Александра Стрельникова - Свет мой, зеркальце, скажи…

• Название: Свет мой, зеркальце, скажи…
• Автор: Александра Стрельникова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9905742-8-1

Александра Стрельникова по профессии – журналист. Поэтому неудивительно, что в ее повестях и новеллах нередко в качестве героев выступают представители «второй древнейшей профессии», как еще называют журналистику. Автор пишет о том, что хорошо знает.

В книге «Свет мой, зеркальце, скажи…» главная героиня повествования тоже журналистка. Она относится к поколению людей, чье детство и молодость пришлись на годы советской власти, а зрелость совпала с испытаниями и реалиями сегодняшних лет. Впрочем… В данном случае, это как раз то редкое совпадение, когда автор и герой неразделимы. В смысле достоверности жизни и стопроцентного «эффекта присутствия». Автору ничего не надо было придумывать. Потому что жизнь всегда богаче любого вымысла. Даже, если книга повествует всего лишь об обычной, как бы абсолютно «камерной», женской истории.

Автор пытается осмыслить вечные вопросы человеческих взаимоотношений, вопросы профессиональной этики, карьеры, успеха. И, конечно же, любви.

«Как любить и быть любимой – нельзя выучить, вызубрить, как теорему по геометрии. Это можно постичь душой, умом и сердцем. Или не постичь. Увы». И тогда…

Или: «Мы выбираем, нас выбирают – как это часто не совпадает»… Почему?

---

Правда, случилось это уже тогда, когда большой страны не стало. И, конечно, телетайпы могли бы умолкнуть и в каком-то другом месте, где бы ни располагалась на тот момент контора местного отделения ТАСС. Но весьма символичным представляется то, что однажды они замолчали именно там, по тому адресу дома, расположенного в начале улицы Сумской. Словно, злая память того места тоже приложила к этому «свою руку», поставив окончательный и мстительный росчерк в истории существования этого заведения…

Разумеется, произошло это не сразу, не вдруг…

Часто бывая на улице Сумской, я помнится, даже специально переходила на противоположную сторону, чтобы не проходить мимо того дома. Я боялась неожиданной встречи с тем молодым человеком.

Впрочем, эта улочка совсем неширокая. Иногда я сталкивалась с корреспондентами и, мы останавливались, чтобы немного поболтать. И меня даже приглашали зайти, подняться на третий этаж… Я, естественно, кивала, обещая попроведать, но как-нибудь в другой раз… Мол, сейчас просто тороплюсь. Даже, если я никуда в действительности не торопилась. Я знала, что не смогу себя пересилить. Не смогу переступить порог этого дома. Теперь уже никогда…

Да, я встречала на Сумской почти всех, с кем работала в той конторе. Но того юношу – больше никогда. И что-то подсказывает мне, что он там тоже недолго задержался.

Главная редактор, отвечавшая за всех и всё, была мудрая женщина. И она, конечно же, не могла не помнить об остро заточенном ноже. И прекрасно понимала, что непредсказуемость чьих-то поступков – не самая приятная вещь. Зачем ей была еще и эта головная боль? Я предполагаю, что выход из той ситуации был тактично найден, возможно, элементарным сокращением штатной единицы (пусть даже и временным). Думаю, что так именно всё потом и произошло. Хотя, впрочем, может быть, я и ошибаюсь?

* * *

Что же до мужской собственнической психологии «я тебя выбрал»…

Боже мой, боже мой… Да что тот молодой человек. Такой молодой… Я встречала по жизни куда более зрелых по возрасту, и «отягощенных» образованием и научными степенями индивидов, которые рассуждали абсолютно точно так же.

«Ты мне нравишься, я тебя выбрал, чего же тебе еще?» – вполне искренне недоумевали они, неоднократно озвучивая этот вопрос, словно размноженный под копирку.

Ах, чего же хочу еще… Да самой малости, милые вы мои. Я хотела взаимности. А без нее ничего не было возможно. Во всяком случае, для меня. И разве забыли вы, что «любовь – дитя свободы»?

Вот вторая часть этого постулата («любовь – дитя свободы, законов всех она сильней») представителям мужеского пола всегда, так мне лично кажется, была ближе и понятней. Нет такого нравственного барьера, табу, которые нельзя было бы переступить в достижении своей цели.

А тогда, как же быть со свободой остальных, когда «мы выбираем, нас выбирают»? Ведь мы обитаем не в диких зарослях джунглей, а в социуме. Впрочем, многие мужеские особи, бросаясь на яркое оперение, психологически увязают в этих дремучих зарослях и не хотят их покидать. «Еще и свобода? Прекрасно!» – рассуждают они. Но, разумеется, только для них…

Возможно, поэтому многие не могут спокойно, с мужским достоинством слышать в свой адрес слово «нет»? Любой отказ, отпор – для них сродни оскорблению. И сразу в позу: ах, так!

«Меня не любишь, но люблю я. Так берегись любви моей!»

И вовсе неважно, что слова эти, ставшие расхожей цитатой, были озвучены однажды представительницей прекрасного пола в небезызвестной опере. Не в этом суть.

Лично мне очень чужда такая психологическая установка, от кого бы она не исходила – мужчины или женщины. Потому что я глубоко убеждена: нельзя осчастливить насильно. Я – за цивилизованность отношений. Поэтому, возможно, избитое выражение «от любви до ненависти – один шаг» никогда не могла принять в качестве незыблемого абсолюта.

Да, согласна: понятия-антагонисты. Да, два противоположных полюса. Да, на одном из них – любовь (порою, под большим еще вопросом). Но почему на другом – именно ненависть? Почему, допустим, не нечто нейтральное – хотя бы, бесстрастность, равнодушие, безразличие? Согласна: не всегда приятно получать «от ворот поворот». Грустно и обидно. Но такова жизнь. И никуда от этого не деться: мы выбираем, нас выбирают…

Впрочем, всё это – понятия очень тонкие, деликатные, относящиеся к сфере воспитуемости чувств. С этим невозможно родиться, этому, мне кажется, обучаются всю жизнь.

Обучаются, глядя на отношения своих родителей, друзей, знакомых, читая книги и просматривая кинофильмы. И, конечно же, на собственном опыте, начиная от первой, порою, молчаливой и безропотной школьной влюбленности. Порой – от несчастной, неразделенной любви. Но даже если она и не была взаимной (а это случается довольно часто в жизни, и это тоже надо понимать), то всё равно – прекрасно уже то, что любовь была. Это, ведь, всё равно лучше, чем прожить жизнь и никогда не испытать этого чувства. Как там у поэта:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Конечно, лучше любовь взаимная, кто будет спорить. Но всё это – из области высоких материй: даже, возможно, божьего дара, особого таланта. Всё это, повторюсь, понятия, весьма, деликатные. И непостижимо-загадочные, как тайны мирозданья…

Как любить и быть любимой – нельзя выучить, вызубрить, как теорему по геометрии. Это можно постичь душой, умом и сердцем. Или не постичь. Увы. И тогда…

«Ах, так! Ты меня еще запомнишь»! «Кто не с нами, то против нас»! «Ты об этом еще пожалеешь»! – сколько раз я слышала нечто подобное в свой адрес, не сосчитать.

Я слышала это по жизни и от ровесника-студента, и преподавателя московского университета, просто коллег по работе и коллег, занимавших начальственные должности, и прочих знакомцев-незнакомцев… За сими словами, как правило, следовала месть, если ее можно было осуществить. Иногда – мгновенная, и какая-то мелочная и жлобская. Иногда, растянутая во времени и, словно, выжидающая момента, чтобы уколоть неожиданно и побольнее из-за угла: как нож в спину, за однажды произнесенное мною слово «нет»…

…Один преподаватель факультета меня очень разозлил. Помню, он подошел к моему столику в буфете, предварительно вежливо осведомившись, не помешает ли мне. Неожиданно разоткровенничавшись, похвастался, что недавно устроился сюда на работу.

(Кажется, он преподавал политэкономию).

Слово за слово, как-то незаметно, «выцыганил» у меня телефон моего московского дядьки, у которого я остановилась в ту летнюю сессию.

Вскоре, когда он позвонил, от его вежливости и обходительности не осталось и следа: настолько бесцеремонно начал приглашать меня в гости к себе то ли домой, то ли на дачу.

Короче, я его тут же послала. Вежливо, конечно. Намекнув ученому мужу, что нехорошо злоупотреблять служебным положением в корыстных целях.

– Что вы себе такое позволяете? Как разговариваете с педагогом? – тут же гневно обрушился он на студенточку.

– А вы что такое себе позволяете? – тут же парировала я откровенному мерзавцу и хаму.

– Ничего, вот заявишься ты ко мне сдавать экзамен, я тебе еще покажу…

– А я к вам просто никогда не приду, неужели вы не понимаете? – сказала я и рассмеялась.

Меня возмутило, как он быстро сорвался на «ты». Впрочем, чему удивляться…

– К счастью, есть и другие, приличные преподаватели, – добавила я в конце нашей «замечательной» беседы и повесила трубку.

А сама невесело вздохнула. Я тогда еще училась на третьем курсе, и мне был только двадцать один год. Но я уже начинала уставать от таких вот неожиданных наскоков представителей мужеского пола. Я уже тогда начинала сознавать, что, когда подобное «количество переходит в качество» – это становится некой данностью жизни, даже помимо моей воли и желания. И что отныне, засучив рукава, мне придется постоянно отбиваться от настырных особей, которые со своим охотничьим инстинктом засели в дремучих зарослях джунглей, и в любую минуту готовы броситься на яркое оперение…

…Однажды в харьковском зоопарке я остановилась у клетки со львом, залюбовавшись этим истинным царем природы. Как же он был красив и хорош, не смотря даже на жизнь в неволе и уже немолодые годы.

Я в долгом одиночестве наблюдала за ним. Лев был спокоен и невозмутим. Только временами глаза его загорались блеском и ноздри начинали вдруг трепетать. Он смотрел куда-то прямо перед собой. Я проследила траекторию его взгляда. Там, в глубине зоосада, под присмотром родителей вокруг клумбы с цветами бегала с визгом в ярких летних одеяниях детвора дошкольного возраста. Возможно, генная память красивого и большого зверя, среагировавшего всего лишь на движущиеся объекты, выдала ему какую-то яркую картинку из жизни забытых африканских саван… Только и всего.