Виктор Каган - Искусство жить. Человек в зеркале психотерапии

• Название: Искусство жить. Человек в зеркале психотерапии
• Автор: Виктор Каган
• Жанр: Психология, социальное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9614-2289-4

Эта книга о психологии, которая способна помочь каждому индивидуально. Она учит человека ответственности за его собственную жизнь и выбираемые в ней пути. Об ответственности за свое счастье и несчастье. Об ответственности не перед кем-то, будь то родители, семья, общество или Бог, а перед собой самим. Об ответственности, не следующей за поступком, а предшествующей ему.

---

В викторианской Англии считалось, что приличная женщина «лежит и не шевелится». Сегодня мы вместе с М. Жванецким скорее посмеемся над таким отношением: «Ты – женщина. Ты должна: раз – лежать и два – тихо». Из прямых, как оглобля, противопоставлений мужского и женского растет множество мифов. В мифах о мужской сексуальности решающее место отводится инструментальным характеристикам: размерам полового члена, мгновенной эрекции «по заказу» и ее силе, длительности полового акта, доминированию (мужчина что-то делает с женщиной), постоянной готовности к новым и новым «подвигам». Не человек, а сексуальный робот, который может что угодно, сколько угодно, как угодно и где угодно со всем, что движется и не движется. Эта инструментальность звучит в бытовых названиях полового члена – «прибор», «инструмент», «штырь», «стержень». Мужчине даже импотенцию могут простить и посочувствовать, но сказать «не хочу» он не может – обидятся или пальцем у виска покрутят. Какое количество мужчин, недовольных размерами своего символа мощи, пускается во все тяжкие, чтобы удлинить его хоть на сантиметр, а в случае неудачи готовы едва ли не в петлю. Но вот что говорил мужчинам один из моих друзей-сексологов, принося на занятия весьма внушительных размеров искусственный половой член и парочку вибраторов: «Ни у кого из вас такого нет и никогда не будет. Ваша анатомия ничто по сравнению с этим. Совершенно непонятно, кому вы нужны с вашими скромными размерами и силенками, если женщина может иметь такое! И все-таки женщины почему-то любят вас, а не эти штуки. Знаете почему? Потому что эти штуки не умеют быть нежными». Когда в паре один или оба одержимы мифами, близость оказывается чем-то вроде работы на испытательном стенде. Мужчины часто мучаются тревожностью исполнения (так ли я делаю, достаточно ли этого, сколько продержусь?!), которая – сексопатологи не дадут соврать – сама по себе может блокировать эрекцию и приводить к дисгармонии. Разрушительную силу подобных мифов часто недооценивают. Но больше 60 % французских женщин утверждают, что все совершается подобно буре – они просто не успевают толком почувствовать, что же происходит, не говоря уже об удовлетворении. Мифов о женской сексуальности ничуть не меньше. Один из них – о всеобщей обязательности оргазма с потрясающими ощущениями и переживаниями. Когда его нет, одни женщины начинают чувствовать себя фригидными, вовсе таковыми не будучи, другие объявляют войну партнеру: «Ну?! И где мой оргазм?!» Можно заставить книжные полки руководствами по сексуальной технике, выучить наизусть Камасутру, но, если половые роли не гибче лома, толку не будет, и мы будем рваться к результату, по пути уничтожая процесс его достижения.

Последнее время термин половые роли все больше вытесняется термином гендерные роли. Гендер – это психосоциальный пол. Он не дан при рождении, а формируется под влиянием культуры с ее представлениями о том, какими должны быть мужчины и женщины. Можно представить, что Александр Пушкин и Наталья Гончарова – наши современники. Но даже при самом богатом воображении невозможно предположить, что в своей переписке они будут изъясняться на языке начала XIX в. и что их ожидания друг к другу как к мужчине и женщине будут теми же, что были больше столетия назад.

Все эти теории половых различий и гендерных ролей могут казаться страшно далекими от жизни, и примерить их к себе и своим отношениям бывает не всегда легко. Может быть, потому, что в собственной жизни мы всегда более или менее пристрастны: «Мужчина – хам, зануда, деспот, мучитель, скряга и тупица; чтоб это стало нам известно, нам просто следует жениться» (И. Губерман), «Женщина гораздо хуже разбойников. Разбойники требуют кошелек или жизнь, а женщина – и то и другое» (Вл. Вишневский). Или, как говорит анекдот: «Идут двое молодых мужчин. Видят – стоит очень красивая женщина, с чудесной фигурой… Один обращается к другому, мол, посмотри, хороша… Тот говорит, что да, даже очень, но – проводя ребром ладони по горлу – ведь кому-то она вот здесь!»

Теории подобны трафаретам – они говорят не о живом человеке, а о явлениях, закономерностях. Превращать их в прокрустово ложе для себя и других не хотелось бы. Ни одна из терий не описывает именно вас или именно меня. Но очень часто, наложив такой трафарет на собственные жизнь и переживания, мы начинаем что-то в себе и другом понимать лучше и яснее.

Возраст

Времена жизни – как времена года: весна, лето, осень, зима… от рождения и расцвета через зрелость к увяданию и концу. Говорят, что старость не радость – впадаем в детство, но оно почему-то не золотое. Посмеиваемся над этим («Успех в 5 лет – проснуться в сухой кровати. Успех в 17 лет – суметь переспать с женщиной. Успех в 25 лет – найти хорошую жену. Успех в 35 лет – карьера и семья. Успех в 45 лет – семья и карьера. Успех в 55 лет – найти хорошую жену. Успех в 65 лет – суметь переспать с женщиной. Успех в 85 лет – проснуться в сухой кровати»). Заглушаем шутками горечь и тревогу. Сначала меряем жизнь годами, потом десятилетиями. Веселимся и грустим, радуемся и отчаиваемся. Становимся мудрее, но не всегда помним об этом и думаем, что золото детства постепенно превращается в никому не нужную истертую медяшку. Не верим научным изысканиям в области продления жизни, но внимательно читаем о них. Почему-то не сразу находим себя на детских фотографиях, а найдя – недоверчиво вглядываемся: неужели это я?! Не замечаем, как пролетает время: «…До чего быстро летит время! – громогласно удивлялся Корней Иванович Чуковский. – Подхожу к даче, гляжу – на дереве, прямо на ветке, качается девочка Леночка. Я говорю: “Леночка, не качайся на ветке, она же обломится, ты ушибешься, вот рядом чудные качели, качайся на них”. Она отвечает: “Хорошо, Корней Иванович, я буду качаться на качелях”. Спустя какое-то время опять прохожу мимо и вижу – девочка Леночка снова качается на ветке. Я начинаю сердиться: “Леночка, ты же мне обещала, что будешь качаться на качелях”. А она: “Корней Иванович, я не Леночка, мою маму зовут Леночка”». Сами сочиняем сказки о возрасте и начинаем верить им больше, чем себе…

Бóльшая часть возрастной психологии связана с периодом развития, и это не удивительно. Родившись, мы умеем выразить лишь голод, боль и гнев, да и то криком, а не словами, в 9–10 месяцев произносим первые слова, а уже к трем годам строим простые фразы, наш словарный запас составляет около тысячи слов и до пяти лет увеличивается со скоростью 50 слов в месяц. В первые пять лет человек проходит примерно 50 % умственного развития, потом до окончания школы с помощью учителей, учебников, репетиторов и неустанного надзора родителей – еще 30 %, и на протяжении оставшейся жизни – остальные 20 %.

В первые пять лет без всяких специальных уроков, просто по ходу жизни, мы совершаем сложнейшие открытия, достойные Нобелевской премии, но награждаемые лишь радостью родителей (если они заметили). О Нобелевских премиях мы еще ничего не знаем, и радость эта больше всяких премий. Если ум оценивать по интенсивности, скорости развития, то любой трехлетка дает фору университетским профессорам – и еще какую фору!

Швейцарский психолог Жан Пиаже описал несколько стадий познавательного развития.

От рождения до двух лет. Примерно в 8 месяцев появляется понятие о предметах и их постоянстве: погремушка она и есть погремушка. Около 10 месяцев мы начинаем понимать причинные отношения – что одно событие вызывает другое. А в полтора года происходит гениальный прорыв к символическому мышлению: мы начинаем использовать слова как символы вещей и действий.

От двух до семи лет. Развитие символической функции позволяет делать волшебные вещи – учиться, используя слова, представления и другие символы вещей в отсутствие самих вещей. Вот этот кубик – машинка, перевернутый стул – космический корабль, песок в формочках – еда для кукол, да и сами мы в любой момент, стоит только захотеть, можем стать Красной Шапочкой, собачкой или шофером.

С точки зрения взрослых, нам еще много чего недостает, но плохо это или хорошо – большой вопрос. Причинность переживается не так, как переживают ее взрослые: для ребенка все в мире связано. Если он в сердцах подумал что-то плохое о папе или маме, с ними может это случиться. Такое мышление называют магическим: мы волшебники, хотя волшебство совершается лишь в наших представлениях – иногда радостных, иногда пугающих. Мы еще одушевляем чуть ли не все вокруг и думаем, что наши куклы скучают, когда мы не играем с ними. Если у нас на глазах перелить воду из широкого и низкого сосуда в узкий и высокий, мы уверены, что во втором воды стало больше, чем было в первом. Наконец, мышление в этом возрасте эгоцентрично: нам кажется, что все думают так же, как думаем мы, и невозможно представить себе, что у других людей могут быть иные взгляды на вещи. Взрослые то с улыбкой говорят, что мы маленькие лгунишки, то ругают за вранье, а мы не врем – мы говорим чистую правду, только правда наша не видна, не понятна взрослому уму. Они думают, что это наш недостаток. Наверное, они не совсем правы. Во второй половине ХХ в. ученые всерьез заинтересовались детским философствованием – недаром ведь в нем черпают новые идеи физики и математики. Что-то в нем, значит, есть. Но тем временем мы дорастаем до следующей стадии развития, и многое из этого волшебного мира остается в прошлом.