Надежда Валенурова - Современный человек: в поисках смысла

• Название: Современный человек: в поисках смысла
• Автор: Надежда Валенурова
• Жанр: Философия
• Год: 2004
• ISBN: 5-7525-1253-0

Психологи из разных стран мира чрезвычайно много усилий потратили на то, чтобы показать, как только что родившийся ребенок становится полноценным человеком, как он социализируется. Но стать «нормальным» и «социализированным» – идеальная цель для того, кто еще не нормален и не социализирован. А как быть с тем, кто уже настолько социализирован, что страдает от своей социализированности, обычности и хочет стать индивидуумом, личностью, влиять на общество, чтобы изменить его? Как появляются таланты и гении? Как появляются те, кто производит научные, творческие, культурные, политические и экономические революции?

Монография представляет собой сборник очерков, объединенных одной проблемой – трудности существования человека в современном мире, поиски себя и смысла жизни. Какие ответы на «вечные вопросы» дают современная философия и психология? Как личности обрести себя, как выстроить взаимоотношения с обществом?

Адресовано философам, психологам, социологам, психиатрам, всем, кто интересуется проблемой души современного человека.

---

Ни предшествующая Хайдеггеру психология, ни предшествующая антропология никогда не мыслили человеческое бытие подобным образом. Они вообще абстрагировались от того, что человек временное существо, забыли о смертности. Само здоровье понималось ими чуть ли не как бессмертие, сама терапия была направлена на продление жизни. Если бы медицина не внушала нелепую мысль, что человек умирает от болезней, смерти бы не было вообще. Человек умирает от смерти. Заслонение этого факта, изгнание сознания смертности из человеческого мышления означает, что человек перестает выстаивать перед смертью, а это, в свою очередь, означает, что он перестает чувствовать остроту собственного существования, перестает каждый раз выбирать между собой и миром, перестает быть решительным, свободным, ответственным, теряет совесть и чувство вины. Такой человек без будущего, настоящего и прошлого и в самом деле подобен вещи, с которой постоянно что-то случается, с которой можно делать все что угодно.

Но каким образом дело доходит до такого превращения человека в вещь? Проще всего свалить вину за это на науку, которая вдруг, по какому-то недоразумению стала объективировать человека. Это не могло случиться «вдруг»; если дело дошло до объективации, то это нужно объяснить из самого бытия, объяснить это как одну из возможностей самого Dasein. И Хайдеггер дает такое объяснение. Во-первых, наука – далеко не универсальный феномен, она историческое порождение. Люди могут жить без всякой науки. Человек изначально погружен в мир, его бытие есть бытие в мире. «Каким образом мир дан? Первоначально, не как объект теоретического познания, но как окружающий мир… Предметы – это первично не объекты теоретического познания, но те вещи, какими я занимаюсь, с какими имею дело, – они имеют в себе отсылки к тому, для чего они служат, к их применению, к их полезности… Пространство окружающего мира отнюдь не пространство геометрическое. Оно в существенном отношении определено моментами близкого и далекого… Поэтому ему не присуща однородная структура геометрического пространства. Оно скорее обладает определенными отмеченными местами… Окружающий мир ближайшим образом дан в практическом осмотре. Возможность теоретического исследования возникает лишь после определенного изменения установки… Мы сейчас обсуждаем здесь не акты и не переживания сознания, а определенные способы бытия в мире. Мы определяем это бытие как заботливое устроение дел в мире через обхождение с вещами. Такое заботливое есть всегда и устроение меня самого. Поэтому собственный, настоящий бытийный характер Dasein – это забота» [21].

Другой важный момент состоит в том, что Dasein «определяется со-существованием других действительностей, отличающихся тем же бытийным характером… У всех нас один и тот же окружающий мир, мы в одном и том же пространстве. Пространство – для нас друг с другом, и мы тут друг для друга. Напротив того, стулья в этой комнате лишь наличествуют, они не пребывают здесь друг для друга, и хотя они все в этом пространстве, но они не обладают этим пространством здесь. Итак, бытие в мире – это совместное бытие друг с другом (Mitsein). Этим бытие друг с другом определяется даже и в том случае, если фактически тут нет никого, кроме меня» [22].

Это совместное бытие друг с другом осуществляется в общении. И вот тут-то возникает возможность для неподлинного, несобственного существования Dasein. «Говорение по большей части вовсе не проистекает из изначального знания дела. В широких масштабах речь проистекает из того, о чем знают понаслышке… Речь как вторение характеризуется тем, что сказанное затвердевает в своей общей значимости, а при том удаляется от самой сути дела… По большей части и ближайшим образом мы – это не мы сами. Скорее, мы живем изнутри того, что говорится, о чем судят да рядят, из того, как вообще смотрят на вещи, чего требуют» [23]. Эту силу повседневного, неопределенного существования, эту возможность неподлинного, неличного бытия Хайдеггер называет «Das Man» (на русский язык это условно можно перевести как «люди», артикль «Das» означает средний род, чем подчеркивается массовость и неопределенность: «Люди говорят, что…»).

Бытие Das Man характеризуется Хайдеггером как болтовня, любопытство, двусмысленность, обреченность, брошенность. «Болтовня раскрывает Dasein, понимающее бытие к его миру, к другим и к нему самому, однако так, что это бытие к чему обладает модусом беспочвенного колебания во взвешенном состоянии. Любопытство раскрывает все и вся и однако так, что внутри – бытие есть повсюду и нигде. Двусмысленность ничего не скрывает от уразумения Dasein, но только для того, чтобы удерживать бытие в мире, в этом лишенном корней “повсюду и нигде”. Обреченность Dasein означает, что Dasein как таковое имеет возможность попасть под власть Das Man как ближайшую и так или иначе, хочет того или нет, оно всегда находится под властью Das Man. Другое дело, целиком или нет. Если Dasein целиком реализует эту возможность, если оно попало под искушение Das Man, то оно существует наиболее отчужденно от себя. Искушение состоит в том, что Das Man дарует Dasein мнимое всеведение и всезнайство, ведь “так живут”, “все так думают”, “все так делают”. Das Man дарует Dasein мнимую успокоенность. А когда эта захваченность Das Man доходит до предела, у падшего Dasein возникает иллюзия универсального уразумения бытия, он начинает вычленять в этой универсальности типы и виды и даже говорит об индивидуальности и неповторимости, оно даже начинает противостоять публичности и заявлять о желании “быть самим собой”. Правда, все это не так долго, так как и такое поведение становится модой, всякая индивидуальность может быть растиражирована Das Man. В этом круговороте осуществляется падение. Именно Das Man превращает временность Dasein в “объективно исчисляемое время”. “Почему же есть часы? Потому что обыденность желает, чтобы течение дел в этом мире находилось в ее распоряжении в “сейчас”. Теперь – потом, потом, потом… – сплошной ряд дальнейших “сейчас”, которые желают находиться в распоряжении неопределенности безличного… Утро, полдень, вечер – не астрономические даты, но полученные из обихода точки ориентации, точки “сейчас”, предназначенные для озабоченного устроения определенных дел… По мере того как постепенно все более развивалось озабоченное устроение совместных дел, настоятельнее становилась потребность в определении времени и момента “сейчас” для взаимосогласованного действия… Чем больше обыденное существование расходится в совместно-озабоченном устраивании дел, тем меньше времени, тем точнее идут часы. Даже и определение времени не должно занимать лишнего времени (карманные часы)… Пользоваться часами – значит все время обращать в настоящее… Это время есть неопределенно безличное время всеоткрытости» [24]. Если еще Ньютон наивно полагал, что это «объективное время» существует в природе абсолютно, то современная теория относительности как раз вернула его к собственным истокам – в Das Man. Поскольку «объективное время» измеряется, а измерение производится в определенном месте и зависит от него, то о «всемирном времени», если мы им хотим оперировать, приходится договариваться, оно у-слов-но.

Отметим, что здесь Хайдеггер опять размышляет в прямо противоположном Ясперсу направлении. Если Ясперс начинает с критики науки и объективизма, не показывая их истоков, так, что становится непонятно, откуда эти вредные вещи вообще взялись, и заканчивает восхвалением общения как подлинного, истинно человеческого способа бытия, то Хайдеггер, наоборот, начинает с общения, так как это действительно изначальный способ бытия, и уже из него выводит науку с ее объективизмом. Так что общение никак не может быть спасением от объективизма, коль скоро сам этот объективизм происходит из общения.

Может возникнуть впечатление, что Хайдеггер категорически выступает против коммуникации, что он закоренелый субъективист и враг науки и цивилизации. К сожалению, 90 процентов пишущих о Хайдеггере спешат сделать такие выводы. И в этом необходимо разобраться, так как дальнейший ход нашей работы всецело подчинен вопросу о взаимоотношении индивида и общества. Это центральная проблема для экзистенциальной психологии.

Во-первых, Хайдеггер не выступает против коммуникации. Напротив, он говорит, что она неотъемлемая и изначальная структура бытия в мире. Во-вторых, Хайдеггер даже не оценивает коммуникацию негативно, так как, в общем-то, нелепо бороться с тем, что неизбежно есть. Все термины: болтовня, любопытство, падение и др., – по его же собственному замечанию, не носят негативного смысла. Это вещи, среди которых мы неизбежно живем, и нужно называть их своими именами. То же относится к науке и технике, коль скоро они происходят из совместной заботы. Хайдеггер вообще не критикует их, он лишь выступает за то, чтобы им не придавали абсолютного значения, как это происходит в современной цивилизации. Когда истоки науки и техники не осмыслены, то их либо бездумно критикуют, либо столь же бездумно приветствуют. И тем и другим способом человек привязывается к ним, а, согласно Хайдеггеру, задача человека состоит в том, чтобы обрести отрешенность от них. «Мы можем пользоваться техническими средствами, оставаясь при этом свободными от них, так, что мы сможем отказаться от них в любой момент. Мы можем использовать эти приспособления так, как их и нужно использовать, но при этом оставить их в покое как то, что на самом деле не имеет отношения к нашей сущности. Мы можем сказать “да” неизбежному использованию технических средств и одновременно сказать ”нет”, поскольку мы запретим им затребовать нас и таким образом извращать, сбивать с толку и опустошать нашу сущность» [25].