Константин Левыкин - Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой

• Название: Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой
• Автор: Константин Левыкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9551-0127-6

В предлагаемой читателю книге автор завершает свою автобиографическую трилогию, начатую с воспоминаний о далеком детстве в деревне Левыкино, а затем продолженную повествованием о московской жизни в тревожные, но счастливые тридцатые годы школьной предвоенной юности. После четырех лет войны, а затем еще четырех лет солдатской службы судьба связала его на всю оставшуюся жизнь с Московским государственным университетом.

Память сохранила ему живые картины послевоенной пятилетки студенческой жизни с друзьями-однокурсниками, годов учебы, учителей, профессоров и преподавателей, завершения учебы в аспирантуре, а затем его вхождения в научно-преподавательскую деятельность на историческом факультете. Большое место заняли в книге воспоминания об участии автора в общественной жизни университета в беспокойные десятилетия истории советского общества второй половины XX века.

Свою повесть заслуженный профессор Московского государственного университета Константин Григорьевич Левыкин завершает размышлениями о переменах в жизни Московского университета, произошедших в годы, предшествующие 250-летнему юбилею его истории, органичной частью которой он сам продолжает оставаться вот уже более пятидесяти лет.

---

В тот год, выписавшись из госпиталя после ранения и тифа и демобилизовавшись «по чистой», Наум Васильевич возвратился в свое село. Возвратился он партийцем-краснознаменцем и сразу вошел в местную партийную ячейку. На одном из ближайших собраний односельчане избрали его секретарем сельского совета. Вот как, кстати, проходили тогда выборы: председатель совета – друг Наума Васильевича – объявил собранию, что секретарем предлагается выбрать вернувшегося с войны красноармейца, краснознаменца Наума Савинченко. Спросив после этого «Кто против?» – он тут же решительно заключил, окинув взглядом собрание: «Пиши – единогласно!» Так бывший политбоец легендарной 30-й Иркутской, Самарской, Чонгарской «железной» дивизии вошел в органы власти в своем селе. А в селе этом, как и по всей России, началось претворение в жизнь дошедших в сибирские края решений о введении новой экономической политики. Сельской власти надлежало исправить перегибы, допущенные по отношению к крестьянам-середнякам во времена «военного коммунизма». Такой перегиб имел место и в семье Савинченко: его отец запахал тогда у своего соседа одну или две десятины земли, пользуясь правом семьи красноармейца. И вот теперь его сыну, краснознаменцу и партийцу, предстояло вернуть эту десятину соседу-хозяину, признанному середняком. Реакция на это решение оказалась мгновенной – Наум Васильевич в знак протеста заявил о несогласии с новой экономической политикой и о своем выходе из ВКП(б). Не сумел тогда политбоец ни угадать на том перепутье, какой дороги держаться, ни понять суть политики, проводившейся, в первую очередь, в интересах основной массы крестьянства, а следовательно, и основной части трудового населения страны, более всего пострадавшей в годы Гражданской войны от всяческих трудовых и военных мобилизаций. А запаханную десятину ему пришлось вернуть соседу.

В те дни в его жизни имел место еще один неожиданный эпизод. Из краевого военного комиссариата пришла повестка, в которой Науму Васильевичу предписывалось прибыть для получения второго ордена Красного Знамени. А он отправил повестку обратно, написав, что «награду принять не может, так как после первого ордена не знает и не помнит других своих заслуг». Вот каким оказался красноармеец-коммунист, прошедший боевую и политическую закалку в 30-й «железной» дивизии РККА. Свое несогласие с непонятным нэпом он заявил честно и без всякого сожаления открыто отказался от награды как не заслуженной им.

Кстати, он и первый-то орден принял без особой охоты. Забавно было слышать от него и об этом случае. После штурма Перекопа его единственного в батальоне наградили орденом Боевого Красного Знамени. Других наградили золотыми именными часами. Наум Васильевич рассказал, что он долго упрашивал комиссара обменять орден на золотые часы с цепочкой. «В селе у нас, – объяснял свой поступок герой Перекопа, – золотые часы с цепочкой имел только сын лавочника. А если бы я вернулся домой с такими же, то все наши деревенские девки стали бы моими ухажерками. А орден? Что он значит? Значок как значок!» Мы слушали эту непридуманную сказку и вспоминали придуманного крестьянского сына Василия Теркина, которому непременно ко встрече со своими невестами «в стороне своей смоленской» достаточно было бы простой солдатской медали. Мы вспоминали при этом и себя. Ох как нельзя было вернуться с войны «на свою вечерку» без медали! А еще вспоминалась любимая сердцу песня про «письмо летучее» от далекой воображаемой невесты, «что ждет и в крайнем случае согласна на медаль». Ох, как понимали мы уважаемого лектора, знающего цену своему подвигу и чести, за бескорыстную солдатскую душу.

Свой «грех» Наум Васильевич осознал собственным умом и искупил опытом крестьянской жизни, с помощью своих соратников-политбойцов, не вычеркнувших его из своих рядов, доверивших ему ответственную работу в совете и пославших его на учебу сначала в школу крестьянской молодежи, затем на рабфак, а потом и в Институт красной профессуры. В партию большевиков Наум Васильевич снова вступил в 1923 году и никогда, до самой смерти, из нее более не выходил. Пережив и переосмыслив свой левацкий перегиб, свою «детскую болезнь», Наум Васильевич в своих лекциях особое внимание уделял именно этой опасности, порой незаметной, но приносящей больший вред действиям и поведению партийных функционеров. На всю жизнь запомнились мне его лекции о диктатуре пролетариата как политического союза трудящихся, организованного в форме Советской власти для завершения борьбы «против сил и традиций старого общества», борьбы не только и не столько кровавой, сколько административной, и просветительской, и культурной. Запомнились мне и лекции о новой экономической политике со сказочными иллюстрациями совсем не сказочных эпизодов из жизни самого лектора. Запомнились и лекции о «великом переломе» и о «головокружении от успехов» в годы социалистической реконструкции крестьянской жизни. Кроме как от Наума Васильевича, я ни от одного лектора по историко-партийной проблематике не слышал настойчивых и откровенных предупреждений об опасностях, таящихся в самой организации и жизни социалистически коллективизированного советского общества. На эту опасность как на возможность нетрудовому элементу жить за счет трудового коллектива обратил внимание партии и трудового крестьянства И. В. Сталин на II съезде колхозников-ударников. Но, как ни странно, последующее поколение партийных руководителей и пропагандистов – историков партии оставило без внимания это очень важное предупреждение о грозящем перерождении советского общества. А они явно обнаружили себя в период так называемого развитого социализма.

Мое непосредственнее общение с Наумом Васильевичем Савинченко, начавшееся как общение ученика с учителем, продолжались все последующие годы учебы и нашей совместной работы на историческом факультете. У меня еще будет много поводов вернуться к воспоминаниям об этом университетском профессоре, заведующем кафедрой истории КПСС, общественном деятеле нашего многотысячного коллектива МГУ и просто удивительном человеке. Здесь же я закончу рассказ о нем тем, что на фоне этой яркой личности в очень невыгодном свете представлялись нам те преподаватели истории партии, которые на семинарах и на практических занятиях тщательно контролировали нашу работу по конспектированию трудов классиков марксизма-ленинизма. Наум Васильевич учил нас понимать, а они – запоминать их афористически звучавшие постулаты. Не буду вспоминать их имен. Многие из них были еще молоды и неопытны и не имели еще педагогического опыта.

* * *

На третьем году обучения мы обрели новый качественный статус студентов-старшекурсников. С этого года начиналась наша специализация, и наши учебные группы переформировались в группы по кафедрам, избранным студентами для углубленного изучения интересующей их исторической проблематики. В наш учебный обиход вошли новые формы организации учебного процесса. Наряду с продолжающимися обязательными курсами общеисторического образования нам представлялось возможным выбирать для себя специальные курсы и специальные семинары, соответствующие индивидуальным научным интересам каждого. Вместе с этим мы выбирали себе и будущего научного шефа, под руководством которого нам предстояло предпринять самостоятельные шаги в научно-исследовательской работе. Однако и на этом этапе основную часть плана наших учебных занятий составляли по-прежнему обязательные общеобразовательные курсы лекций и профсеминары. Поэтому я продолжаю свой рассказ о профессорах и преподавателях, которые в годы нашей учебы на третьем и четвертом курсах читали нам общие курсы по отечественной истории, по истории стран Европы и Америки, а также стран Востока и, конечно, по блоку общественных наук – политэкономии и философии.

Курс по истории советского общества (с октября 1917 г.) в 1951/1952 учебном году начал читать нам доцент Ефим Наумович Городецкий. Тогда он еще не был доктором исторических наук, но его имя уже было вписано в ряд имен известных советских историков, внесших основной вклад в разработку истории Великой Октябрьской социалистической революции, формирования ее исторических предпосылок, организации политических сил, рождения и организации власти революционного народа, ее первых шагов в укреплении Советского государства, вывода страны из состояния войны и грозящей экономической катастрофы, а также причин, приведших к Гражданской войне. Правда, все эти проблемы были нам уже достаточно хорошо знакомы по блестящим лекциям Наума Васильевича Савинченко. Поэтому Наума Ефимовича Городецкого мы встретили с любопытством. Оно подогревалось и тем, что и тот и другой вышли из одной школы исторического и политического образования – из Института красной профессуры. В сущности, оба они придерживались общей концептуальной основы, сформулированной И. В. Сталиным в книге «Вопросы ленинизма» и направленной, главным образом, против троцкистского истолкования ленинской теории социалистической революции путем подмены ее понятием теории перманентной революции. Но если первый увлекал нас блестящим партийно-пропагандистским талантом, глубоким знанием произведений классиков марксизма-ленинизма и умением раскрыть в живых образах их основные теоретические положения, то другой воздействовал на нас опытом исследователя подлинного исторического материала, умением на основе изучения широкого, комплексного анализа источников воспроизвести исторические события истории Октября и Гражданской войны не в лозунговом, плакатном изображении революционных атакующих масс, а в конкретных, документированных фактах истории рождения и организации Советского государства. Ссылаясь на разнообразные исторические источники и опыт исследования этой истории, накопившейся в историографии, он давал нам пример построения научных доказательств, начиная их не от априорной теоретической установки, а от постановки и задачи предстоящего исследования и ее решения на основе анализа документального исторического материала. В этом смысле как историк-исследователь Ефим Наумович Городецкий читал курс более обстоятельно, чем историк-пропагандист Наум Васильевич Савинченко. Различие это, наверное, коренилось в том, что пропагандист-политбоец и бывший крестьянин сам воевал за Советскую власть, сам форсировал Сиваш и штурмовал Перекоп. Ему для своих лекций не нужно было искать факты в архивах. В революционной практике он сам был субъектом истории. Замечу, что это обстоятельство порождало некую конкуренцию, а иногда и серьезные разногласия между ними и между им подобными нашими учителями не только на историческом факультете, но и в других вузах и исследовательских центрах. Об этом еще будет повод порассуждать. Опыт исследовательской практики и научной публикаторской деятельности был накоплен Е. Н. Городецким в годы его работы в составе авторского коллектива комиссии по истории Гражданской войны. Он непосредственно принимал участие в публикации первого и второго томов шестнадцатитомной серии, которая готовилась к изданию по решению ЦК ВКП(б). За участие в этом важном деле он был удостоен звания лауреата Сталинской премии. Кстати, в комиссии Ефим Наумович работал под непосредственным руководством историка Исака Израилевича Минца, в свою очередь удостоенного после выхода первых томов избранием в академики Академии наук СССР. Авторитет Ефима Наумовича Городецкого усиливал и тот факт, что несколько лет после войны он работал заведующим Сектором истории в Отделе науки ЦК ВКП(б).