы, которые вместо костров зажигают несколько дымящих, но магических слов».[40]

Философы межвоенного Венского кружка сформулировали принцип верифицируемости, согласно которому истинность всякого утверждения о мире должна быть установлена путем его сопоставления с чувственными данными. Вслед за ними Карл Поппер (1902–1994) предложил принцип фальсификации, способ проверки истинности теоретических утверждений посредством их опровержения путем сопоставления с полученными в результате опыта эмпирическими данными. Теоретическое высказывание считается опровергнутым, если его отрицание логически следует из множества совместимых между собой утверждений наблюдателя. Согласно Попперу, статусом научности обладают лишь такие высказывания, которые в принципе могут быть фальсифицированными. Как писал философ в работе «Какой мне видится философия», «мы не можем одновременно быть интеллектуальными трусами и заниматься поисками истины. Стремящийся к истине должен осмелиться быть мудрецом – он должен осмелиться быть революционером в сфере мышления». Впрочем, Поппер сделал одну очень важную оговорку: «Я не требую, чтобы каждое научное высказывание было действительно проверено, прежде чем оно будет принято. Я требую только, чтобы каждое такое высказывание допускало проверку, или, иначе говоря, я отказываюсь принять точку зрения, согласно которой в науке существуют высказывания, которые нам следует покорно принять как истинные только потому, что проверить их представляется невозможным по логическим основаниям».[41]

Полемизируя со школой Пуанкаре, Поппер отметил, что «всякий раз, когда „классическая“ система сегодняшнего дня сталкивается с результатами новых экспериментов, которые, согласно моей точке зрения, можно интерпретировать как фальсификации, конвенционалист не будет считать эту систему поколебленной. Он либо объяснит возникшие противоречия нашим неумелым использованием системы, либо устранит их посредством принятия тех или иных вспомогательных гипотез ad hoc, либо, возможно, с помощью определенной коррекции наших измерительных инструментов».[42] Итак, «мы должны привыкнуть к мысли о том, что на науку следует смотреть не как на „корпус знания“, а как на систему гипотез, т. е. как на систему догадок или предвосхищений, которые в принципе не могут быть оправданы, и которыми мы пользуемся до тех пор, пока они выдерживают проверки. Мы никогда не имеем права сказать, будто знаем, что они „истинны“, „более или менее вероятны“ или хотя бы „вероятны“».[43]

К теории же подлинно «научных революций» обратился известный философ Томас Кун. Как он отмечает в своей работе «Структура научных революций», «нормальная наука основывается на допущении, что научное сообщество знает, каков окружающий нас мир. При этом наука часто подавляет фундаментальные новшества, потому что они неизбежно разрушают ее основные установки. Тем не менее, когда специалист не может больше избежать аномалий, разрушающих существующую традицию научной практики, – начинаются нетрадиционные исследования, которые в конце концов приводят всю данную отрасль науки к новой системе. Это называется научной революцией».[44] Интеллектуальный прогресс состоит из замены одной парадигмы, которая перестала находить объяснения новым или вновь открытым фактам, иной парадигмой, которая более удовлетворительно толкует эти факты. При этом, «принимаемая в качестве парадигмы теория должна казаться лучшей, чем конкурирующие с ней другие теории, но она вовсе не обязана (и фактически этого никогда не бывает) объяснять все факты, которые могут встретиться на ее пути».[45] «Столкнувшись с аномалией или кризисом, ученые занимают различные позиции по отношению к существующим парадигмам… Увеличение конкурирующих вариантов, готовность опробовать что-либо еще, выражение явного недовольства, обращение за помощью к философии и обсуждение фундаментальных положений – все это симптомы перехода от нормального исследования к экстраординарному».[46] При этом наиболее важно и актуально, что «во время революции, когда начинает изменяться нормальная научная традиция, ученый должен научиться заново воспринимать окружающий мир».[47] Как отмечают известные американские ученые-популяризаторы А. Уиггинс и Ч. Уинн в книге «Пять нерешенных проблем науки», «повременим с осмеянием представлений четырехсотлетней давности, представив, сколь наивными окажутся наши взгляды спустя четыре века».[48]

В этой главе мне также хотелось бы обратиться к оригинальной методологической теории немецко-американского философа Пауля Фейерабенда, изложенной им в книге «Против методологического принуждения» и ряде других работ. Концепция Фейерабенда, по сути дела, и лежит в основе этой книги. Ученый был убежден, что наука не является рациональной деятельностью, то есть, что ее можно подчинить некоторым разумным стандартам и нормам. Наоборот, он полагал, что наука носит анархический характер, поскольку ученые постоянно отбрасывают сложившиеся рационалистические правила, а конкурентная борьба несовместимых теорий служит источником подлинного научного прогресса. Наука может опираться на мифологию, религию, фантазию и суждения дилетантов, иначе говоря, не должна отказываться от знания, полученного «ненаучными» средствами. Поэтому Фейерабенд призывает развивать гипотезы, несовместимые с установленными фактами и обоснованными теориями. «Не существует идеи, сколь бы устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание. Вся история мышления конденсируется в науке и используется для улучшения каждой отдельной теории. Нельзя отвергать даже политического влияния, ибо оно может быть использовано для того, чтобы преодолеть шовинизм науки, стремящейся сохранить status quo», – пишет он.[49]