Владислав Груздев - Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга 2. Отдельные аспекты защиты

• Название: Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга 2. Отдельные аспекты защиты
• Автор: Владислав Груздев
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7205-1218-7

Настоящей книгой автор продолжает исследование гражданско-правовой защиты, предпринятое в монографии «Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга первая: общие положения» (М.: Юстицинформ, 2012).

В данной работе освещены наиболее актуальные в теоретическом и практическом отношении вопросы рассматриваемой темы. Вместе с тем осмысливаются предложения, относящиеся к еще предстоящим этапам реформы гражданского законодательства.

Издание предназначено для студентов, магистрантов, аспирантов и преподавателей высших учебных заведений, научных и практических работников, а также всех тех, кому интересны проблемы современного гражданского права.

---

Внеэквивалентными охранительными правоотношениями являются: обязательство по возмещению убытков, обязательство натурального возмещения, обязательство по уплате процентов годовых.

1.3.1. Обязательство возмещения убытков

Возмещение имущественного ущерба достигается посредством исполнения нарушителем обязанности, существующей в рамках охранительного обязательства с внеэквивалентным (дополнительным) имущественным обременением. Основанием возникновения данного обязательства является нарушение субъективного права как юридический факт. Само же нарушенное право может быть относительным (обязательственным) или абсолютным. Сообразно этому выделяется обязательственное и внеобязательственное причинение вреда. В свою очередь, в зависимости от вида нарушенного относительного права, обязательственное причинение подразделяется на договорное и внедоговорное.

Наличие разных случаев причинения требует от законодателя непременного учета их специфики в процессе правового регулирования соответствующих общественных отношений. В то же время единство природы всех видов имущественного вреда позволяет унифицировать основные правила его возмещения.

Обязательство по возмещению убытков является денежным, а сами убытки отвечают определенным требованиям[40].

Прежде всего, убытки должны являться следствием нарушающего право деяния, т. е. находиться с последним в юридически значимой причинной связи.

В юриспруденции в зависимости от характера причинной связи между поведением нарушителя и наступившим результатом принято выделять прямые и косвенные убытки[41].

Так, О.С. Иоффе подчеркивал, что «прямые убытки находятся в юридически значимой причинной связи с неправомерным поведением, которая отсутствует при наступлении косвенных убытков»[42]. Более пространно по этому поводу высказался А.С. Комаров: «Возмещению подлежат убытки, явившиеся непосредственным и, что особенно важно, неизбежным следствием нарушения должником обязательства или причинения вреда. Такие убытки на практике часто называют прямыми в отличие от косвенных, которые в силу их известной отдаленности от фактов нарушения должником обязательства (причинения вреда) не подлежат возмещению. Под отдаленностью понимается пространственно-временная зона, находящаяся между фактом нарушения должником обязательства (причинения вреда) и косвенными убытками, заполняемая прямыми убытками. Косвенные убытки без прямых убытков не существуют. Возмещение прямых убытков, являющихся следствием установления «непосредственно-неизбежной причинной связи» с фактом нарушения обязательства (причинения вреда), включает в себя возмещение как реального ущерба, так и упущенной выгоды»[43].

Как видно, необходимость в разграничении «прямых» и «косвенных» убытков возникает только при решении вопроса об определении возмещаемых потерпевшему, т. е. юридически значимых имущественных потерь. Между тем в терминологии «косвенные убытки» на самом деле речь идет не об убытках от нарушения права, а о потерях в широком, экономическом смысле. При таком подходе «косвенные убытки», поскольку они не имеют необходимого отношения к нарушению права, вообще находятся за пределами понятия убытков в его технико-юридическом значении. Следует поэтому согласиться с В.В. Витрянским в том, что существование «двух терминов «прямые убытки» и «косвенные убытки» ничего, кроме путаницы, не принесет»[44].

Связь отрицательных последствий естественного происхождения с причинившим их деянием устанавливается исходя из характера нарушенной обязанности, а также физически осязаемого результата. А вот установление относимости к нарушению права вреда общественного свойства обставлено значительными трудностями, преодолеть которые позволяет теория адекватной причинности.

Адекватная причинная связь конструируется посредством выявления и обобщения типичных условий, которые приводят к определенному вредному результату не только в конкретном, уникальном случае, но и, в принципе, всегда. С указанных позиций вред признается находящимся с нарушением в причинной связи, если он обычен для данного нарушения. Важно определить, чьи опыт и знания должны приниматься во внимание при оценке адекватности причинения – самого действовавшего или же стороннего исследователя (судьи, эксперта, разумного или самого предусмотрительного лица и т. п.). Соответственно этому выделяются субъективная и объективная теории адекватной причинности.

Субъективная трактовка, переводящая причинность в область опытных представлений нарушителя, по существу лишает причинную связь самостоятельного значения, сводя ее к вине в психологическом понимании этого явления. Вряд ли такая трактовка пригодна для целей цивилистического исследования. В то же время объективная оценка адекватности должна основываться на знаниях разумного участника имущественного оборота, что в наибольшей степени отвечает духу гражданско-правового регулирования.

Исходя из этого, возмещению подлежит соответствующий нарушению ущерб, т. е. убытками признается только адекватный вред, сопоставимый с теми разумными имущественными потерями, которые являются типичными для данного нарушения при обычном развитии схожих обстоятельств. Говоря иначе, размер убытков должен определяться судом исходя из их разумности и типичности для той юридико-фактической ситуации, в которой оказался потерпевший. Главное, чтобы присужденная сумма, с одной стороны, поставила последнего в положение, в котором он находился бы, не будь нарушения права, а с другой стороны, не привела к неосновательному обогащению его за счет нарушителя.

В ряде правовых систем (международном частном праве, англо-американском праве, праве Франции) к убыткам предъявляется требование предвидимости, сводящее их к ущербу, который нарушившая обязательство сторона предвидела или могла разумно предвидеть при заключении договора как вероятное последствие его неисполнения[45].

Ученые, полагающие необходимым воплотить критерий предвидимости в российское законодательство, указывают, что «без этого критерия невозможно определить, где же граница тем последствиям, на которые распространяется ответственность лица, допустившего нарушение»[46]. Не случайно, например, в международном частном праве возможность предвидения должна быть установлена именно на момент заключения договора: если бы данная возможность определялась моментом нарушения, то появление после заключения договора обстоятельств, увеличивших ущерб и о которых должник узнал или должен был узнать (в том числе из уведомления кредитора), приводило бы к возложению на соответствующую сторону дополнительного риска, который она не принимала на себя при заключении договора.

Вместе с тем ни Венской конвенции, ни Принципам УНИДРУА не известно понятие вины в том его виде, в котором оно сформулировано в п. 1 ст. 401 ГК РФ[47]. Незнакома вина и англо-американскому договорному праву[48]. Кроме того, предвидимостью принципиально могут охватываться только убытки от нарушения обязательства, возникшего из сделки, в связи с чем по-прежнему сохраняется необходимость определения подхода к исчислению иных имущественных потерь. Наконец, функционально критерий предвидимости призван либо полностью заменить теорию адекватной причинной связи, либо определенным образом дополнить ее (например, во Франции предвидимость относится к непосредственным, прямым убыткам и не применяется к умышленному нарушению обязательств). «В итоге, – констатирует К.В. Нам, – есть основания утверждать о значительном сходстве в последствиях применения как одной, так и другой концепции. Но даже при таком подходе к этому вопросу возмещение убытков в немецком праве характеризуется большей абсолютностью, нежели во французском или англо-американском праве»[49].

Как видно, задача справедливого распределения неблагоприятных последствий нарушения права вполне выполнима с помощью других, более универсальных, нежели предвидимость убытков, и, главное, хорошо известных отечественному правопорядку инструментов – вины и причинной связи. Именно они призваны поставить в континентальном праве преграду на пути возмещения кредитору соответственно случайно понесенных[50] или не относящихся к нарушению потерь. Так, применительно к германскому праву А.С. Комаров замечает: «Таким образом, решающим критерием установления размера убытков, возместить которые обязан нарушивший договор контрагент, здесь выступает не то, насколько могут быть предвидены характер и объем возможного ущерба, как следствие нарушения договора, а то, находится ли возникший ущерб в причинной связи с нарушением договора»[51].

Изложенное свидетельствует о полной несостоятельности высказывавшегося предложения дополнить ГК РФ правилом о том, что должник, нарушивший договор, не должен возмещать ущерб, который он не предвидел или не должен был разумно предвидеть при заключении договора как вероятное последствие его нарушения[52].