Мухаммад Легенгаузен - Современные вопросы исламской мысли

• Название: Современные вопросы исламской мысли
• Автор: Мухаммад Легенгаузен
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91796-002-9

Книга известного философа Мухаммада Легенгаузена представляет собой яркий образец взаимодействия западной философской и восточной религиозной традиций. Автор разбирает на фоне западной философской традиции, которой он прекрасно владеет, узловые проблемы исламской философско-религиозной мысли, вокруг которых сегодня идет полемика. Автор способствует тому, чтобы эта проблематика, часто остающаяся незатронутой в дискуссиях западных философов между собой, была полнее представлена в мировом интеллектуальном обороте. Книга будет полезна всем, кто интересуется проблемами современной философии, в том числе и ее исламской традицией, а также тем, кто участвует или заинтересован в межконфессиональном диалоге.

---

Но не только эпистемология является источником проблем, которые философия религии ставит перед теологией, практически все ветви философии коррелируют с философией религии и поднимают вопросы касательно теологической доктрины.

Одной из наиболее значительных сфер философии является метафизика, а метафизика долгое время имела тесную связь с теологией, в особенности – с исламской теософией (хикма). Мусульманские, христианские и иудейские теологи часто использовали метафизические системы, основанные на греческой мысли, с целью объяснения теологических доктрин. Многие религиозные философы стали предпочитать другие метафизические системы: в итоге, они стали заниматься попытками переформулирования религиозной доктрины таким способом, который не использовал бы язык старой метафизики. Однако иногда доктрина настолько переплетена со старой метафизикой, что их трудно разделить. Например, христианская доктрина Троицы была сформулирована в терминах метафизики субстанций, модусов, личностей и атрибутов, заимствованной как из римской, так и греческой философии. Многие современные христианские мыслители сегодня готовы признать, что традиционные доктринальные формулировки Троицы в этих терминах не были успешными. Но вместо того, чтобы отвергнуть понимание Бога как Святой Троицы, они провозгласили, что доктрину легче объяснить, не утверждая, что Бог есть три лица, но единая сущность, или же интерпретируя это утверждение в такой форме, которая была бы немыслима в прошлые века.

Роберт Каммингс Невилл, декан Бостонской теологической семинарии, полностью отрицает это утверждение и защищает Троицу как три пути или аспекта Божества, различаемые в Его отношении к творению. Бог является источником творения, Он есть также конец или телос творения, и Он есть само действие творения – согласно Невиллу. Помимо этого, в теологии Невилла немного осталось от традиционной доктрины Троицы35.

Более традиционную защиту Троицы можно найти в работе философа, преподающего в Университете Нотр Дам в Индиане, Томаса В. Морриса. Моррис использует методы, разработанные аналитическими философами для защиты версии социального тринитаризма от еретического утверждения некоторых теологов процесса, что Бог нуждается в мире. Сама теология процесса развилась как ответная реакция на метафизику сущности, вдохновленная идеей Уайтхеда и Хартшорна, что мир состоит из самостно взаимосвязанных событий36.

Другая современная метафизическая идея, оказавшая воздействие на обсуждение доктрины Троицы, это теория относительного тождества. Согласно этой теории, отношение тождества всегда определяется соотношением между ее лицами. Защитники Троицы, такие как Питер Гич и Питер ван Инваген использовали теорию относительного тождества для защиты утверждения, что хотя личности Троицы могут быть тремя различными лицами, они в то же время могут быть одним и тем же Богом37.

Другие сферы, в которых религиозные философы применяли идеи, заимствованные из современной логики и метафизики, включают обсуждение онтологического аргумента Ансельма в пользу существования Бога, множество проблем связанных с божественными атрибутами, природой божественного действия, предзнанием Бога и ответственностью человека, способом творения ex nihilo, а также проблему зла.

Этика старше эпистемологии и, как минимум, столь же древняя, как метафизика. Философские размышления о природе добра и зла, правоте и неправоте, добродетели и порока всегда пересекались с религиозной мыслью, и сегодня философы, которых занимает в первую очередь природа этической ценности и морали, ставят перед теологами важные вопросы. Все религии до определенной степени систематизируют этическую мысль, поскольку все религии производят императивы, неподчинение которым считается как с моральной, так и с религиозной точки зрения, неправильным. Должна ли моральная теория соответствовать воплощенным в религии моральным понятиям? Могут ли существовать альтруистические идеалы, выходящие за пределы моральных идеалов религии? Может ли религия давать повеления, аннулирующие моральные императивы? Может ли личность быть морально порицаемой, не нарушая при этом религиозный закон? Может ли рациональная этика накладывать ограничения на приемлемую интерпретацию религии? Как мог Бог, Который абсолютно благ, повелеть Аврааму убить собственного сына?

Последний вопрос был поставлен ребром Сёреном Кьеркегором (1813–1885) и все еще является проблемой, часто обсуждаемой среди христианских философов и богословов. Ответ Кьеркегора, конечно, состоял в том, что религия издает повеления силой, превышающей все относящееся к морали, повеления, которые с точки зрения разума представляются неверными. Философы и богословы, которые не удовлетворены таким фидеистским подходом к религиозным повелениям, должны найти способ правдоподобного примирения между разумом и этической интуицией, с одной стороны, и религиозными законами и действиями лиц, считающихся непогрешимыми, с другой.

Вопрос отношений между божественными повелениями и моральными императивами стал предметом существенных споров между современными религиозными философами во многом благодаря трудам Роберта М. Адамса38. В своих статьях о теориях морали божественных повелений Адамс стремится примирить идею о том, что действия верны или неверны, в зависимости от того, повелены или запрещены они Богом, с идеей о том, что божественные повеления не произвольны. Адамс – не ашарит, и не примет утверждения, что Бог если бы повелел творить жестокость и неверие, то пытки и предательство будут морально одобряемы. Божественные повеления, согласно Адамсу, обладают моральной силой, только потому, что Бог – совершенно благ, справедлив и милосерден, но без повелений Бога, как заключает Адамс, не будет вообще никаких моральных императивов.

К числу других недавних публикаций, в которых обсуждаются отношения между религией и моралью, относятся книга Дж. Л. Макки The Miracle of Theism (Чудо теизма)39 и многие работы Аласдера Макинтайра40. Макки как убежденный атеист утверждает, что наполнить смыслом отношения между фактом и ценностью возможно только посредством либо моральной философии Юма, либо религиозной теории. Он даже признается, что если ни одна из версий теории Юма не выдержит строгой критики, мы будем вынуждены искать религиозное объяснение способу, которым ценности представляются вытекающими из природных качеств. Макинтайр также проявляет интерес к дихотомии факт/ценность, и он открыто пытается опровергнуть подход Юма, равно как и большинства остальных современных теоретиков, к проблеме. Но Макинтайр не удовлетворяется утверждением, что факты соотнесены с ценностями божественным повелением. Вместо этого он пытается возродить одну из версий аристотелевской телеологической этики – такую, в которой совершенство понимается посредством сосредоточения на эволюции традиции и исторического нарратива, а не через биологию (как Аристотель иногда, по-видимому, предлагает). Религия в системе мышления Макинтайра становится наиважнейшей составляющей, поскольку только религия способна поддержать традиции и исторические нарративы, могущие предоставить твердую основу моральной жизни.

Никакая дискуссия о том, каким образом религиозные повествования помогают нам понять, кто мы и куда направляемся, не будет полноценной, если в ней некоторое внимание не будет уделено вопросу о религиозном языке, и это приводит нас к другой сфере, в которой философ может задавать вопросы теологу.

Философия языка была одной из сфер наибольшей активности западных философов двадцатого столетия. Немецкий математик, логик и философ Готлоб Фреге (1848–1925) был инициатором исследовательской программы по философии языка, связанной с такими проблемами, как смысл и отношение, невозможность замены соотносящихся терминов в различных «интенциональных» контекстах (например, может быть истинным, что S верит в то, что a это F, и истинно, что a=b, но при этом S не верит, что b – это F), и логический анализ различных видов семантических функций выполняемых в обычном языке указательными местоимениями, именами собственными, определенными описаниями и другими видами терминов и выражений. Программа Фреге была продолжена Расселом (1872–1970), Виттгенштейном (1889–1951), Карнапом (1891–1970), Куайном (р. 1908) и Крипке (р. 1940) – и это лишь немногие из тех, чьи идеи о логическом анализе языка спровоцировали продолжительные дискуссии. Программа логического анализа вскоре была экстраполирована и на теологические утверждения. Философы религии начали задавать вопросы о логическом анализе таких утверждений, как «Бог вечен»41 и «Бог всемогущ»42 и о способах, которыми мы могли бы успешно ссылаться на Бога43.