Роллан Сейсенбаев - Мертвые бродят в песках

• Название: Мертвые бродят в песках
• Автор: Роллан Сейсенбаев
• Жанр: Зарубежное современное

Имя видного казахстанского писателя Роллана Сейсенбаева известно далеко за пределами нашей страны. Писатель, общественный деятель, личность и гражданин – Роллан Сейсенбаев популярен среди читателей.

Роман писателя «Мертвые бродят в песках» – один из самых ярких романов XX века. Это – народный эпос. Роман-панорама бытия. И главный персонаж тут не Личность, а Народ. В спектре художественного осмысления бытия казахского народа его глубоко трагические романы стали ярким явлением в современной литературе. Он поистине является Мастером прозы XXI века.

---

И снова Кахарман возвратился своими мыслями к сегодняшнему заседанию бюро».

Тут – инкрустация легенды, приносимой памятью, в сегодняшнюю будничную жизнь: «сокурсник», «заседание бюро» – вот новый быт и его приметы. Но критерии то ценностей – контактные: дружба, достоинство и при вражде, как необходимом для игры Бытия разделении людей на группы, кланы, роды. Потому относительно легко переходят казахи от одного единодушия к другому, от верности одному клану и роду и баю – к другому, без особых личностных мучений совести. «Кахарман оглядел членов бюро. Дрожат, как ягнята, каждый боится за свой партийный билет и должностной стул». Овца, волк, лошадь – основные животные модели, с животным сверяет себя казах в Логосе национальном.

Но вот еще важное: Иманбеку выкололи глаза, а в роде его стало много ясновидящих. То есть субъектом является не индивид и его судьба, но род как коллектив в пространстве и времени. Так что тут не христианская концепция единождной личности и судьбы, и не метемпсихоз, переселение одной души в последовательность существ (человека, слона, шудру, брахмана…), как в индуизме, но «род Иманбека», где один, родоначальник, его как бы хан и начаток, и идея, дает имя и сюжет существования всем членам клана; все перешли от грубой джигитовки, когда они были с глазами, от тупого батырства к духовной деятельности – певцы, гадатели, целители….

Так что и текущий в Казахстве ужас может обернуться переселением в новые ареалы быта и новые поприща деятельности, как и у Иманбека после выкалывания глаз проснулся талант певца.

Но сама легенда интересна в своих подробностях. Она рассказана в другом месте романа, еще раньше: Море Арала рассказывает эту легенду Насыру – аксакалу и мудрецу здешних мест:

«Персы завоевали мой народ, чтобы превратить его в рабов, угнали скот, пересекли Дарью и уже приближались к белоглавой горе, когда на моем берегу раненый, истекающий кровью джигит добрался до моей воды, омыл ею раны, надел на голову шлем, сел на огненного жеребца и поскакал вслед за вражеским войском…. Он нагнал врагов и сказал им, что желает говорить с персидским царем… «Хорош жеребец! – воскликнул царь. – Не хочешь ли ты подарить его мне?.. Говори свое желание – оно будет исполнено!» – приказал царь. «У тебя в плену оказался мой лучший друг. Оставь ему жизнь, а в замен возьми у меня все, что пожелаешь…» – «Все, что пожелаю? – усмехнулся царь. – А если я пожелаю взять у тебя глаза?» Воин, никогда не отступавший от своих слов, отвечал: «Я согласен, царь!» Царь отпустил на волю пленного джигита, а смелому воину выкололи глаза. Два воина, поддерживая друг друга, с трудом добрались до меня, вновь омыли свои раны. Огненногривый тоже не дался врагу – через несколько дней он вернулся к морю. И не один, а привел с собой целый табун лошадей. Обнял верного коня храбрый воин и спросил друга: целы ли у огненного глаза? «Целы», – ответил друг, «Если у вас обоих целы глаза, мне не о чем печалиться, друзья мои! – ответил храбрый воин. – Живите, будьте счастливы!» (с. 109–110). Здесь жеребец – брат. А глаз – субститут коня: вместо него – в жертву. И – взаимозаменимость существований, не исключительность «я», личности.

Экологическая трагедия

24. IX.93. Вчера дочитал книгу Сейсенбаева «Отчаяние» и могу оценить, какая это крупная вещь. Народный эпос. Сначала меня раздражала его куча мала: вали и то, и се – и разные места Казахстана: Арал, Алма-Ата, Балхаш, Семипалатинск; еще и Москва, а через газеты – и весь мир: и Америка, и Индия, и Румыния… Еще и эпохи разные – через стили повествования: нынешние рассудочные споры ученых и предания прежних времен, выдержки из газет – и стихи… Пестрота персонажей и профессий: рыбак, мулла, поэт, секретарь обкома, ученый, наркоман, пьяница, безумная пророчица, жена-хозяйка, а главное – стихии природы: пески, песчаные бури, ливень и засуха, капризы небес, ледников, рек, птиц, рыб – их, мирных, хищное остервенение, когда в бешенство от безводья и солончаков приходят (как души людей в невыносимых условиях…).

О, это универсум – этот роман. Еще и политика, и разные ее контрадикторные устремления, и ее буффонные персонажи лицедеи на арене массмедиа. Роман панорама Бытия. И главный персонаж тут не личность, а народ в лицах разнообразных – в теснине между Природой и Историей, между этими Симплегадами: как между Сциллой и Харибдой пройти каравану народа и не быть размолоту и проглочену? Ибо стал безумен и шизофреничен гут человек, не в силах совладать и ориентироваться в навалившейся со всех сторон и так сразу требующей реакции многослойной действительности, в которой одно противоречит другому, и как согласовать все? У всех вроде своя частичная правота; и в аргументах «партии и правительства» орошать земли, и в установке экологов: не трожь Природу, она само регулирующаяся система и мстит за некомпетентное вторжение, что и случилось как раз на территории Казахстана: его народ стал жертвой рассудочных экспериментов – и политиков (построить социализм-коммунизм), и ученых (преодолеть природу!), и т. п.

И возникает, естественно, ностальгия по прежнему, отлаженному кругу жизни в ладу с природой, приноравливаясь к ней, а не насилуя. Тогда и человек был гармоничен: джигит, певец жырау, аксакал… Да и теперь самые хорошие люди – те, что из прошлого, с закваской оттуда: Насыр, мудрец-мулла, Откельды, народный врачеватель, Акбалак, поэт, и милые плавные женщины: поэтическая Карашаш и мудрая Корлан, но их сын (Насыра и Корлан) Кахарман родился уже в чумное время, ошалевшее среди вихря взаимоисключающих ценностей. Он ищет правды и блага, желает служить народу и жить по совести – и непрерывно наталкивается на путаницу мира сего, барахтается в его сетях, запутывается еще более в попытках вырваться сразу и добиться… – устает, пьет, впадает в отчаяние – и кончает с собой, как перед этим символически и прообразно – выбрасываются на берег от невыносимости сверхсоленой (переогненной) воды Арала его священные рыбы: Белуга и Сом. Так и Кахарман: удушив растленного анашиста, изнасиловавшего женщину самосжигается.

Да, опасный путь и «выход». Отчаяние – великий грех и приводит к самоубийству, а это деяние греховнее убийства даже, в котором человек еще имеет шанс покаяться…. Усталость и безразличие – предтечи отчаяния. Вон как размышляет Кахарман, везя тело матери в цинковом гробу: «Что за время такое теперь наступило? Два самых глубоких таинства – рождение и смерть – потеряли ореол святости, мы смотрим теперь на них обыденно, даже если они имеют отношение к людям очень нам близким. «Это следствие твоей усталости, – спрашивал себя Кахарман, – или причина? Впрочем, не все ли равно? Следствие это или причина – в первую очередь это факт. Что нам смерть близкого человека? Что вообще нам умирание, смерть как таковые? Словно все мы давным давно превратились в маленьких дьяволов – совершенно равнодушно смотрим на то, как мрут наши ближние, как умирают моря вокруг нас, природа…».

Перипетии бытия вгоняют его в Мысль – единственное пространство простора и свободы, что человеку осталось, но и тут он упирается в ограниченность смертного ума: «Кахарман сидел в купе и тупо смотрел перед собой. Зло ухмыльнулся: «Все размышляешь, раб божий Кахарман. И не надоело тебе? Вот задумался ты сейчас о жизни и смерти. Конечно, это два разных понятия. Пока ты живешь – ты мыслишь. А вот ответь: что случится с твоими мыслями, когда не станет и тебя? Уйдут с тобой в сырую землю или полетят в небо вместе с душой? Нет, не ответить тебе, человечишко, на этот вечный вопрос. Не дано. Потому что не умеешь ты мыслить, а умеешь только разрушать, осквернять. Сказано: есть предел человеческому уму, а вот глупость его безбрежна… – Так что сиди, молчи в тряпочку, мыслитель…».

И Кахарману – по доброй традиции умников европейской и русской литературы, кому черт является (Фаусту, Ивану Карамазову, Адриану Леверкюну…) – является свой национальный дьявол, джинн – мелкий бес, с забавными восточными приметами и колоритом Плагиат? Нет, цитированье и парафраза, вариация на вечный сюжет, что постоянно во всех литературах (вспомним использование античных мифов, сюжетов и персонажей). И вот как оригинально подан взгляд джинна на человеческий род, на ад и их там, бесов, в службу:

«По мне, я бы весь этот мерзопакостный род человеческий подпалил на адовом огне – слегка, для порядка, чтобы напомнить: вот вам цветочки, подождите – будут ягодки…. Вы уничтожили на земле все, что можно было уничтожить. Когда Бог всех вас за грех изгонит в ад, он прикажет нам, бесам, сойти на землю. Он прикажет: оживите на земле все ручьи и речушки, все озера и моря, которые погубил идиот-человек! Оживите зверей и всех остальных тварей, которыми когда-то наполнил я землю! Из-за вас придется нам впрягаться в это ярмо! Думаешь, легко это будет? Да мы захлебнемся в крови, задохнемся, когда будем разгребать после вас горы дерьма! Так вот, дружок: люди – это звери, не даст им Бог милости, так и знай…».