Михаил Осадчий - Правовой самоконтроль оратора

• Название: Правовой самоконтроль оратора
• Автор: Михаил Осадчий
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9614-2201-6

Как известно, слово – весьма опасное оружие, которое при небрежном использовании может нанести непоправимый вред не только слушателю, но и оратору. Например, может разрушить карьеру и существенно усложнить жизнь. Даже самый искусный оратор, виртуозно управляющий аудиторией, может невольно совершить преступление, если его речь будет воспринята как оскорбительная, порочащая честь и достоинство, призывающая к экстремистским действиям. А за этим может последовать судебное разбирательство и предусмотренное законом наказание, ведь незнание закона не избавляет от ответственности. Как избежать вербальных правонарушений? Лучший способ обезопасить себя – научиться говорить ярко, эмоционально, убедительно, не преступая при этом закон, как предлагает автор книги «Правовой самоконтроль оратора» Михаил Осадчий. Вместе с ним вы посетите суд, узнаете подробности нашумевшего дела журналистки против эстрадной звезды, познакомитесь с технологией проведения судебно-лингвистической экспертизы и научитесь юридически грамотно строить свою речь.

---

Этот способ – самый простой и действенный, однако он таит в себе «подводные камни». Например, в газете опубликовано:

«Я думаю, украденные им из бюджета деньги он пустил на незаконные разработки природных ресурсов нашей области».

Если бы данная фраза фигурировала в деле о защите чести и достоинства или клевете, то ответчик (подсудимый) настаивал бы на том, что данное высказывание является выражением его собственного мнения, и ссылался бы на вводное предложение «я думаю». Однако судебная экспертиза признает правоту ответчика (подсудимого) лишь частично. Дело в том, что в предложении фактически сообщено о двух событиях: (1) «он украл деньги из бюджета» и (2) «он пустил деньги на незаконные разработки природных ресурсов». Оба эти сообщения (при условии несоответствия действительности) являются порочащими, поскольку приписывают совершителю преступные деяния. Вводный элемент «я думаю» относится только к сказуемому рассматриваемого предложения – слову «пустил». Таким образом, предположения строятся только относительно второго поступка – того, на что именно были пущены деньги. Факт предварительной кражи денег заявлен во фразе как давно известный и сомнению автором не подвергается. Следовательно, первая часть информации «он украл деньги из бюджета» квалифицируется как сообщение сведений; вторая часть «он пустил деньги на незаконные разработки природных ресурсов» – как выражение мнения.

При использовании вероятностных маркеров типа «наверное», «думаю» и т. п. следует учитывать их «оборотную» сторону – значение утвердительности, проявляющееся в ироничном контексте.

Стоит также учесть, что в современном русском языке слова типа «наверное», «думаю» и т. п. могут использоваться для утверждения, а не предположения. Примеры таких случаев:

«Уж наверное, наш директор себе зарплату не задерживает и его карман, как наш, не страдает»;

«Думаю, вы-то поблажками пользуетесь…».

Для правильной оценки коммуникативной функции данных фраз важно проанализировать интонационно-стилистический и эмотивный рисунок текста: если фраза подобного типа в речи оратора имеет ироническую окраску и произносится с соответствующей интонацией, либо же она оформлена на письме соответствующими знаками (например, финальным многоточием, а в интернет-чате – так называемыми смайликами), то вероятностное значение слов «наверное», «думаю» обращается в утвердительное и может быть расценено судом как сообщение сведений.

Если мнение вербально не оформлено…

В таких случаях фраза не содержит никаких внешних показателей выражения мнения, предположения (слов-маркеров). Вместе с тем высказывание, как правило, изобилует субъективной экспрессией, т. е. является эмоциональным, оценочным. Подобная форма дает повод ответчику (ст. 152 ГК) или подсудимому (ст. 129 УК) настаивать: «Это было мое личное мнение, я так думал и чувствовал». То есть акцент делается на эмоциональном состоянии автора, а также его взглядах в момент написания (произнесения) текста (речи). Как правило, такие доводы судом не принимаются в качестве убедительных и действенных. Противоположная ситуация складывается в отношении мнения адресата речи (слушателя, читателя). Ему суд склонен доверять в большей степени, и зачастую мнение адресата становится решающим при определении коммуникативной функции текста (фразы). В этом суть прагматического параметра при идентификации мнения и сведений.[2]

На практике это выглядит следующим образом. Суд рассматривает газетную публикацию, в которой содержится фраза предположительно порочащего характера:

«И тогда, как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками, у Барина проснулись политические амбиции…».

Истец утверждает, что в данной фразе содержится сообщение о том, что он решил идти в политику ввиду своей несостоятельности в качестве управленца-промышленника. Во фразе нет каких-либо слов-маркеров, формальных признаков мнения, предположения. Вместе с тем высказывание носит выраженный субъективно-оценочный, эмоциональный характер: автор употребил слова и выражения в переносном значении и с ироничной окраской («потерпевший фиаско» вместо «потерпевший неудачу»; «проснулись политические амбиции» вместо «решил пойти в политическую сферу»).

Суд задается вопросом: «Как воспринимается данная фраза рядовым читателем – как выражение мнения автора или же «берется на веру», т. е. расценивается как сообщение сведений?» Для ответа на данный вопрос привлекается, как правило, лингвист, владеющий навыками психолингвистического анализа. Возможно также назначение комплексной психолого-лингвистической экспертизы с привлечением двух специалистов. Вывод эксперта может быть как радикально однозначным (анализируемая фраза воспринимается рядовым читателем как мнение), так и двояким с указанием большей вероятности одного из вариантов (данная фраза воспринимается рядовым читателем как выражение мнения, восприятие в качестве сообщения о фактах возможно, но маловероятно). Эксперт также может сформулировать ответ радикально двояко, не склоняясь ни к одному из возможных вариантов (данная фраза может восприниматься рядовым читателем и как выражение мнения, и как сообщение сведений). В случаях такого двоякого ответа (т. е. при равновероятности восприятия в качестве выражения мнения и сообщения сведений) фраза обычно квалифицируется как «сообщение сведений».

В случае с приведенной фразой эксперт будет руководствоваться тем, что оспариваемое высказывание содержится в публикации, которая была размещена в авторитетной региональной общественно-политической газете с большим тиражом. Автор данной статьи также известен читателям как грамотный аналитик. Кроме того, с лингвистической точки зрения текст статьи структурирован и организован. Выражая свою мысль, автор выстроил систему доводов и аргументов, что сделало текст убедительным. Таким образом, факторы, не имеющие прямого отношения к оспариваемой фразе (авторитет издания и автора, лингвистические характеристики всего текста публикации), говорят в пользу того, что высказывание «И тогда, как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками, у Барина проснулись политические амбиции…» будет воспринято рядовым читателем как сообщение сведений.

Наличие во фразе экспрессии, эмоционально-оценочных компонентов не исключает возможности того, что высказывание (или его часть) будет расценено судом как сообщение сведений.

Суд может разрешить вопрос о коммуникативной функции высказывания и без опоры на потенциальное мнение адресата – т. е. базируясь исключительно на формально-объективных показателях – форме и содержании самой фразы. Для этого эксперту-лингвисту адресуется вопрос: «Является ли фраза в полной мере оценочной и выражающей субъективное мнение автора?» Такая формулировка включает в себя исследовательский аспект особого рода: рассмотрение возможности сочетания мнения и сведений в одном высказывании, выяснение их долевого соотношения, а также информативного наполнения. Соответственно, задача эксперта в том, чтобы выяснить, какая часть смысла передана в виде мнения, а какая – в форме сведений.

Приведем фрагмент судебно-лингвистической экспертизы по фразе «И тогда, как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками, у Барина проснулись политические амбиции»:

«Фрагмент «И тогда, как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками, у Барина проснулись политические амбиции» сочетает в себе как выражение мнения, так сообщение сведений. К сведениям относится информация: «потерпев неудачу в качестве хозяйственника, Корнев ушел в политическую сферу» (исходя из контекста статьи, Барин – Виктор Корнев). Слово «хозяйственник» обозначает того, «кто управляет хозяйственной деятельностью в какой-либо области промышленности, сельского хозяйства». О том, что В. Корнев потерпел неудачу в качестве хозяйственника, прямо не сообщается. Однако в предложении употреблена вставная конструкция с союзным словом «как»: «…как это нередко бывает с потерпевшими фиаско хозяйственниками…». Союзное слово «как» в данном случае вносит сравнительное значение. Функция сравнения состоит в том, чтобы провести прямую параллель между двумя (и более) ситуациями, прояснить одну ситуацию на основе другой, указать на сходные стороны этих ситуаций. В рассматриваемом фрагменте проводится параллель между «потерпевшими фиаско хозяйственниками» и В. Корневым. Следовательно, о В. Корневе сообщается, что он потерпел неудачу в качестве управленца, производственника. К выражению авторской точки зрения относится ироничная оценка управленческой, производственной деятельности, а также желания В. Корнева идти в политическую сферу. Сведения о том, что В. Корнев является несостоявшимся хозяйственником, потерпел неудачу в управленческой, производственной деятельности, порочит его честь, достоинство и деловую репутацию».