Владимир Поляков - Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945

• Название: Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945
• Автор: Владимир Поляков
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04753-3

В книге на примере судьбы конкретного человека, вся фронтовая служба которого прошла в одном полку, показана специфика боевой деятельности представителей редкой, но очень нужной военной специальности – воздушных разведчиков. В своей работе автор опирается на воспоминания отца и его фронтовых товарищей, а также многочисленные архивные данные. Приведены ранее неизвестные факты о боевых действиях авиаторов в период советско-финской войны, а также в самые первые часы и дни Великой Отечественной, участия советской авиации в обороне Москвы, участия в освобождении Донбасса, Криворожско-Никопольской, Яссо-Кишиневской наступательных операциях; даны впечатления авиаторов от Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии.

---

Достоин правительственной награды медаль «За отвагу». [5, с. 258.]

Из 190 летчиков, штурманов и стрелков-радистов, которые участвовали в Финской войне, не удалось проследить судьбу 56. Таким образом, из состава 39-го сбап, который прибыл на Финскую войну в феврале 1940 года, мы можем говорить о 134 авиаторах.

В Финской, а затем в Отечественной из них погибли 84 человека, или 62,7 %.

Трое стали генералами:

Георгиев Иван Васильевич (1902–1950), генерал-лейтенант авиации;

Гладков Борис Георгиевич (1913—?), генерал-майор авиации;

Заяц Анатолий Антонович (1908—?), генерал-майор авиации.

Один стал Героем Советского Союза – Конкин Михаил Парфентьевич (1915–1960). Судьба этого человека уникальна тем, что уже будучи Героем Советского Союза он был сбит, попал в плен. Бежал из него на немецком самолете. Не был репрессирован, вернулся в строевой полк и летал до конца войны.

18 марта 1940 года полк в составе 57 экипажей прибыл к месту прежней дислокации на аэродром Быхов, где вошел в состав 41-й авиабригады [79].

Уже под командованием нового командира полка майора Захарычева в составе 62 экипажей полк перебазировался на площадку Дубицкая Слобода в составе 41-й авиабригады [18].

Затем в составе 62 экипажей перебазировался к новому месту дислокации – Вильно, аэродром Порубанок в составе 41-й авиабригады [101].

«16.06.40 г. полк прибыл к новому месту дислокации Вильно, аэродром Порубанок. Устное приказание командира 41 авиабригады от 16.06.40 г.» [3, с. 2].

Рассказывая об этом периоде своей жизни, отец всегда недоумевал, почему в Литве не было никого, кроме авиаторов. Уже потом, когда мне довелось гостить в Вильнюсе, мои новые друзья из интерклуба «Рута» – преподаватели какого-то вильнюсского техникума, с которыми мы завязали дружеское общение, – рассказали, что по какому-то кабальному договору Литва предоставила СССР аэродромы для авиационных баз.

Полк располагался на аэродроме недалеко от железнодорожной станции Киртимай (Порубанок).

Он был близко расположен к Вильно и имел хорошие пути сообщения – мощеное шоссе и железная дорога, благодаря которой существовала специальная подъездная ветка к складу горючего и товарной платформе. В районе существующего аэродрома уже был сформирован жилой поселок и здесь сохранились подземные коммуникации.

До 1939 года вильнюсский аэродром принадлежал польским авиаторам. В то время здесь были гражданский аэропорт и военная летная школа. У них было общее летное поле с грунтовыми стартами размером 700 на 900 метров. Гражданский аэропорт располагался в западной части аэродрома, имел отдельную подъездную дорогу, аэровокзал с котельной, предвокзальную и предангарную площадь. Военная летная школа располагалась в юго-западной части аэродрома. Она была оборудована двумя ангарами и комплексом жилых и служебных помещений, спланированных в отдельный поселок с мощеными улицами. В поселке были местный водопровод и канализация. Теплосеть обеспечивалась от своей котельной.

В Вильно отец общался с летчиками буржуазной Польши. Когда он узнал, насколько больше было жалованье у его «буржуазных» коллег, то был шокирован. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что получали авиаторы в РККА.

Отца поразил тот факт, что в доме, в котором он жил, при открытии двери включалась лампочка на лестнице, но как только дверь закрывалась – лампочка выключалась.

Мама оставалась в Быхове и о событиях в Вильно знала только из писем отца. Предполагалось, что скоро туда переедут и семьи. Из Вильно в полк постоянно шли посылки, и мама рассказывала, как жены в куче коробок и мешков выбирали свои. Как правило, мужья присылали платья, кофточки, нижнее белье. Все это было высочайшего качества. Однажды случился такой курьез. Одна из женщин, не понимая, что такое нижнее белье, надела великолепную ночную рубашку и пришла в ней в Дом Красной армии.

Все ожидали переезда в Вильно, но в планах командования что-то изменилось, и 39-й полк вернулся в Быхов. Мама до сих пор с сожалением говорит о том, как им не повезло и в Вильно они не попали.

Их место занял 36-й ббап, который и перевез туда свои семьи. Впоследствии, читая книгу Владимира Литвинова «Коричневое ожерелье», я обнаружил рассказ о том, что все без исключения жены и дети авиаторов оказались в плену и прошли ужасы фашистских концлагерей. Особенно меня поразил рассказ о жене начальника связи 36-го ббап, которая погибла в концлагере. Фактически на ее месте должна была быть моя мама, которая прожила 95 лет. Так она и неведомая нам женщина поменялись судьбами. И обмен этот был совершенно неравноценный.

Затем полк перебазировался к новому месту дислокации – Пинск, аэродром Жабчицы, где вошел в состав 10-й сад. «27.08.40 г. полк прибыл к новому месту дислокации Пинск, аэродром Жабчицы» [75].

Когда мама переехала к отцу в Пинск, то была поражена контрастом, который разделял советскую Белоруссию и Белоруссию – бывшую часть панской Польши. На базаре было изобилие продуктов, в многочисленных магазинах и лавках – товары, о которых в СССР не смели и мечтать. Мама растерянно спросила отца: «Как же так? Ведь мы пришли их освобождать, а они живут лучше нас?» Ответ отца поразил меня: «У них частная собственность, а именно она залог процветания!»

«Но ведь частная собственность – это плохо», – недоуменно сказала мама.

«Вероятно, не очень», – не вдаваясь в подробности, пояснил отец.

В свой первый выход на пинский рынок, как рассказывал мне отец, он опозорился. Решив купить мешок картошки, он оплатил покупку, а затем закинул мешок себе на плечо, чтобы отнести домой, благо квартиру они снимали недалеко от рынка.

Крестьянин пришел в ужас от такого поступка советского командира и стал лепетать что-то типа: «Пан офицер, пан офицер! Вы скажите адрес, и мы сами доставим».

Когда мои родители вернулись на квартиру, то хозяйка показала привезенную картошку, которую уже аккуратно рассыпали во дворе на просушку.

«Катюша»

В 1938 году композитора Матвея Блантера пригласили в редакцию только недавно организованного журнала и, познакомив с молодым поэтом Михаилом Исаковским, предложили написать песню для будущего первого номера. У Исаковского уже были заранее приготовленные стихи «Тетушка Христина», которые Блантеру не очень понравились, но за работу он принялся. Начальство песню горячо одобрило, она была опубликована, а авторам даже выплачен повышенный гонорар, но сами создатели песни «Тетушка Христина» были не в восторге от своего творения. Оба понимали, что по гамбургскому счету песенка слабая.

В ту пору Блантер руководил джаз-оркестром, и к новому сезону ему была нужна свежая песенка. Исаковский зачитал строки нового, не законченного пока стихотворения.

Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.

Тема понравилась, но решили, что в песне речь пойдет о пограничнике, которого и будет ждать эта Катюша. Тема границы была навеяна недавними событиями на Дальнем Востоке и казалась авторам весьма актуальной. Поскольку дело было летом, оба разъехались на курорты: Исаковский – в Ялту, Блантер – в Мисхор. О будущей песне было сообщено дирижеру джаз-оркестра Виктору Крушевицкому, который стал теребить Блантера, требуя поскорее песню, а уже тот, в свою очередь, стал донимать Исаковского. В один из приездов Блантера в Ялту он забрал у поэта большой лист, весь исписанный вариантами стихов, и из них соавторы наконец выбрали окончательный вариант.

Премьера песни состоялась в Колонном зале Дома союзов. Первой ее исполнительницей была молодая певица Валентина Батищева. Дебют «Катюши» был успешным, певицу трижды вызывали на бис.

Трудно сказать, каким образом переплелась судьба песни и самого грозного оружия Второй мировой войны – гвардейских реактивных минометов. Если следовать обычной логике, то их должны были прозвать «Маша», «Мария», так как сокращенное наименование реактивных установок М-8, М-11. Так поступали и с танками, и с самолетами. А тут вдруг – «Катюша». Впрочем, есть версия, что название связано с заводской маркой (буквой «К») на первых боевых машинах, изготовленных Воронежским заводом им. Коминтерна.

Мне доводилось беседовать со свидетелем первого залпа «катюш» на крымской земле. Осенью 1941 года под селом Воронцовка в тылу наших войск появились какие-то странные машины, а потом началось такое!!! Наши бойцы с перепугу бросились бежать в одну сторону, немцы, кто остался в живых, – в другую. С 1942 года название «катюша» прочно закрепилось за новым видом оружия.

За рубежом песня имела ошеломляющий успех. В Италии «Катюша» была гимном партизан. В Болгарии это слово использовали как пароль. Партизаны Франции – маки – пели ее, несколько подогнав текст под свои реалии. А вот что вспоминал Н.Г. Кузнецов – в ту пору военно-морской атташе в республиканской Испании: «Существовали пластинки, в которых воспевалась прекрасная русская Катюша. Подобно тому, как всем русским известно имя пламенной Кармен, так и испанцам запомнилась Катюша. В Испании даже существовала постановка под названием «Катюша мухер руса», т. е. «Катюша – русская женщина». Когда появились наши первые бомбардировщики, их сразу окрестили «катюшами», и, видимо, совсем не в честь той Катюши, которая «выходила на берег», а скорее той, которая значительно раньше была известна в Испании. Песня всем нравилась, ее одинаково любили советские и испанские друзья».