Стендаль (Мари-Анри Бейль) - Красное и черное

• Название: Красное и черное
• Автор: Стендаль (Мари-Анри Бейль)
• Жанр: Проза

Судьба каждого из нас всегда предлагает нам сделать выбор, который зачастую и является главным уроком в нашей истории на этой планете. Красное – это любовь, любовь, замешанная на неистовой страсти, это его Реналь. Черное – это гордость, гордыня и тщеславие, это его Матильда.

Жюльен Сорель мечтал о славе, признании и власти, но нуждался только в любви. Две женщины – два отражения, две страсти героя, выбор только за ним…

---

– Если это не выгорит, – прибавила она с тем же хладнокровием, – у меня отнимут все. Закопайте это где-нибудь в горах; быть может, наступит день, когда этим ограничатся все мои средства.

Она подала ему стеклянный футляр в красном сафьяновом чехле, наполненный золотом и драгоценностями.

– Теперь уходите, – сказала она ему.

Она поцеловала детей, младшего – два раза. Жюльен стоял не двигаясь. Она ушла быстрыми шагами, даже не взглянув на него.

С той минуты, когда господин де Реналь вскрыл анонимное письмо, жизнь его сделалась ужасной. Он не волновался так со времени дуэли, случившейся в 1816 году, и нужно отдать ему справедливость, что тогда перспектива получить пулю была ему приятнее его теперешнего состояния. Он рассматривал письмо со всех сторон. «Не женский ли это почерк? – спрашивал он себя. – Но какая же женщина могла его написать? – Он перебирал в уме всех знакомых дам в Верьере, но ни на одной не мог остановить своих подозрений. – Или мужчина сочинил это письмо? Но какой мужчина? – Снова он колебался; ему завидовали, и, без сомнения, большинство его знакомых питало к нему ненависть. – Надо посоветоваться с женой,» – сказал он себе по привычке, поднимаясь с кресла.

Он встал, но тут же воскликнул, ударив себя по голове: «Боже мой! да ее-то я и должен особенно остерегаться; она – теперь мой враг». И слезы брызнули у него из глаз от злости.

Как бы по справедливому возмездию за сухость души, олицетворяющей всю провинциальную мудрость, два человека, которых в этот момент господин де Реналь боялся больше всего, были его самыми близкими друзьями.

«Кроме них, у меня, может, наберется еще десяток приятелей, – и он перебрал их в уме, оценивая степень участия, которое мог ожидать от них. – Всем! всем! – воскликнул он в бешенстве, – мое несчастье доставит величайшее удовольствие». К счастью, он воображал, что все ему завидуют, и не без основания. Кроме его великолепного городского дома, который король *** осчастливил навеки, переночевав в нем, он владел еще прекрасным замком в Вержи. Фасад его был выкрашен белой краской, а окна закрывались прекрасными зелеными ставнями. На мгновение его утешила мысль об этом великолепии. Ведь его замок был виден на три или четыре лье, к великой досаде владельцев всех соседних домов, называемых «замками», которые стояли серые, потемневшие от времени.

Господин де Реналь мог рассчитывать на сочувственные слезы лишь одного из своих друзей, приходского церковного старосты; но этот дурак плакал из-за всего. И, однако, этот человек был его единственной надеждой.

«Какое несчастье можно сравнить с моим? – воскликнул он в бешенстве. – Какое одиночество! Возможно ли! – думал этот человек, поистине достойный сожаления, – возможно ли, что в моем несчастье у меня нет друга, чтобы посоветоваться? Ибо я теряю голову, я чувствую это! Ах! Фалькоз! ах, Дюкро!» – воскликнул он с горечью. Это были имена двух друзей детства, которых он оттолкнул своим высокомерием в 1814 году. Они не были знатного рода, и он счел нужным изменить тон равенства, который установился между ними с детства.

Один из них, Фалькоз, умный и душевный человек, занимавшийся торговлей бумагой в Верьере, купил в главном городке департамента типографию и начал издавать газету. Конгрегация решила его разорить. Газету его запретили, лишили его прав типографа. В этих печальных обстоятельствах он попробовал обратиться к господину де Реналю впервые за десять лет. Мэр Верьера счел нужным ответить подобно древнему римлянину: «Если бы королевский министр удостоил меня чести спросить совета, я бы сказал ему: разоряйте без сожалений всех провинциальных типографов и введите на типографию такую же монополию, как на табак». Это письмо к близкому другу, которым в свое время восхищался весь Верьер, господин де Реналь вспоминал теперь с отвращением. «Кто бы мне сказал, что в моем положении, с моим состоянием, при моих орденах, я когда-нибудь буду в этом раскаиваться?» Он провел ужасную ночь, то негодуя сам на себя, то на все его окружающее; к счастью, ему не пришло в голову следить за женою.

– Я привык к Луизе, – говорил он, – она знает все мои дела; если бы завтра я получил возможность вновь жениться, я не знал бы, кем ее заменить. – И он стал утешать себя мыслью, что жена его невинна; эта точка зрения не ставила его в необходимость выказывать характер – вообще устраивала его; ведь мало ли на скольких женщин клевещут!

«Вот еще! – воскликнул он вдруг, судорожно забегав по комнате, – неужели я потерплю, словно я какое-нибудь ничтожество, какой-нибудь голяк, чтобы она издевалась надо мною со своим любовником? Неужели я допущу, чтобы весь Верьер смеялся над моим мягкосердечием? Чего только не говорили о Шармье (это был муж, явно обманываемый)? При его имени не начинают ли все улыбаться? Он хороший адвокат, но кто при этом заикается о его таланте? А! Шармье, говорят: Шармье де Бернар, – называют его именем человека, который его опозорил.

Слава Богу, – говорил господин де Реналь немного спустя, – что у меня нет дочери, и наказание, которому я подвергну мать, не повредит положению моих детей; я могу поймать этого малого с моей женой и убить их обоих; в этом случае трагизм положения заслонит собою всю смешную сторону. – Эта мысль ему понравилась, он стал ее обдумывать во всех подробностях. – Уголовное положение за меня, и, что бы ни случилось, наша конгрегация и мои друзья присяжные меня спасут. – Он осмотрел свой охотничий нож, который показался ему очень острым; но мысль о крови пугала его. – Я могу поколотить этого нахального наставника и выгнать его; но какой шум это наделает в Верьере и даже во всем департаменте! После запрещения газеты Фалькоза, когда его главный редактор вышел из тюрьмы, я содействовал тому, чтобы он потерял свое место в шестьсот франков. Говорят, что этот писака осмелился снова появиться в Безансоне; он может так ловко опозорить меня, что окажется невозможным притянуть его к суду!.. Наглец такого нагородит, чтобы доказать, что сказал правду. Человека из хорошей семьи, поддерживающего свое положение, как я это делаю, ненавидят все плебеи. Я увижу свое имя в этих ужасных парижских газетах; о Господи! какой позор! видеть древнее имя де Реналя втоптанным в грязь… Если я поеду когда-либо путешествовать, придется переменить фамилию; как! отказаться от имени, в котором гордость и моя сила! Какое безмерное несчастье!

Если я не убью свою жену, а только с позором выгоню ее, то в Безансоне у нее есть тетка, которая передаст ей из рук в руки все свое состояние. Моя жена отправится в Париж с Жюльеном; это узнают в Верьере, и я еще раз окажусь в дураках».

Наконец несчастный человек заметил по бледному мерцанию лампы, что светает. Он пошел в сад слегка освежиться. В этот момент он почти решил не поднимать скандала, в особенности ради того, чтобы не доставить такого торжества своим добрым верьерским друзьям.

Прогулка по саду слегка успокоила его. «Нет, – воскликнул он, – я не лишу себя жены, она мне слишком нужна». Он с ужасом представил себе, что станется с его домом без жены; его единственная родственница, маркиза Р… была старая, глупая и злая женщина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.