Коллектив авторов - Мир мечты. Сборник стихов авторов литературного портала Изба-Читальня

• Название: Мир мечты. Сборник стихов авторов литературного портала Изба-Читальня
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Поэзия

Поэзия – это мир мечты, игра воображения, магическая музыка слов, способная изумлять тех, кто соприкоснулся с ней. На смену золотому и серебряному веку русской поэзии пришла новая эпоха – эпоха сетевой поэзии.

В очередной электронный поэтический сборник Избы-Читальни вошли стихи 17-и авторов, которые ранее не публиковались в сборниках сайта. Выражаем свою благодарность авторам, которые доверили нам отбор своих стихотворений, полагаясь на наш опыт и литературный вкус.

Отличных работ на страницах авторов было так много, что отобрать лучшие из них было очень трудно. Возможно, что сами авторы не совсем могут быть согласны с теми произведениями, которые мы отобрали. Возможно…

А удалось ли им (и вместе с ними и немного нам) открыть дверь в мир мечты, судить только вам, дорогие читатели.

---

2.6. Извините, достали!.

Вот, казалось, должно быть мне «до лампочки» это,
Но, однако, достали!.. Три недели подряд…
Ежедневно… я утром открываю газету —
Снова «лишние люди» в заголовках пестрят.

Телевизор включаю – депутат сытомордый
В многодневном ток-шоу (сто бы лет не глядел!)
Рассуждает с апломбом, убежденно и гордо,
О засилии жутком этих «лишних людей».

Господа – Добролюбов, Чернышевский, Белинский!..
Риторический Герцен и ехидный Щедрин!
Это вы умудрились – совершенно по-свински —
Этот термин попсовый нам в сознанье внедрить!

Я скажу от души вам – может, резко и грубо…
Может, даже чрезмерно откровенно и зло:
Вы меня извините, господин Добролюбов, —
Ваши «лишние люди» – это просто фуфло!

Индивиды-дворяне – в злой тоске от бессилья:
«Ах! – эпохой не понят!»… «Ах! – отстал от нее!»… —
По сегодняшним меркам, просто с жиру бесились,
Притворяясь, что ищут назначенье свое.

Их бы в нашу эпоху! В наш отстойник столичный! —
Покопаться сегодня в нашем русском г…не!
Здесь становится лишней не отдельная личность —
Поколения «лишних» вымирают в стране.

Это ж страшно подумать, вспомнив школьный их список,
Кем бы стали… бедняги… угодив в нашу жизнь?
Как бы жил здесь Онегин? – Да, наверное, спился б.
Что бы делал Обломов? – Да слинял бы в бомжи.

Как бы гордый Печорин на привычном Кавказе
Подставлялся под пули, с дедовщиной смирясь?..
Правда, Чацкий… вот тот бы приспособился сразу
И, витийствуя в Думе, власть бы «втаптывал в грязь».

Это нас – тех, кто верил беззаветно и слепо —
Поджидал на трибунах злобный топот и свист.
Нынче совесть – всего лишь глупый вздор и нелепость,
Ну, а честность – как хвостик – лишь смешной атавизм.

Это нам – для себя-то – нужно было немного:
Право думать свободно и свободно творить.
Это мы – недоумки – проложили дорогу
Тем, кто, нас отодвинув, выдал лозунг: «Бери!».

Но сегодня есть выбор. Он для каждого – личный.
С кем пойдешь ты и дальше – в нашу мрачную жуть?
Я себя причисляю к поколению «лишних».
И, конечно, я этим бесконечно горжусь!

2.7. Дантес (Из цикла «Монологи»)

Старею… и ходить уже тяжеловато…
Ну, что за глупость – жизнь! И грустно, и смешно.
Вот, скажем, я – барон, пожизненный сенатор,
Мэр Сульца, кавалер французских орденов,

Почетный гражданин Эльзаса и Парижа,
Честнейший человек, прославленный в боях…
А в русском далеке меня зовут бесстыжим
Убийцей… подлецом… Да!.. облик мой двояк.

«Беспутный бонвиван, авантюрист, повеса,
Любимец зрелых дам, смазливый негодяй,
Жуир, бисексуал, ценитель политеса…
И тут же – карьерист, сквалыга, скупердяй…».

Ах, как легко быть тем, кого хотят в нас видеть!
Подыгрывать, смеясь, безнравственной толпе
И презирать – в душе… и даже ненавидеть…
Но – соответствовать, стараясь быть… тупей!

Вы думаете, я пришёл с душой открытой
В Россию, чтобы в ней решать свои дела?
Вы думаете, встреча двух иезуитов
В германском городке случайною была?

Да! Я – иезуит. И даже – коадъютор:
Я принят в Орден был уже в семнадцать лет.
И это Орден нам определил маршруты
И точный пункт назвал для встречи tete a tete.

Я – якобы больной (несчастный, но красивый)
И будущий «mon père» (родному не чета!)…
Вы думаете, мне нужна была Россия?
Вы думаете, я всю жизнь о ней мечтал?

Но… делать нечего. Мы – в северной столице.
А там – «Cherchez la femme!» – помог прекрасный пол,
И я представлен был самой императрице…
И вмиг зачислен был в её гвардейский полк,

Который, à propos, был развращён… повально:
Любой, в кого ни ткни – распутный содомит…
И мнимая моя, pardon, бисексуальность
Была, как пропуск к ним, – не греет, но дымит.

Я – в свите… на балах… флиртую, без опаски,
В гвардейские цвета, как шлюха, разодет…
Легко получен был, в те дни, Престолом папским
В России – при дворе! – удобный резидент.

«Mon diplomate-papa» был выдан мне «в аренду»
Для помощи, как связь, надёжная всегда.
Всё остальное – вздор!.. красивая легенда
Для умилённых душ сентиментальных дам:

«Красавец-инсургент, преследуемый властью,
Бежавший, чтоб спастись, в российские снега,
И благородный друг, в судьбе его участье
Принявший, как отец»… Пошлейший балаган!

Мой скромный тайный труд потомки не оценят:
Им не ясны мои падения и взлёт.
Я – лишь звено в цепи, кующейся для цели,
К которой Орден наш столетия идёт.

Какие там любовь и страсть – вблизи от трона —
К родившей трех детей красавице пустой!..
Вы думаете, мне нужна была матрона,
Беременная вновь, на месяце шестом?

К чему бы мне молва?.. и ярость рогоносца?
Но ясен был приказ, а это – не пустяк!
И я прикрыл собой интрижку венценосца,
Скандалом скрыв скандал – внебрачное дитя.

Интриги… вызов… брак… – всё это изменить бы!..
Кричали, что я трус… хотя, не в этом суть.
Вы думаете, мне нужна была женитьба,
Чтоб с глупой клушей жить в своём именье Сульц?

Но я – иезуит, и права не имею
Опасности – любой! – свою подвергнуть жизнь
Без разрешенья тех, кто рангом покрупнее,
Поскольку жизнь моя не мне принадлежит.

Но уж когда вконец зарвавшимся штафиркой
Был нагло оскорблён приемный мой отец,
Я право получил в штафирке сделать дырку,
Ему, как дворянин, ответив, наконец.

Иезуит иметь стальные должен нервы
И должен сделать всё, чтобы остаться жить.
А раз уж должен жить – стрелять обязан первым.
Спокойно. На ходу нахала уложив.

Пройти пяток шагов – не так уж это много.
И в несколько секунд конфликт был разрешен.
Я не хотел убить: стрелял не в грудь, а в ногу.
Проклятая судьба!.. он слишком быстро шёл.

Я понимал, куда ревнивец будет метить —
Он целился в меня, на грязный снег упав —
И, ощущая взгляд, дуэльным пистолетом
Я прикрывал не грудь, я прикрывал свой пах.

Он – неплохой стрелок. Меня он ранил. В руку.
И недоволен был. Но, честно говоря,
Я думаю – с лицом, скривившимся от муки,
Он не в меня стрелял: он целился в царя.

И что же? Мне теперь раскаиваться в этом?
Подумаешь – поэт! Да что мне до того?!
Достаточно вполне, что я свою карету
Данзасу предложил, чтоб увезти его.

Конечно же, арест с дознанием – не праздник:
Дуэли со времён Петра запрещены, —
Но вам не странно ли, что вместо смертной казни,
Я был освобождён и выслан из страны?

Уехал д’Аршиак, меняя службы место,
А секундант Данзас – бесхитростный сапог —
Спокойно отсидев два месяца ареста,
Без наказания в родной вернулся полк.

Забавные судьба отмачивает шутки!
Я знаю, что меня в России не простят:
История всегда юлит, как проститутка,
И пишут её так, как выгодно властям.

Давайте, господа, представим, для примера,
Оставив в стороне всю эту канитель,
Как развернулась бы тогда моя карьера,
Не состоись в тот день злосчастная дуэль?

Обременён семьёй, в безденежье и грусти,
Мечтая обрести заслуженный покой,
В каком-нибудь глухом российском захолустье
Командовал бы я задрипанным полком.

А здесь – во Франции – мне все кричали: «Браво!», —
Я, как двойной агент, политик, дипломат,
Работая на две великие державы,
Помог им, в трудный миг, их дружбу не сломать.

Я был полезен им в большой игре без правил.
И нужен был всегда! – я честно говорю.
Ведь именно меня Луи-Филипп направил
Посредником в Потсдам к российскому царю.

И я был принят им. И выслушан… с вниманьем.
И мой визит весьма достойно протекал.
Я убедил его. И выполнил заданье.
И был доволен мной далекий Ватикан.

И Орден, как всегда, следил за мной исправно
И направлял меня уверенной рукой,
Я тружеником был, и лишь совсем недавно,
Как некогда «mon père», отправлен на покой.

Нет!.. вы в моей душе сомнений не найдёте —
Прекрасную судьбу мне случай подарил,
И я живу теперь в достатке и почёте…
А, впрочем, я уже об этом говорил.

Вот видите – забыл. И, значит, – заболтался:
С годами, mille pardon, мы многословны… все.
А Пушкин… Пушкин – что ж… Он где-то там остался.
У речки. На снегу. Невидимый совсем.

Хотя, вот, дочь моя, в дурные книжки глядя,
«Прозрела», и теперь его боготворит,
И, чуть ли не молясь на «дорогого дядю»,
Уже который год со мной не говорит.

Её разубеждать – бессмысленно и скучно.
Как говорил в стихах мой незабвенный враг?
«Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай…»? Ну, что ж: да будет так!

2.8. Имам