Епископ Григорий (Лурье) - Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов

• Название: Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов
• Автор: Епископ Григорий (Лурье)
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-71288-5

Эта книга посвящена трем столпам русского православного аскетизма: Кириллу Белозерскому, Нилу Сорскому и Михаилу Новоселову. Они жили в разное время, но между собою очень тесно связаны. Оставшись верными святоотеческой традиции православия среди распрей и потрясений, они внутренне отреклись от мира и вступили врадикальный конфликт со своей эпохой. Против церковного официоза. Против власти. Против лжи, насилия, малодушия и слабости. Против духа мира сего.

Именно этой аскетической православной традиции нужно приписать само сохранение православия в России до наших дней. Именно такие истории и судьбы лучше всяких учебников веры дают понимание того, что такое христианство и что значит быть православным христианином.

---

Покинув монастырь, Нил и Иннокентий отправились в недавно завоеванный турками Константинополь и на Афон, который и при турках сохранил свой статус монашеской республики, установленный византийскими императорами и теперь подтвержденный турецкими султанами. Ни о какой исламизации Афона речь не шла, а духовные традиции, возрожденные исихастами в XIV веке, все еще сохранялись (упадок Афона в XVI веке – дело отдаленного будущего). По своему складу Нил, будучи в то время уже зрелым монахом, не увлекался столь любимыми мирянами (но весьма не одобряемыми монашеской аскетикой) паломничествами «по святым местам», а путешествовал строго по делу: туда, где можно научиться чемуто полезному для монашеской жизни. Мы не знаем, сколько именно лет он провел в этом паломничестве, и даже не можем быть уверены в том, что это было именно паломничество, – то есть в том, что изначально он собирался возвращаться в Россию. Во всяком случае, Нил с Иннокентием провели среди греческих монахов порядка десяти лет, чуть меньше или чуть больше. Судя по тому, что они решили возвращаться, на каком-то этапе Нил понял, что теперь сможет и у себя на родине вести такую жизнь, которой он научился на Афоне. Вернувшись, он станет основателем нового для Руси образа монашеской жизни – скитского.

Новый Иоанн Кассиан

В общем смысле слова, скитской образ жизни – это нечто среднее между общежитием и отшельничеством. Впервые эту форму монашеской жизни создали египетские монахи IV века в крайне уединенном и отдаленном месте египетской пустыни, называвшемся по-гречески Скит, а в коптском оригинале Шиэт. От ближайшего монастыря, Нитрийского (уже тоже вполне пустынного), туда нужно было идти ночь, ориентируясь по звездам; если сбиться с дороги, то выжить под дневным солнцем посреди пустыни особых шансов не было. Подлинной этимологии слова «Шиэт» не знают до сих пор, а народная монашеская этимология переводила топоним как «вес сердец», возводя этот образ к древнеегипетским и христианским легендам о взвешивании сердец на посмертном суде. Затем в истории бывали разные скиты (это имя из собственного сделалось нарицательным) с разными уставами, но общая идея всегда была одинаковой: монахи живут в труднодоступной местности каждый по одному, но при этом имеют регулярные общие богослужения и подчиняются общему уставу.

В XIV веке своеобразная форма так называемого скитского устава распространилась на Афоне, особенно среди славяноязычного монашества. Сегодня этот текст известен только по-славянски, хотя нельзя быть уверенным, что у него не существовало греческого оригинала. Не менее двух экземпляров скитского устава имелось в библиотеке Кирилла Белозерского, который оттуда многое заимствовал для устава собственного монастыря. Скорее всего, Нил видел эти тексты еще в Кириллове, но со скитским уставом в жизни он мог познакомиться только на Афоне.

В конце IV века, в 390-е годы, Скит посетил монах из западной части христианского мира, Иоанн Кассиан. Он прожил там сколько-то лет и многому научился от тамошних старцев, оставив после себя несколько книг на латыни. Еще позже, около 415 года, он воспользовался полученными знаниями, чтобы основать монастыри в Галлии, близ Марселя. Уставы этих монастырей и книги Иоанна Кассиана окажут огромное влияние и на западное монашество, и даже на византийское, так что часть его трудов переведут с латыни на греческий. Окажется, что он внимательней и подробнее всех записал то учение старцев, которое в их среде передавалось устно. Когда традиция жива, никто не хочет думать о потомках и никто не фиксирует письменно тех деталей, которым легче научиться при личном общении. Поэтому столь драгоценны свидетельства внимательных чужестранцев-гостей.

По отношению к Афону времен начала турецкого владычества Нил Сорский стал таким Иоанном Кассианом. Сам характер его сочинений, о чем мы еще поговорим, крайне близок к тому, что писал Иоанн Кассиан. Это показывает, что и цели, с которыми он собрался на Афон, были похожими. Нил видел, что типичные для Руси формы монашеской жизни, когда-то давшие ей столь многих святых подвижников, более не способны сопротивляться давлению мира сего. Если он отправлялся на Восток с надеждой вернуться, то целью его мог быть лишь поиск нового способа монашеского жития – устойчивого в той едкой агрессивной среде, в которой теперь предстояло выживать русскому монашеству.

Главный принцип этого выживания он сформулирует уже после возвращения в Заволжье в письме к своему ученику Гурию Тушину в Кирилло-Белозерский монастырь: надо руководствоваться «божественными писаниями», но при этом иметь в виду, что «писаний много, но не все они божественные» («Писаниа бо многа, но не вся божествена суть»). «Божественными писаниями» тогда называлась не только Библия, но и все боговдохновенные писания святых отцов, так что это был совет «спасаться по книгам», но при условии правильного их выбора. Совет был актуален для монаха Кирилло-Белозерского монастыря той эпохи, когда обрести там себе духовного наставника было едва ли возможно; впрочем, сам Гурий Тушин, который так и умрет монахом Кирилло-Белозерского монастыря (в 1526 году, на восьмом десятке), оставит по себе довольно много учеников и будет признан великим старцем по всей России. Любопытно, что в 1484 году он, несмотря на молодость, ненадолго (на девять месяцев) оказался в должности игумена монастыря, будучи избран старцами, изгнавшими, наконец, прежнего игумена Серапиона, разорявшего монастырские порядки особенно сильно. Справившись с должностью «кризисного менеджера», Гурий, однако, немедленно ушел в отставку.

Подобно Иоанну Кассиану, Нил Сорский в своих писаниях старался систематически резюмировать то, что особенно потребно для руководства к спасению и что может особенно пригодиться тем, кто не имеет для себя наставника.

Московский раскол

Путешествие на Восток со впадает по времени с немаловажными общецерковными событиями – отделением восточно-русской части Киевской митрополии Константинопольского патриархата в полностью оформившийся раскол. Начиная с 1467 года московские митрополиты и все, кто с ними в общении, отлучены от Церкви грамотою Константинопольского патриарха (сохранился ее перевод на славянский, опубликованный впервые в 1976 году). А в Москве, в свою очередь, официальные церковные власти запрещают всякое церковное общение и с Константинополем, и с Киевом (фактически, Новогрудком), где пребывают каноничные митрополиты Киевские и всея Руси. Положение изменится только в 1560 году, когда митрополит Московский Макарий откажется от незаконной автокефалии и примет от Константинопольского патриарха назначение его экзархом для впервые тогда канонически устроенной Московской митрополии (теперь уже отделенной от Киевской); соответствующая грамота сохранилась и в греческом оригинале, и в современном ей славянском переводе (но они были опубликованы соответственно в 1901 и 2004 году, почему и не попали в поле зрения дореволюционных историков). Эта

Московская митрополия получит законную автокефалию в 1589 году вместе с патриаршеством.

Как раз в 1470-е годы окончательно формировалась вошедшая во все учебники новейшего времени легенда о митрополите Ионе как первом автокефальном главе русской церкви, поставленном без санкции Константинополя в 1448 году – якобы в ответ на принятие Константинополем унии с католичеством (Флорентийской унии 1439 года). Нестяжатели никогда не поддерживали это переписывание истории, за что позже некоторые из них – Максим Грек и Вассиан Патрикеев – поплатились свободой и жизнью. В то же время до самых 1520-х годов, когда нестяжателей стали жестоко преследовать, у них были серьезные основания полагать, что возникший раскол может быть преодолен в близкое время. Об этом мы еще скажем, а пока – кратко о подлинных событиях, приведших к расколу.

Киевская митрополия Константинопольского патриархата в полном составе своих епархий послушно переходила в католичество вслед за Константинопольским патриархатом во время Лионской унии 1274–1283 годов, отнюдь не пытаясь отделяться или поддерживать византийских православных диссидентов. Можно было ожидать того же самого и в случае Флорентийской унии, да так оно, в сущности, и вышло. Уния, одним из главных деятелей которой был рукоположенный незадолго до нее Киевский митрополит Исидор, была беспрекословно принята в русских епархиях, находившихся на территории Великого Княжества Литовского и, возможно, Новгородской республики. Что касается Твери – в это время успешно конкурировавшей с Москвой, ослабленной династической междоусобицей, пожаром и мором, – то там унию не просто поддерживали, а деятельным образом к ней стремились. Тверской князь Борис Александрович был единственным русским князем, пославшим на Флорентийский собор своего представителя, боярина Фому. Сохранился сборник официозных тверских панегириков Борису Александровичу, в которых он представляется равным византийскому императору: вместе они организуют вселенский собор (Ферраро-Флорентийский) наподобие Константина Великого, созвавшего первый вселенский собор в Никее в 325 году. В панегирике император, Константинопольский патриарх и все 22 византийских митрополита на Флорентийском соборе произносят, каждый от себя, похвалу князю Борису Александровичу. В это же время город Тверь перестраивается в качестве Нового Иерусалима (и об этом есть отдельный панегирик в том же сборнике); некоторые созданные тогда памятники архитектуры сохранились доныне. Очевидно, Тверь готовилась принять у себя кафедру митрополита Киевского и всея Руси.