Редьярд Киплинг - Самая удивительная повесть в мире (сборник)

• Название: Самая удивительная повесть в мире (сборник)
• Автор: Редьярд Киплинг
• Жанр: Проза

«…Мало есть вещей на свете более приятных, чем искренность, горячность и неумеренное открытое восхищение юноши. Даже женщина в порыве слепого обожания не пойдёт по следам любимого человека, не снимет своей шляпки с того гвоздя, на который он вешает свою шляпу, и не будет пересыпать свою речь его излюбленными словами…»

---

– Ну, конечно, могу, но я не думаю о нем. Его имя никогда не появится в истории.

– Ага, я понимаю. Та история никогда не будет написана. Но вы можете попытаться.

– Я это и делаю.

– Ради собственной выгоды и ради денег, конечно?

– Нет. Только ради того, чтобы записать эту историю. Клянусь вам честью, что это все…

– Даже и в этом случае не может быть удачи. Вы не можете играть с богами. Но сейчас это очень миленькая история. Пусть он продолжает это, я хочу сказать – в этом направлении, вы увидите, что долго это не может продлиться.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что я говорю. До сих пор он никогда не думал о женщине.

– Ну как же не думал! – Я вспомнил некоторые признания Чарли.

– Я хочу сказать, не было ещё женщины, которая бы думала о нем. А когда это придёт – готово дело, все полетит вверх дном. Я это знаю. Здесь миллионы женщин; например, горничные. Они вас целуют за дверью.

Я невольно содрогнулся при одной мысли, что моя история могла быть разрушена какой-нибудь горничной. И однако же ничто не могло быть более правдоподобным.

Гриш Чондер рассмеялся, оскалив зубы.

– Да, а также хорошенькие девушки – какие-нибудь кузины, а может быть, и не кузины. Один полученный и возвращённый поцелуй может положить конец всем этим глупостям, а то ещё…

– Что ещё? Помните, он не должен знать, что он знает.

– Я знаю. Но может также случиться, что он заинтересуется торговлей и окунётся в финансовые спекуляции. Так должно быть. Вы увидите, что это так и будет. Но мне кажется, что сначала явится женщина.

Кто-то постучал в дверь, и Чарли стремительно ворвался к нам; он окончил свои служебные обязанности, и я видел по его глазам, что он пришёл для длительной беседы; возможно, что в его кармане лежала уже готовая поэма. Поэмы Чарли были очень скучны, но иногда они наводили его на мысли о галере.

Гриш Чондер с минуту разглядывал его.

– Извиняюсь, – смутившись, сказал Чарли. – Я не знал, что у вас кто-то есть.

– Я ухожу, – сказал Гриш Чондер.

Он остановил меня в передней, когда уходил.

– Так это тот человек, о котором вы говорили? – снова заговорил он. – Я уверен, что он никогда не расскажет вам всего того, что вам нужно. Это все пустое. Но его можно бы было заставить видеть разные вещи. Мы ведь можем это устроить под видом игры.

Я никогда ещё не видел Гриша Чондера в таком возбуждённом состоянии.

– А? Как вы думаете? Я говорю вам, он может видеть то, чего ни один человек не мог бы увидеть. Дайте мне только чернил и камфары. Он ясновидящий, и он расскажет нам много интересного.

– Он может быть всем, чем вам угодно, но я ни в каком случае не могу довериться вашим богам и дьяволам.

– Но они ведь не сделают ему ничего дурного. Он только почувствует себя немного оглушённым и отупевшим при пробуждении. Вам ведь случалось видеть юношей в состоянии гипнотического транса?

– Вот это и есть причина, почему я бы не хотел ещё раз этого увидеть. Вам лучше бы было уйти, Гриш Чондер.

Он ушёл, но не переставал твердить, спускаясь по лестнице, что я сам лишаю себя возможности заглянуть в будущее.

Но это меня совершенно не тронуло, потому что меня интересовало прошлое, а для этого мне вовсе не нужны были юноши, загипнотизированные при помощи зеркала или лужицы чернил. Но я вполне понимал Гриша Чондера и до известной степени сочувствовал ему.

– Что это за толстое чёрное животное было у вас? – сказал Чарли, когда я вернулся к нему. – Взгляните-ка сюда, я написал поэму. И знаете – как? После первого завтрака, вместо игры в домино. Можно мне прочесть её?

– Дайте я прочту её сам.

– Но вы не сможете прочесть её с должным выражением. Вы вообще читаете мои поэмы так, как будто все рифмы никуда не годятся.

– Ну, тогда прочтите её вслух.

Чарли прокричал мне свою поэму, и я нашёл её немногим хуже его бесчисленных стихотворений. Он с полной верой читал свои книги, но в то же время ему было неприятно, когда я говорил ему, что я предпочитал моего Лонгфелло, не разведённого Чарли. Тут мы начали разбирать с ним всю поэму строчка за строчкой, и на всякое моё замечание или поправку Чарли неизменно возражал:

– Да, это можно было сказать лучше, но вы же не знаете, что именно я хотел сказать.

Чарли был, по крайней мере, в этом отношении очень похож на известный тип поэтов.

Перевернув страницу, я увидел, что на ней что-то нацарапано.

– А это что такое? – спросил я.

– О, это совсем сюда не относится. Это просто чепуха; я записал её перед сном. Так как слишком трудно было подобрать рифмы, то я написал нечто вроде белых стихов.

Вот эти белые стихи Чарли:

«Мы гребли для вас при противном ветре, когда паруса были спущены.

Неужели вы никогда нас не отпустите?

Мы ели хлеб и лук, когда вы брали города, или торопливо уходили в море, когда враг гнался за вами.

Капитаны ходили взад и вперёд по палубе и пели песни в хорошую погоду, но мы были внизу.

Мы слабели и теряли силы в своих цепях, а вы не видели нашего изнеможения, потому что мы всегда раскачивались взад и вперёд.

Неужели вы никогда нас не отпустите?

От солёной воды рукоятки весел стали похожи на кожу акулы; наши колени были все изрезаны до кости и покрыты трещинами от солёной воды; наши волосы крепко прилипли к нашим лбам, наши губы растрескались до самых дёсен, а вы били нас плетьми, потому что мы не могли грести.

Неужели вы никогда нас не отпустите?

Но скоро мы отплывём прочь из порта, когда течение воды направится вдоль лопастей весел, и, хотя вы велите остальным грести вслед за нами, вы никогда не догоните нас, пока не остановите наши весла и не привяжете ветры к надутым парусам. Ого!..

Неужели вы никогда нас не отпустите?»

– Это песня, которую они, вероятно, пели на той галере… Если вы когда-нибудь напишете эту историю, вы мне выделите часть прибыли?

– Это зависит от вас. Если бы вы рассказали мне побольше подробностей о вашем первом герое, я бы скоро мог окончить весь рассказ. У вас это выходит как-то очень туманно.

– Я ведь хотел дать вам только общий план – странствование по морю без определённой цели, битва и тому подобное. Разве вы не можете дополнить сами все остальное? Ну, пусть ваш герой спасёт какую-нибудь девушку с галеры пиратов и женится на ней или что-нибудь в этом роде.

– Вы удивительно находчивый сотрудник. Но мне кажется, что до женитьбы герой испытал самые разнообразные приключения.

– Ну, хорошо, тогда сделайте его ловким негодяем, человеком низшего сорта, или каким-нибудь политиком, заключающим договоры и потом нарушающим их, или черноволосым парнем, который спрятался за мачту, когда началась битва.

– Но вы ведь говорили раньше, что он был рыжеволосый.

– Я не мог говорить этого. Его, разумеется, надо сделать черноволосым. У вас нет воображения.

Видя, что я как раз открыл главные принципы, на которых основано полувоспоминание, ошибочно называемое воображением, я почувствовал желание засмеяться, но ради рассказа поборол себя.

– Вы правы. Вот вы, действительно, человек с воображением. Так, значит, черноволосый парень на закрытой палубе корабля?

– Нет, это был открытый корабль, нечто вроде большого бота. Это было прямо изумительно.

– Но ведь ваш корабль был умышленно устроен с закрытыми деками, вы же сами так говорили, – возразил я.

– Ах, нет, не этот корабль. Этот был открытый или полуоткрытый, потому что… Клянусь Юпитером, вы правы! Вы заставили меня вспомнить о моем рыжеволосом герое. Разумеется, если герой был рыжий, то и корабль был открытый, с раскрашенными парусами.

«Ну, теперь он, наверное, вспомнит, – подумал я, – что он служил, по меньшей мере, на двух галерах – на трехпалубной греческой галере под видом черноволосого государственного раба, а потом на морском боте викингов – в виде красноволосого и краснобородого, как красный медведь, мореплавателя, который отправился в Маркленд».

Дьявол подтолкнул меня спросить.

– Но почему «разумеется», Чарли?

– Я не знаю. Вы, верно, смеётесь надо мной?

Поток фантазии был временно приостановлен.

Я взял записную книжку и сделал вид, что заношу в неё различные мысли.

– Какое это удовольствие – работать вместе с человеком, одарённым такой фантазией, как вы, – сказал я после некоторого молчания. – Поистине удивителен ваш способ характеристики корабля.

– Вы так думаете? – отвечал он, покраснев от удовольствия. – Я сам часто думаю, что во мне есть что-то большее, чем моя ма… чем люди думают.

– В вас таятся огромные скрытые силы.

– Тогда знаете ли что? Не посоветуете ли вы мне послать один набросок «Из жизни банковских клерков» в «Тит-Битс», чтобы получить одну гинею премии?

– Это не совсем то, что я хотел сказать вам, дружище, по-моему, было бы лучше немного выждать и сразу выступить с историей о галере.

– Но какая мне будет от этого выгода? А в «Тит-Битсе» напечатают мою фамилию и адрес, если я возьму приз. Чему вы ухмыляетесь? Они непременно напечатают.