Эрик-Эмманюэль Шмитт - Два господина из Брюсселя (сборник)

• Название: Два господина из Брюсселя (сборник)
• Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-05376-2

Новая книга новелл Эрика-Эмманюэля Шмитта «Два господина из Брюсселя» продолжает линию полюбившихся русскому читателю сборников «Концерт „Памяти ангела“», «Мечтательница из Остенде», «Одетта». Шмитт вновь говорит о любви – в самых разных, порой неожиданных формах, а еще о том, как архитектура нашей жизни деформируется под воздействием незримых страстей, в которых герои порой даже не отдают себе отчета.

---

– А вот и отец, – шепнул Лоран.

– Недурен собой.

– Да, – согласился Лоран, – он похож на тебя.

Польщенный Жан не нашелся с ответом.

– К тому же, – добавил Лоран, – если мне не изменяет зрение, младенец точно будет темноволосым.

– Гм-гм… Во всяком случае, я в восторге оттого, что у Женевьевы появился любовник. Теперь она мне намного симпатичней, – заметил Жан.

– Мне тоже, – согласился Лоран. – Тем более что мы с ней сходимся во вкусах.

Жан был польщен. После пятнадцати лет совместной жизни подобные комплименты действовали на него сильнее, чем в ту весну, когда они встретились впервые. Лоран присмотрелся к угрюмому Эдди:

– Муж ничего не знает, но что-то заподозрил и принюхивается. Придурок-рогоносец…

– Да, давно пора!

И они рассмеялись.

Испанец в своем углу вскочил, метнув на них гневный взгляд.

Его негодование не только не успокоило двоих мужчин, их одолел неудержимый хохот; чтобы не нарушать церемонию, им пришлось поскорее выйти.

Оказавшись снаружи, на площади Жё-де-Баль, они уселись в автомобиль и только тогда отерли выступившие от смеха слезы.

– Вовремя мы сбежали. Если бы к тебе подошел Эдди Гренье, то, уверен, он принял бы тебя за отца ребенка.

– Стоп! Хватит разговоров об этом сходстве…

– Но оно бросается в глаза… О, смотри, там впереди…

В эту минуту испанец вышел из церкви, не дожидаясь окончания службы, и тотчас смешался с уборщиками мусора и бродягами, чтобы его не заметили.

– Те же волосы, стройный, та же осанка, – подытожил Лоран. – Согласен, черты лица другие и, вероятно, некоторые другие детали тоже, в чем мне не удастся убедиться, хоть и хотелось бы.

– Так, стало быть, ты меня все еще любишь?

– Надо думать! – проворчал Лоран, пожимая плечами. – А ты?

– Вернемся домой, и я докажу тебе…

Жан, взволнованный, трепещущий, но внешне невозмутимый, включил двигатель, и они направились на авеню Лепутр.

Каждый раз по возвращении из церкви, где они подсматривали за четой Гренье, Жан и Лоран занимались любовью. Каждый раз их ласки подпитывались невысказанными чувствами. На этот раз к ним примешалась брутальность, конечно, брутальность просчитанная, означавшая: «Я так сильно хочу тебя» – и возвращавшая очарование первых объятий.

Рождение Давида знаменовало возрождение их союза. Жан и Лоран забыли данное на пороге церкви обещание больше не видеть ни Эдди, ни Женевьеву. Они следили за тем, что происходило в квартале Мароль.

Сплетни Анжелы не давали полной картины. Лоран взял дело в свои руки. Так как в Королевском парковом театре он общался с коллегами-электриками и машинистами сцены, обитавшими в Мароль, то он взял за правило ходить с ними в тамошние кафе, пропускать по кружке пива; он даже полюбил боулинг.

И вот через несколько месяцев ему удалось кое-что разузнать: испанец оказался не испанцем, а итальянцем, его звали Джузеппе и он тоже был женат. Чем и объяснялась его чрезвычайная осторожность.

Хотя никто не подозревал о связи Женевьевы и Джузеппе, все могли видеть, как прелестная, энергичная, уверенная в себе женщина с детской коляской пересекает улицу, и убедиться, как она чувственно расцвела под воздействием любви.

Наконец Анжела возвестила, что во время перебранок, которые доносились до нее из соседней квартиры, Женевьева требует развода.

– Муж-то против, потому как после ее ухода этот безрукий останется без гроша в кармане! Но Женевьева, та стоит на своем. Ее теперь просто не узнать…

– Анжела, вам не кажется, что у нее есть любовник?

– Scherzate![11] Когда живешь с таким pezzo, sarebbe giudizioso[12] завести полюбовника, да только она не такая! Santa Madonna…

Как только Анжела покинула магазин, Жан повернулся к Лорану и с чувством произнес:

– Наша маленькая Женевьева дает бой.

– Да, я горжусь ею.

– Удастся ли ей?

– Если бы ты видел ее с Давидом на руках, ты бы не сомневался! – воскликнул Лоран.

Мужчины обсуждали Женевьеву, Эдди, Джузеппе, Давида, Минни, Джонни, Клаудию так, будто речь шла об их собственной семье. Они не сознавали, что история той, другой, пары, ее семейной жизни отныне стала частью их собственной. Все эти люди сделались близки им.

Им никогда не приходила в голову мысль, что если бы их имена – Жан Деменс и Лоран Дельфен – услышали в доме Гренье, то не поняли бы, о ком идет речь.

Анжела между двумя порциями сплетен сообщила хозяину, что ее соседка собирается переезжать; хоть ее муж и отказывался дать развод, она собиралась поставить его перед свершившимся фактом и переехать, забрав всех детей. Жан попытался скрыть радость, но потом, воспользовавшись тем, что Анжела отправилась за покупками, позвонил Лорану в театр, чтобы сообщить о предстоящем событии.

Вечером они поспешили отпраздновать это в «Королевской устричной» на площади Саблон, чей интерьер был выдержан в синих тонах, напоминавших о море. По такому случаю разорились на шампанское. Рабочий люд, проживавший в сырых многоэтажках квартала Мароль, и представить не мог, что там, над крышами их домов, в верхнем городе, два любезных господина за столиком одного из самых дорогих ресторанов столицы празднуют освобождение одной из тех, кто вкалывает без передыху.

В следующий понедельник они задумались, как помочь Женевьеве обустроиться, не вызывая подозрений, выступая, как прежде, безымянными дарителями. Прикинули план действий, но тут из магазина донеслось:

– Ах, вы представляете, синьор Деменс, Эдди Гренье хватил удар! Хлоп – и мозговое кровотечение! – прокричала Анжела.

– Он умер?

– Нет. Увезли на «скорой». Он в реанимации. Надеюсь, добрый Боженька отправит questo diabolo[13] в преисподнюю.

– Анжела, католики должны быть милосердны!

– Уж там-то задницу этого Эдди припечет не хуже, чем здесь: вечно его тянет туда. Almeno[14], он заплатит за свое свинство. Si, lo so[15], может, это не по-христиански, но ведь questo monstro[16] тоже не христианин, так пусть…

Жан охотно отпустил ей этот грех, поскольку разделял ее мнение.

В течение нескольких часов Жан и Лоран пылко жаждали смерти Эдди, вовсе не смущаясь жестокостью своих желаний; их тревожило, что это происшествие может отсрочить счастье Женевьевы.

Сначала в ежедневных докладах Анжела сообщала, что состояние больного без перемен. Потом возвестила, что ему «чуток получше». Наконец протрубила, будто сообщая о победе, что из реанимации Эдди перевели в кардиологическое отделение. День за днем Анжела, не сознавая перемены и следя за ходом болезни Эдди глазами своей соседки, упивалась малейшими улучшениями, желая больному полного выздоровления; добрая по натуре, она разве что не носила цветочки типу, к которому питала такое отвращение.

Через несколько недель Анжела, опершись на метелку, спросила:

– Господин Деменс, я ведь уже рассказывала вам о своей соседке, мужественной Женевьеве Гренье?

Жан сдержался: его всегда удивляло то, что Анжела вообще не помнит, что именно она говорила, – вероятно, сказывалось непрерывное словоизвержение…

Он равнодушно уточнил:

– О той, что собиралась уйти от мужа?

– Ecco![17] Представьте, она передумала.

– Как?!

– Сегодня его выписывают из больницы. Предстоит период реабилитации.

– Но ведь есть специальные заведения.

– А я ей что говорила, синьор Деменс?! Parola per parola[18] – вот это самое и сказала! И знаете, что она мне ответила? Что он отец ее детей и она никогда не простит себе, если оставит его in questo stato[19], поэтому она отказывается от других своих планов. Я, вообще-то, не поняла, что она suggurisce[20] под «другими планами», ведь она собиралась всего лишь переехать, а не менять профессию… Впрочем, нужно будет помочь ей в больнице, я обещала. В пять часов! Вы позволите tolgo[21] несколько минут? Я завтра наверстаю.

– Более того, Анжела, я вас подвезу туда: мне нужно доставить украшения.

– Fantastico!

К пяти Жан доставил Анжелу к больнице Святого Петра, а потом, когда она вошла в здание, припарковал машину неподалеку и устроился в кафе на улице От.

Анжела появилась через полчаса, она несла картонные чемоданы.

Женевьева катила инвалидное кресло, в котором сидел обрюзгший, мертвенно-бледный Эдди, со слюной на отвисшей нижней губе – просто мясная туша, трясущаяся при малейшем толчке; вся правая сторона тела сверху донизу была парализована.

Лицо Женевьевы над его безвольно мотавшейся головой казалось лишенным выражения: восковая кожа, бледные губы, потерянный взгляд, устремленный куда-то вдаль.

Жану хотелось выскочить на улицу и крикнуть ей: «Оставь его! Он тебе испортил жизнь, дальше будет еще хуже. Скорее отправляйся к Джузеппе!»

Но по заботливости, с которой Женевьева катила кресло, избегая неровностей дороги, удостоверяясь, что он хорошо укрыт, Жан понял, что она не изменит своего решения. Жертвуя своим счастьем, она похоронит себя заживо, с самоубийственной добротой избрав жалость к Эдди, а не любовь к Джузеппе.