Оуэн Хазерли - На площади. В поисках общественных пространств постсоветского города

• Название: На площади. В поисках общественных пространств постсоветского города
• Автор: Оуэн Хазерли
• Жанр: Архитектура
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9903723-3-7

В современном урбанизме широкий простор большой площади воспринимается как нечто безвозвратно устаревшее. Ни один проектировщик, будь он из «новых урбанистов» (движение почитателей канонов XVIII столетия, финансируемое компанией Disney) или зацикленный на понятии «пьяцца» урбанист современного высокотехнологичного направления, не захочет иметь ничего общего с таким гигантским, порожденным авторитарной системой монстром. Чем же обусловлено такое отторжение – исключительно эстетическим неприятием, или здесь видна политическая подоплека? Может статься, в необъяснимой бесполезности такого пространства кроется некий тайный потенциал? А, может, эти пустые пространства на самом деле удачно подходят для общественных выступлений и волеизъявлений?

---

Весьма показательным представляется тот факт, что центром величайшей из революций последних десятилетий – восстания египетского народа, свергнувшего Хосни Мубарака, и последующих демонстраций, до сих пор постоянно заполняющих площадь, – стала каирская Мидан ат-Тахрир. Эта площадь Освобождения, большей частью построенная еще при Насере, являет собой классический пример советского планирования в стиле социалистического реализма. Более того, самое заметное, зиккуратоподобное здание правительства – Могамма – подарок Советского Союза. Именно громадный размер и незаполненность площади, а также непосредственная близость к подлинному сосредоточию власти позволили использовать ее для восстания, дали людям возможность употребить ее для собственных целей. Нельзя обойти вниманием и тот факт, что события эти стали источником устойчивого заблуждения, что любую площадь можно превратить в площадь Тах-рир, однако сравнение с менее централизованными городами наглядно демонстрирует, насколько важную роль сыграло конкретно это общественное пространство. Когда волна выступлений прошла по арабскому миру, стало вполне очевидно, насколько советский центризм, позволивший занимать главную площадь Каира столь продолжительное время, удобнее для подобных целей, чем не имеющая ни четкого плана, ни центра агломерация – к примеру, Бахрейн. И когда мы хулим пустые пространства, не стоит забывать, что такая пустота часто мозолит глаза власти и капиталу и что симуляция веселой потребительской суеты не многим лучше неподвижного монументализма режима.

Настоящий текст является частью более обширной работы, озаглавленной «Реальный урбанизм». Это подробный географический справочник по советскому и постсоветскому урбанизму, по городам, которые, в отсутствие более подходящего определения, можно обозначить как «посткоммунистические». Книга рассматривает бывший Советский Союз и примыкающую к нему с запада «буферную зону». В названии, которое кому-то покажется странным, обозначена непрерывная связь не только между странами, которые более не видят себя частью (принудительного) «социалистического лагеря», но и между когда-то общим для всех идеологическим строем и системой, сложившейся теперь. С точки зрения географии это может показаться весьма сомнительным утверждением. И пусть когда-то эти страны входили в СЭВ, сегодня связи между ними ослаблены, особенно после вступления некоторых из них в Евросоюз. Калининград или Минск не дальше от Варшавы, чем Эдинбург или Ньюкасл от Лондона, однако границы между ними совсем не прозрачны. В политическом плане, слияние этих территорий двадцать два года спустя после 1989 года едва ли кому-то покажется реалистичным, как и заявления государственных и бизнес-руководителей, что лишь «пережитки социалистической системы» тормозят их бодрый шаг в либеральное будущее. И все же есть в них что-то общее: это всепроникающее ощущение разрушенной реальности, остановившегося развития. «Развитой социализм» – понятие, введенное в обиход в конце 1970-х для описания сложившейся в Восточном блоке системы. Это был намеренно сдержанный термин, как будто противопоставлявший себя воображаемому социализму, в котором теоретически могло бы найтись место для демократических институтов и свободы слова. Он отчетливо давал понять, что с социалистической мечтой покончено, что на самом деле притязания системы на «социализм» в общепринятом понимании не стоило даже воспринимать всерьез. Система, сложившаяся после 1989 года, также насаждает «развитие», не терпящее инакомыслия; если раньше последней допустимой революцией был октябрь 1917-го, теперь последнее слово за ноябрем 1989-го.

В книге «Реальный урбанизм» я наношу на карту территорию, где пространство, называемое Марком Фишером «капиталистическим реализмом», встречается с пространствами, когда-то занимаемыми «социалистическим реализмом»; фиксирую влияния, оказанные на советские пространства двумя десятилетиями новой нормализации, а также предпринимаю попытку непредвзятого анализа этих демонизированных ландшафтов, в которых зачастую оказывается куда больше красоты и уродства, нежели принято полагать. Речь в книге идет о городах, какие они есть, а не какими нам хотелось бы их видеть. О намеренно деполитизированных пространствах, пропитанных жестоким неравенством, о строгих социальных разграничениях, гнетущей нищете и зачастую чудовищной архитектуре. Я рассматриваю один смысловой уровень за другим, неизбежно натыкаясь на пространственные и физические приметы того, что и здесь был когда-то выбор, а может статься, есть и теперь. Представленная здесь часть этой работы, «На площади», посвящена местам, где в результате успешной социалистической революции родилась советская система. Местам, которые впоследствии стали ритуальными пространствами, где режимы, называвшие себя социалистическими, демонстрировали свою мощь, где в свой черед эти, а иногда и наследовавшие им режимы были низвергнуты и где по-прежнему есть потенциал для формирования чего-то нового.

Все эти невероятные просторы, на которые с непостижимой сегодня расточительностью переведено было столько потенциально прибыльной земли, не являются капиталистическими. Но и социалистическими их назовешь не всегда. Петр Великий, если судить по Невскому проспекту и Дворцовой площади, едва ли утруждал себя рассуждениями о рыночной целесообразности, производственных отношениях или необходимости принимать в расчет интересы землевладельцев, биржевиков или хозяев предприятий. Коммунистом он, конечно, не был. Как не были коммунистическими, в исходном смысле слова, и советские режимы, также пренебрегавшие подобными тонкостями. В то же время фантастическая атмосфера этих пространств обладает очарованием, далеким от хаотичного нагромождения капиталистического ландшафта. По сути, это попытка сконструировать пространство, руководствуясь скорее нуждами людей, нежели выгодой. И какими бы бесчеловечными ни казались итоги этой попытки, они дают нам возможность хотя бы приблизительно разглядеть, как могли бы выглядеть города, если бы деньги не играли определяющей роли. Результаты иногда внушают ужас и действуют как предостережение; однако многие пространства остаются неопределенными местами, допускающими различные толкования, с которыми не вполне понятно, что делать. Как со спорными территориями. Исследование этих территорий сопровождается также подробным географическим справочником по прочим элементам развитого урбанизма, как то: проспекты, здания, исторические реконструкции, постиндустриальные изменения, линия горизонта, сеть общественного транспорта, импровизационная и мемориальная составляющие. В конечном итоге должна сложиться фрагментарная, неоднородная картина фрагментарного, неоднородного ландшафта.

Каждая из описанных здесь площадей обладает специфическими свойствами, каждая является образцом определенной вариации на тему советской площади. Первая – Александерплац – архетипичная советская площадь постсталинского времени, модернистская по стилю и совершенно монументальная по исполнению – в последние годы активно перестраивается. Оттуда мы отправимся на бывшую площадь Дзержинского в украинском Харькове. Это первая спроектированная в СССР главная площадь, что представляет отличную возможность попробовать разобраться в первоначальных замыслах и намерениях новой власти. Затем следует Дефилад в Варшаве – своего рода неудавшаяся площадь: в теории – крупнейшая площадь в ЕС, на деле – полуразвалившаяся парковка. Далее – бывшая площадь Революции в Любляне, представляющая внеблоковый социалистический урбанизм, затем следует попытка создания эдакого Gemeinschaft (сообщества) в небольшом городке Лодзь; а так же как будто застывшая в ожидании чего-то площадь посреди обширного Силезского индустриального района. Темная сторона представлена неуклонно ослабляемой и лишаемой самобытности площадью в Киеве и тем местом в Москве, что после бравых усилий по оптимизации дорожного движения ощущается как невнятный довесок магистрали. Закончим мы на Потсдамерплац, которая сменила акценты и сам принцип устройства площади и создавалась с очевидным намерением дистанцироваться от Александерплатц и ей подобных. Исследование показывает площадь во всей ее архитектурной и общественной многозначности. Все перечисленные пространства роднят размер и социалистическое происхождение, однако весьма заметные различия в структуре и не менее значимые – в истории наводят на мысль, что мы сильно поспешили махнуть на них рукой.

Поскольку осваивать эту территорию я пришел с северо-запада Европы – родины «нормальности» и того самого либерализма – настоящий текст представляет точку зрения совершенно и непоправимо стороннего наблюдателя. Я не говорю на языках, не могу прочитать даже вывеску, единственные доступные мне сведения черпаю в переводных источниках, и без посторонней помощи способен лишь купить себе выпивку и жетон на метро. И работа эта никогда не увидела бы свет без Агаты Рыжик, без ее участия, помощи с переводом, мнений и доводов. За это ей моя любовь и благодарность. Если же в тексте обнаружатся какие-либо ошибки или содержание заденет чьи-то чувства, то Агата за это не в ответе.