Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

• Название: Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты
• Автор: Лев Толстой
• Жанр: Русская классическая проза

---

Какъ послѣ перваго духовнаго подъема, происшедшаго въ деревнѣ у тетушекъ, такъ и теперь, послѣ большой стирки при выходѣ изъ Университета, радостное и твердое душевное состояніе понемногу тускнѣло, ослабѣвало, и черезъ годъ Нехлюдовъ опять забылъ свои правила, пересталъ писать дневникъ и сталъ курить, пить, много расходовать денегъ.

Это была вторая метаморфоза, какъ говорила его мать. Не прошло и года послѣ его переѣзда въ Петербургъ, какъ съ нимъ произошла еще третья метаморфоза, и онъ сдѣлалъ 3-ій coup de tête. Метаморфоза состояла въ томъ, что онъ сдѣлался патріотомъ. Coup de tête же состоялъ въ томъ, что при объявленіи войны Турціи онъ, рѣшивъ, что его обязанность въ томъ, чтобы жертвовать собой для защиты угнетенныхъ, вышелъ изъ штатской службы и поступилъ въ военную. Онъ говорилъ, что онъ поступаетъ въ военную службу потому, что онъ не могъ бы оставаться спокойнымъ, внѣ опасности, зная, что люди, наши русскіе, идутъ на смерть за братьевъ; въ глубинѣ же души ему только хотѣлось узнать, что такое война, получить новыя впечатлѣнія, не пропустить чего нибудь, что могло случиться съ нимъ, и, главное, выказаться передъ своими высокопоставленными знакомыми, которые одобряли такіе поступки.

И онъ поступилъ въ полкъ, одѣлся въ мундиръ.

Вступая въ военную службу въ Петербургѣ, онъ, естественно, по своимъ связямъ былъ вовлеченъ поступить въ одинъ изъ самыхъ модныхъ, дорогихъ и развратныхъ гвардейскихъ полковъ.

Подъ предлогомъ того, что поступленіе его во время войны въ военную службу есть самоотверженный поступокъ, онъ прощалъ себѣ и другимъ многое изъ того, что онъ не простилъ бы себѣ прежде, – и потому паденіе его или удаленіе отъ тѣхъ цѣлей жизни, которыя онъ ставилъ себѣ, особенно въ военной богатой средѣ, въ которую онъ вступилъ, шло очень быстро.

Въ это время съ нимъ случилось то, что случается со всѣми молодыми людьми этого круга: частью для здоровья, частью изъ любопытства, частью изъ за желанія удовольствія онъ позналъ нерожающую женщину самымъ пошлымъ, грубымъ образомъ.

Онъ потерялъ въ это время совершенно сознаніе того, что хорошо и что дурно. Все дурное дѣлалось такъ роскошно, красиво, дѣлалось такъ всѣми, что дурное переставало представляться дурнымъ. Чувствовалось какое [то] радостное, веселое освобожденіе отъ всѣхъ прежде чувствуемыхъ нравственныхъ препятствiй. Всѣ дѣлали все дурное съ такой увѣренностью, съ такимъ блескомъ, дѣлали это такіе уважаемые всѣми люди, что, очевидно, нравственныя требованія, прежде стѣснявшія его, были одно недоразумѣніе. Какъ разрѣшалось это недоразумѣніе, онъ не зналъ, но твердо вѣрилъ, что оно разрѣшается какъ то. Если бы оно не разрѣшалось, не могли же бы всѣ эти уважаемые всѣми люди жить такъ.

Вотъ въ этомъ то душевномъ состояніи онъ по дорогѣ заѣхалъ къ тетушкамъ. И тутъ то съ нимъ случилось то ужасное дѣло, про которое онъ старался забыть всѣ эти девять лѣтъ и которое теперь вдругъ въ такомъ ужасномъ видѣ напомнило ему себя.

* № 53 (рук. № 19).

Нехлюдовъ нетолько считался людьми, знавшими его, порядочнымъ и благороднымъ человѣкомъ, но онъ въ дѣйствительности, несмотря на многія и многія совершенныя имъ дурныя дѣла, былъ точно хорошій и нравственный человѣкъ, стоявшій именно въ нравственномъ отношеніи неизмѣримо выше людей своего круга. Правда, что въ это время, именно вскорѣ послѣ смерти своей матери, онъ находился въ такомъ состояніи нравственнаго упадка, до котораго онъ рѣдко доходилъ, но въ глубинѣ души его не переставая жилъ тотъ нетолько порядочный человѣкъ, которымъ его считали люди, но высоконравственный человѣкъ, ставящій выше всего служеніе Богу или нравственное совершенство. Человѣкъ этотъ въ этотъ періодъ его жизни былъ заглушенъ больше, чѣмъ когда нибудь, всѣми маленькими неправдами и ошибками, которыми онъ незамѣтно унижалъ себя. Но нравственный, требовательный къ себѣ человѣкъ былъ живъ.

* № 54 (рук. № 14).

Съ этого времени въ немъ началось то недовольство людьми, высокомѣрное презрѣніе къ нимъ, въ которомъ онъ жилъ теперь. Ему нужно было имѣть высоту, съ которой бы онъ могъ презирать людей и считать себя выше ихъ. И такую высоту давала ему сначала война, военные подвиги – онъ, какъ говорили, отличился на войнѣ и получилъ солдатскаго Георгія и былъ произведенъ скоро въ Офицеры. Потомъ, послѣ войны, такую высоту давало ему петербургское высшее общество, въ которомъ онъ имѣлъ успѣхъ. Потомъ, когда въ этомъ свѣтѣ онъ пересталъ играть роль, когда все, что льстило ему, стало привычнымъ, онъ сдѣлалъ свой послѣдній coup de tête, какъ говорила мать, вышелъ въ отставку и поѣхалъ въ Италію заниматься живописью, которой занимался какъ дилетантъ и къ которой ему говорили, что онъ имѣетъ способности. Но послѣ 2-хъ лѣтъ занятій живописью217 онъ почувствовалъ, что живопись не можетъ заполнить его жизнь, онъ вернулся въ Россію и жилъ съ матерью, ничѣмъ не занимаясь, участвуя въ земствѣ и дворянскихъ выборахъ. Нѣсколько разъ онъ примѣревался жениться, но всякій разъ чувствовалъ недостатокъ того неудержимаго влеченія, которое превозмогаетъ всѣ препятствія, и оставался всѣмъ недовольнымъ, почти все и всѣхъ осуждающимъ, умнымъ, образованнымъ 32-лѣтнимъ холостякомъ. Онъ и самъ думалъ, что онъ презираетъ людей. Въ сущности же, въ глубинѣ души, онъ презиралъ себя. И недовольство людьми, которое онъ высказывалъ, было затаенное недовольство собой, котораго онъ не умѣлъ и не хотѣлъ себѣ высказать.

* № 55 (рук. № 20).

Глава 29.

Неожиданно строгій приговоръ не особенно поразилъ Маслову – во-первыхъ, потому, что послѣ семи мѣсяцевъ острога и общенія съ подслѣдственными и каторжными сама каторга уже не представлялась столь ужасной, какъ прежде; во-вторыхъ, потому, что Маслова давно уже жила только ближайшимъ будущимъ, не вспоминая того, что было прежде и не думая о томъ, что будетъ впереди, въ третьихъ же, и главное, приговоръ мало поразилъ ее потому, что она въ то время, какъ онъ былъ ей объявленъ, была очень голодна.

Теперь, какъ говорятъ, устроено въ нѣкоторыхъ судахъ такъ, что подсудимыхъ и конвойныхъ кормятъ въ судѣ, но въ то время и въ томъ судѣ этого не было, и Маслова, напившись чаю въ острогѣ въ 6 часовъ утра, почувствовала голодъ уже вскорѣ послѣ привода въ судъ; когда же во время перерыва засѣданія конвойные, сидя около нея, закусывали хлѣбомъ и крутыми яйцами, у нея ротъ наполнился слюной, такъ ей захотѣлось ѣсть, но попросить у нихъ было совѣстно. Когда же къ ней пришелъ ея защитникъ, спрашивая ее, гдѣ именно купецъ подарилъ ей перстень, ей такъ хотѣлось ѣсть, что она, не отвѣчая на вопросъ, робко попросила дать ей 20 копѣекъ, чтобы купить булку. Защитникъ поискалъ въ карманѣ, но у него не было меньше трехъ рублей, а это было много. Онъ обѣщалъ размѣнять и принести ей и, распросивъ о томъ, что считалъ нужнымъ, и занявшись дѣломъ, забылъ о ней. Тогда она обратилась съ просьбой къ прохаживавшему мимо нея съ гусиной шеей и головой на бочекъ раболѣпному въ судѣ судебному приставу; но приставъ вдругъ почему-то разсвирѣпѣлъ и, не глядя на нее, съ налившимися кровью глазами закричалъ: